АНТИСЕМИТИЗМ И Я

20.01.19

Мирон Я. Амусья,

профессор физики

Антисемитизм и я

(Простые замечания на очень сложную тему)

Антисемит Антанте мил

Антанта – сборище громил.

В. Маяковский

Если бы в одно прекрасное утро мы обнаружили, что отныне все люди - одной нации, одной веры и одной расы, то ещё до обеда мы бы изобрели новые предубеждения.

Джордж Эйкен.

Палата. Ночь. Больничное оконце - Вглядишься, сразу оторопь берёт:

Евреи все: и шведы, и японцы –

Вошла Земля в последний поворот.

Игорь Хентов, «Кошмар юдофоба»

Антисемитизм в моей жизни, как и в жизни почти каждого еврея, играл, да и играет большую роль. Возникший крайне давно, как об этом свидетельствует такой крупный историк, как Бенцион Нетаньяху в своей книге «Истоки инквизиции в Испании XV века», думаю, существовавший куда ранее XV века, он, как кажется, подчиняется некоторому закону сохранения. Этот закон можно сформулировать в форме, подобной хорошо доказанному закону сохранения энергии: «Антисемитизм не создаётся, и не уничтожается, но лишь переходит из одной формы в другую».

У меня нет ни знаний, ни сил для досконального и исчерпывающе полного изучения этого вопроса, которое, как я думаю, просто невозможно, поскольку всегда у антисемитизма, явления необыкновенно глубокого и сложного, как вся политика, экономика и психология человека, вместе взятые, останутся недораскрытые черты и грани. Но есть та часть этого вопроса, которая открывалась на моих глазах, касалась меня и близких мне людей, определяла их и мою жизнь. Об этом я кое-что знаю, и хочу написать в данной заметке. Непосредственным толчком послужили статьи и интервью литератора-физика А. Гордона, публиковавшиеся в интернет - журнале «Мы здесь». В №578 в 2018г. «Украина во мгле. Евреи в тумане или при свете прожекторов?» (2680 обращений и 74 комментария), № 444 и №445 в 2014 «Весь мир насилья» (14034 обращения и 62 комментария) и № 313 «Пройдя по городу резни» (с рекордным, если не повредился счётчик, числом обращений – 54549 и 11 комментариями). В дискуссиях по поводу последних по времени двух статей я принял участия.

В этих статьях, Гордон развивает соображения о том, что евреям не следует лезть в нееврейские дела, и, напротив, следует сконцентрироваться на проблемах, касающихся своей страны, а до других нам, мол, и дела нет! В этих статьях он много говорит также об антисемитизме, особо присущем украинцам, что сделало в его глазах Киев столицей антисемитизма в СССР. Именно этим он объясняет то, что, сам киевлянин, уехав в Израиль в 1979 в возрасте 32^х лет, с тех пор в Киев не приезжал и совсем не интересуется там происходящим. Поверить в последнее трудно, если не невозможно, имея в виду, сколь чётко в упомянутых статьях и множестве авторских комментарием и дополнений к ним, проходит одна и та же мысль. А именно, как подчёркивает Гордон, прошлое евреев в Украине было трагично, и будущее им не сулит ничего хорошего, о чём уже сейчас есть ясные и убедительные предупреждения.

Я не гадалка, не берусь предсказывать будущее, особенно далёкое, хотя уверен, что глубочайшие изменения в стране не могут не отразится на жизни всех народов, её населяющих. Пока, судя по составу кандидатов в будущие руководители всех уровней, да и самих сегодняшних руководителей, признаков наступающего антисемитизма там нет. Замечу, что я не указчик евреям в деликатном вопросе, чем и где им следовало бы заняться. Думаю, однако, что те, кто раньше искал широкие арены для представления своих впечатляющих широкомасштабных инициатив, продолжат это дело, как делали раньше, пренебрегая чьими бы то ни было советами.

Своё несогласие с объявлением тех или иных народов средоточием особо злобного антисемитизма, я уже отмечал в связи с якобы антисемитскими законами, принятыми некоторое время сему назад польским сеймом, в заметке «Прощение или месть?». Обвинение всех, оптом и в розницу, народов Европы, добавляя к этому иногда и население США, сейчас очень распространено. Начиная с необдуманной формулировки «давно пора реабилитировать Гитлера», которая подразумевала, что вину за Холокост несут, помимо немцев, и другие народы Европы, как те, что были оккупированы нацистской армией, так и те, что раньше или позже вступили с нацистами в войну. Подобные обвинения всех и вся в сотрудничестве с нацистами в Холокосте, стали широкоупотребительными. Я всегда полагал, что в обозримый для меня период времени антисемитизм был всюду и везде в первую очередь орудием государственной власти, проводившей свою политику и использующей антисемитизм как инструмент в её достижении.

Исходя из этого, считал, что в СССР столицей всего, в том числе и важнейшего, государственного вида антисемитизма, была Москва, а номером 2 в этом списке шёл Ленинград. Для царской России первым городом был Петербург, а в годы ПМВ – Петроград. Доказательств этому множество. Достаточно вспомнить участие царя в Союзе русского народа, царскую любовь (и инициативу в написании(?)) «Протоколов Сионских мудрецов», а также решающую роль Сталина в инициировании антиеврейских кампаний конца 40^х - начала 50^х годов прошлого века.

Несомненно, что между внутренними импульсами, начиная от рядовой неприязни и даже ненависти к соседу, особенно относящегося к меньшинству, и до убийства, включая массовое, подобных соседей, есть дистанция огромного размера. Без руководства государства эту дистанцию пройти крайне трудно. С другой стороны, снятие тормозов власти легко приводит к грабежам, беспорядкам вовсе не обязательно, скажем, антиеврейского характера. Можно вспомнить панику и массовое бегство начальства из Москвы 16-19 октября 1941. Тогда даже частичное исчезновение аппарата власти привело к масштабным грабежам, мародёрству и бандитизму, с которыми было в основном покончено лишь с введением 19 октября осадного положения, нарушение режима которого должны были рассматривать военные трибуналы, имевшие право приговаривать к расстрелу на месте подстрекателей, шпионов, провокаторов, паникёров. Думаю, что продолжись безвластие, появись в достатке немецкие листовки, разжигающие ненависть к евреям, что было проявлением нацистского государственного антисемитизма, и дело кончилось бы погромами.

Несмотря на свою приверженность идее примата роли государств в развязывании антисемитских кампаний, несмотря на недоверие к разговорам об особой заражённости антисемитизмом одних народов (и, вероятно, не заражённости других), решил вспомнить, от кого я и мои близкие видели его проявления.

Впервые я столкнулся с антисемитской выходкой в очереди в продуктовый магазин на ул. Скороходова в Ленинграде, эдак в сентябре 1941, где стоял с мамой. Женщина, тыча в меня пальцем, сказала «Наши на фронте, а такие как он – в тылу!». Мне ещё не было и 7 лет.

Примерно к середине мая 1942, после эвакуации в марте 1942 по «Дороге жизни», мы оказались в посёлке Талды-Курган, сейчас Талдыкорган - город со сто пятидесятитысячным населением. Там живёт 65% казахов 25.5% русских. Я с тех времён могучую речку Каратал, текущую через посёлок, помню, а жителей-казахов – почти нет, за исключением одной семьи. Была там и немецкая семья. Общение с немцами было на немецком, так как тётя, как и мама были из Латвии. Казахи и немцы детей нашего с братом возраста не имели. Соседские мальчишки и парни меня не трогали (видно – маловат был), а мой покойный четырнадцатилетний двоюродный брат Абраша, не по возрасту сильный и высокий, был для них мишенью постоянных издевательств. Они его спрашивали «Абгаша, где твой папаша?», и ещё нечто подобное, закидывали камнями, несколько раз били, наваливаясь скопом. Отец его был на фронте, зенитчиком. А некоторые отцы обидчиков, внешне, во всяком случае, здоровые, «ковали победу» в тылу.

В начале лета 1943 мы перебрались в посёлок Текели, сейчас небольшой город, населённый в основном работниками свинцово-цинкового комбината, на котором работал тогда мой папа. Казахов я там не видел – только, когда они привозили из соседних деревень что-то на продажу в воскресенье, образуя рынок. Мои одноклассники, в основном, старше меня на 2-3 года, один раз меня очень жестоко побили, воткнув в голову перо (кто помнит, так называемое 86^ое). Больше меня не трогали. Наоборот, когда в начале 44^го наш класс стал взводом, и военрук назначил меня командиром, поскольку я единственный очень быстро научился обращаться с пулемётом «Максим», те, кто бил, стали даже подобострастны.

Брат по-прежнему не умел драться, но был самый высокий и сильный в классе. «Абгаша» и здесь работало регулярно. Даже постановка спектакля в школе им пригодилась, когда брата заставили играть роль эсэсовца, а маленький ростом мальчишка, по пьесе партизан, ударил его по лицу с такой силой, что кровотечение остановили лишь в больнице. «Партизан» знал, что делал, поскольку у него в перчатке оказалась свинцовая пластинка.

Не испытывали мы атак не только от казахов, но и от высланных в Текели многочисленных чеченцев. Но я видел как хулиганы, явно русские, атаковывали и нещадно били казахов, когда те возвращались с воскресного базара в свои сёла. Повод тот же – их не было на фронте. Но били вовсе не те, кто вернулись с фронта. Были нередки случаи нападений со стороны всё тех же хулиганов и на чеченцев. Их третировали тоже, как не воевавших с немцами и даже их пособников. Всего два инвалида-милиционера на большой посёлок были бессильны против шпаны. Порядок пришёл лишь осенью 45^го, когда привезли пленных японцев. Замечу, что командовал их конвоирами еврей. По его приказу появились патрули автоматчиков, и прекратились, от пары щелчков автоматных затворов, надолго безобразия, и стало не страшно ничуть.

Не помню источник, но помню с середины 1943 разговоры дома о том, что продвижение и награждение евреев в Красной Армии тормозится высшими инстанциями именно по национальному признаку. Не осталось без внимания родителей и возвращение офицерских (вместо командирских) званий в середине 1943, и появление к концу того же года нового гимна, где первые слова были «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь». Не прошёл мимо родительского внимание и знаменитый тост «за русский народ», произнесённый Сталиным на кремлёвском приёме высших военачальников 24 июня 1945: «За здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Отец, неплохо следивший за политикой, сравнил это со словами Ленина в 1922, где тот говорил об обязательном «интернационализме со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда)».

Родители в указанных словах и слухах увидели возврат к прошлому (чем это и было), которое у них не оставило хороших воспоминаний, поскольку и папина и мамина семьи столкнулись с чертой оседлости и анти-еврейскими погромами. Папа не был, тем не менее, как бы это помягче сказать, энтузиастом и советской власти – помнил, как красные, действуя по их же законам, ограбили его родителей, моих дедушку и бабушку. Поэтому дома власть иначе, чем «Финстере мелухе», не называл, и стремился из СССР уехать.

В семьях отца и матери все знали идиш и пользовались им довольно часто. Я раньше научился писать на идише для переписки с бабушкой, чем на русском. Мой двоюродный брат, как и я, был обрезан. Это служило дополнительным поводом для насмешек всё над тем же Абрашей.

Весной 1946 мы приехали в Москву, где отцу обещали направление на работу в Ленинград. И там уже вовсе не прохожий китаец, а представитель великого народа, и не единожды, напомнил ему, за кого пил, и за кого не пил Великий Учитель. Отец, а, с его помощью, и я, увидел, что тост нашёл того, кому предназначался. Мы попали в изгои по высшему повелению, открыто и грубо высказанному, поскольку «за вас же Сталин не пил», как напоминали наиболее передовые, в смысле – открытые ненавистники. После месяца в Москве мы приехали в Ленинград, где председатель Ленгорисполкома П. Попков, с 1946 по 1949 - 1^ый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), согласно упорным слухам, которым я верил тогда, как совсем нередко и сейчас, вычёркивал еврейские фамилии из списков людей, ходатайствующих о реэвакуации – праве на возвращение в Ленинград. Кстати, этот Попков стал одним из главных обвиняемых по «Ленинградскому делу», и был расстрелян в 1950.

В одной из недавних своих заметок, я писал, что принял Израиль с момента его рождения в 1948. Сейчас вспомнил, что был неточен: как своё, близкое мне событие воспринял уже принятие Объединёнными нациями плана раздела Палестины с выделением отдельной еврейской части. Помню передачу в доме моего дяди (там был радиоприёмник) тогда ещё не глушившегося «Голоса Америки», начинавшуюся словами «говорит Лейк Саксесс», где описывался драматический ход голосования 29 ноября 1947 по принятию этого плана. Для окружавших меня взрослых, а, тем самым, и меня, это был важнейший праздник. Впечатляющее описание того, как переживали это событие евреи в Палестине, недавно прочитал у А. Оза. Хорошо помню яркое событие того времени - приезд в Москву осенью 1948 посла Израиля Г. Меерсон (позднее – Меир) в Москву. Рассказы о том, сколь много евреев её встречало, как проходили посещения ею синагоги, доходили до Ленинграда.

В 1947-1948 уличный антисемитизм пошёл в быстрый рост. Газеты задавали тон своими фельетонами и статьями, а внизу подхватывала чернь. Пошли в ход и «Ташкентский фронт», и «покупка орденов на базаре», и простолюдинам совсем непонятные «безродные космополиты», и много всякой прочей мерзости. Фельетоны не только поджигали ненависть к евреям – они подтачивали еврейское самосознание изнутри. Чтобы насаждаемому настрою не поддаться, мы с приятелем Е. Гарбером, ныне покойным, довольно рано начали искать имена великих евреев в книгах, искать подтверждения эпохальных заслуг нашего народа, именно нашего, еврейского, элементом которого мы довольно рано начали считать себя. Меня всегда, кстати, поражает, как люди, из числа тех, кто был никем, никем и остался, легко выбрасывают из числа евреев то Спинозу, то Пастернака, то Маркса, то ещё кого-нибудь из знаменитых. Не к этому зовёт память об антисемитизме моего детства и молодости. Отголоском когдатошних поисков стала наша с покойным М. Перельманом статья «Гордиться ли нам великими евреями?», и несколько других на схожую тему, публиковавшиеся в 2003-2008 гг.

Дома, в ответ на обиды в адрес учителей, которые, как я считал, меня недооценивают именно по причине еврейства, всегда слышал неизменное «Хочешь получать пять, учись на шесть!». Полезной для меня стала выработанная этим привычка. У бабушки мы отмечали еврейские праздники, я помогал ей, не афишируя, делать мацу. Дома говорили на идиш, чтоб не понимали соседи. Папа регулярно ходил в Хоральную синагогу, расположенную, кстати, близко от того места, где жила его сестра с семьёй и бабушка. На Йом Кипур родители постились.

Постепенно в ходу оказалось ругательство «сионист» - слово малопонятное, но для плебса звучавшее просто мерзко. К моменту окончания мною школы в 1952, еврейский вопрос в его улично-квартирном исполнении достиг такого накала, что я вполне допускал что-то подобное судам Линча. Чтоб так просто не сгинуть, я отлил себе свинчатку, которую удобно было держать в руке. Собирался хоть кому-то разбить башку, когда меня начнут убивать. Передам свои чувства одним эпизодом. Как-то соседка-татарка, несколько старше меня, назвала меня «жидовской мордой». Я быстро зашёл в свою комнату и выскочил оттуда с большим кухонным ножом. Она, однако, поняла, чем может кончиться дело, побежала по нашему длиннющему коридору, и скрылась в конце его в кладовой, закрывшись изнутри. Просидела тихо до прихода моей мамы с работы. И я и она поняли – нож был в тот момент угрозой реального убийства. Фактически, напряжение и ожидание погрома, да и высылки евреев – у кого с ужасом, у кого с поощряемым и направляемым властью чувством «справедливости наказания», а у кого и жаждой и предвкушением наживы, кончилось лишь со смертью Сталина.

Странно сейчас читать, когда человек, с подобным накалом низких страстей возбуждённой сверху толпы незнакомый, полагает, что Киев середины шестидесятых мог хоть отдалённо походить в «еврейском вопросе» на Ленинград конца 1952 – начала 1953. В то же время, испытав происходившее тогда на себе, я понимаю, насколько это было слабее того, что испытывали мои соплеменники в городах Германии – Берлине, Франкфурте и других в период «Хрустальной ночи» и после неё. Отмечу, однако, и там и здесь вдохновляющую и направляющую роль верхов в творящихся безобразиях.

У всего есть две, если не более, стороны. Я иногда читаю воспоминания людей, которые пишут, что ощутили своё еврейство, стали гордиться им, и даже решили переехать в Израиль после Шестидневной войны. О себе этого сказать не могу. Нет, я не стал евреем под влиянием победы Израиля в 1967 – я её встретил евреем. Меня во многом им сделали антиеврейские кампании конца 40^х- самого начала 50^х годов, точнее, усилия по внутреннему противостоянию им. А ведь многие евреи и поддавались, в «деле врачей» винили самих арестованных, в клевете «ташкентского фронта» - видели проявление якобы малозаметного присутствия евреев на фронте в годы ВОВ, и т.п. Сокрушительная победа Израиля в 1967, как и позднее, в 1973, часто незаслуженно принижаемая даже самими израильтянами, были для меня прямым продолжением, только на ещё более высоком уровне, разгрома Египта в 1956, и героической эпопеи войны за независимость 1948-49 гг.

С теми или иными проявлениями антисемитизма я сталкивался и после смерти Сталина. Почти в каждом проявлении можно было проследить достаточно высоко расположенную директивную руку, или приоткрывающую кран того, что можно назвать стихийным, посконным, нутряным антисемитизмом, или просто направляющую в желаемом власти направлении обычное раздражение против иначе выглядящего, несколько иначе живущего соседа. Так, буквально ежедневными сообщениями в СМИ о мнимых преступлениях «израильской военщины, известной всему свету» десятилетиями насаждались советской властью антисемитские настроения.

Конечно, существует и странный вид антисемитизма, непосредственно от евреев оторванный. Так, наша хозяйка в колхозе, куда меня послали от ФТИ в 1958, обзывала свою козу, от недокорма дававшую мало молока «У, еврейка!», или «Проклятая еврейка» (заметьте, не жидовка, а еврейка). Евреев, вероятно, она никогда не видела, поскольку ко мне и ещё одному моему соплеменнику, в отличие от козы, относилась очень хорошо. Во время довольно длительной экспедиции по дальнему Подмосковью ничего, кроме дружелюбия и гостеприимства не видели моя жена и её покойная подруга, тоже еврейка.

Возвращаясь к тем временам, замечу, что окружали нас в основном русские, из их же числа были хулиганы. Но русскими был целый ряд тех, кто помогал, с риском для своего служебного положения, и гонимым. О нескольких таких примерах писал в заметке «Честность (Преодоление страха)». Виденное и пережитое позволяет мне отвергнуть утверждения о крайнем антисемитизме, проявляющемся в убийстве многих евреев, как о черте, якобы особо присущей тому или иному народу – будь то украинцы, литовцы, поляки или кто-то другой. Убийства евреев местными жителями в той же Литве при приближении немцев происходили потому, что уже было известно – новая власть за это не только не накажет, но похвалит и поощрит. Кишинёвский погром стал следствием прямого натравливания на евреев слухами в газете и попустительства полиции и армии. Подобные примеры легко множить.

Нередко в заключениях об особом антисемитизме тех или иных народов большую роль играют исторические экскурсы, но чаще всего такие заключения делаются на основании событий времён ВМВ2, во время которой произошёл Холокост. История для не историка, однако, дело сложное. Еврею трудно, разумеется, забыть, что именно в центре Киева стоит памятник Б. Хмельницкому, вероятно, до Гитлера, самому массовому убийце евреев. Но вот недавно вычитал, что его автор, знаменитый российский скульптор М. Микешин (см. Википедию) предполагал изобразить, как Богдан «конём сталкивает польского шляхтича, еврея–арендатора и иезуита со скалы, перед которой малоросс, червоноросс, белорус и великоросс слушают песню слепого кобзаря». Осуществиться мерзости помешал малый сбор денег по всероссийской подписке.

Массовая гибель евреев на территории СССР, входивших в её состав республик, во время ВМВ2 стала результатом нацистской оккупации и действий нацистских специальных команд. То же самое было на территории Польши, Чехословакии и других государств. Уже приближение гитлеровских войск, через листовки и беженцев извещало население о политике немцев под Гитлером по отношению к евреям. Замечу, что в 1918 этнически те же немцы оккупировали Латвию, но кормили население из полковых кухонь, и навели полный порядок, ликвидировав на время своего пребывания какие бы то ни было погромы. Помня о немцах в 1918, многие евреи не уехали из Прибалтики в 1941, что стоило им жизни. Не преуменьшая роли объективных законов развития человеческого общества, стоит признать, что без Гитлера не было бы Холокоста, а без Сталина – ГУЛАГа и чудовищных чисток 30^х годов прошлого века.

Неправильно, на мой взгляд, путать действия организованных немцами полиций, да и как будто спонтанно возникающих групп, активно и инициативно убивавших и грабивших евреев, с какой-то врождённой чертой того или иного народа. Всюду прослеживается организующая и вдохновляющая рука власти – нацистской, националистической, большевистской. Всюду, задав вопрос, кому это нужно, кому это, пусть в чудовищном и изуверском смысле слова, выгодно, находишь человека (или человекообразное), обладающее высокой, или даже высшей властью. Трудно априори совершенно отрицать эффект врождённости того или иного преступления, например, убийства по Ламброзо, но это скорее исключение, чем правило.

Для осуществления уничтожения под прикрытием государственной машины достаточно немногих участников. Стоит помнить, что цена, объявленная нацистами за помощь евреям была очень высока – вплоть до своей и близких смертной казни. И в этих условиях следует скорее удивляться, что таких спасателей оказалось столь много. Нижний предел их числа можно найти в статье Праведники народов мира о почётном звании, присваиваемом Израильским институтом катастрофы и героизма при мемориале «Яд ва-Шем». Там говорится: «Звание праведников народов мира присваивают неевреям, спасавшим евреев в годы нацистской оккупации Европы, Катастрофы (Шоа), рискуя при этом собственной жизнью». Всего таких людей 26513, из них (привожу часть стран): в Польше – 6706, Нидерландах – 5595, Франции - 3995, Украине – 2573, Чехословакии – 688, Германии – 601, Италии – 682, России – 204, Белоруссии 641, Латвии – 136, Литве – 891, Эстонии – 12. Это те, кто сознательно рисковал своей, и своих близких, жизнями. Несомненно, помощников «втихаря» и доброжелателей было много больше.

Конечно, те, кто активно спасал, составляли небольшую долю от равнодушного к трагедии большинства. Но и активно действующих убийц и погромщиков, которые ничем не рисковали, как им в момент совершения преступления казалось, а, наоборот, хорошо вознаграждались, было тоже весьма немного. Народ, как правило, в массе безмолвствует. Позволю себе спросить у активных осудителей целых народов, сейчас уж точно своим осуждением ничем не рискующих, сколько им известно «праведников СССР», которые, рискуя собственной жизнью, или жизнью близких, спасали людей из сталинских лагерей и от тогдашних расстрелов? Сколько горожан прорвалось через военные кордоны, чтобы спасать умиравших от голода крестьян? Мне ответят, что людей парализовал страх, и они по наивности верили, что уничтожаемые – настоящие враги народа, а не, в самом крайнем случае, противники Сталина и его камарильи.

А в Европе под Гитлером, что, страха или глупого доверия не было? Неужели сегодняшние «осудители» забыли, как в СССР прерывались всякие связи с семьями арестованных в сталинские времена? А вспомните, как много позже прерывали всякие связи с людьми, друзьями да и близкими, включая родственников, всё преступление которых состояло в том, что они подали заявление на выезд в Израиль. Мне скажут – боялись потерять работу, лишиться успешной карьеры. А в Европе под нацистами ставкой тоже была только работа и карьера? Не судите, и не судимы будете.

Сейчас нередко слышны голоса, будто людям и народам требуется взаимное покаяние, как основа для примирения. За меня даже покаялся перед А. Прохановым, в его газетке мною не прошенный некто по имени «рав» М. Финкель. Я не готов каяться за других евреев – ни, к примеру, за Л. Троцкого, ни за Г. Ягоду, ни за недавно обнаруженного по открывшимся архивам госбезопасности СССР Н. Турбовского, лично расстрелявшего 2100 человек. Преступен – пусть он и ответит за особо тяжкие свои преступления – бессрочно, перед судом и историей. Не готовый каяться за мифические обще-еврейские грехи, я не жду и покаяния от других народов, где некоторые люди совершали преступления под чуждой властью и её военной силой. Исключение составляют те случаи, самые кровавые, когда население, своим голосованием, раз за разом поддерживало своё преступное руководство. У человека может не быть возможности для безопасного сопротивления, но возможность не быть среди первых учеников преступного режима есть всегда. Как есть и обязанность осознать, что режим в твоей стране – преступный.

Замечу, что не готов я объяснять антисемитские проявления, вольно или невольно оправдывая их тем, что мол, евреи занимают слишком важное и влиятельное положение не в своём государстве, суют, мол, нос в чужие дела. Не хотел бы слушать поучения на тему, где следует быть еврею заметных способностей, особенно таких ярких людей, как, к примеру, В. Ратенау, министр иностранных дел Германии в 1922, убитый крайними националистами, или Б. Дизраэли с П. Шафировым, или их более современные аналоги. Это им решать.

Но интересен вопрос о том, есть ли польза от евреев, «не сидящих тихо» в своих странах, для Израиля. Ведь там они могут и затруднить жизнь «сидящих тихо» евреев, что может отразиться на отношении той или иной страны к Израилю. Рекомендации «сидеть тихо», «не лезть не в свои дела» сыплются как из рога изобилия. Однако я считаю, что «не сидящие тихо» евреи, борющиеся за демократические преобразования в своих странах, приносят огромную пользу Израилю. Его безопасность много выиграет, если вместо ошалевших от безнаказанности диктатур появятся дружественные демократические страны. Спасибо надо сказать этим евреям за их, лично совсем не безопасное, дело, а не поносить их за это.

Иерусалим

ПС. См http://club.berkovich-zametki.com/?p=44182