Генрих Голин | Засекреченный физик-ядерщик

АНАЛИТИКА 8.03.2024

К 110–й годовщине со дня рождения Якова Зельдовича.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Яков Борисович Зельдович

Жизненный путь второго нашего героя Якова Борисовича Зельдовича мог бы служить иллюстрацией типичной судьбы еврейского мальчика, которому исключительная настойчивость дала возможность стать тем, кем он стал. Удивляюсь, как Солженицын не включил его как типаж в своё исследование «Двести лет вместе». Кстати, этого не сделал и Семён Резник в замечательном контр-исследовании: «Вместе врозь?».

Я.Б.Зельдович родился в Минске 8 марта 1914 года, но четыре месяца спустя из-за начавшейся Первой мировой войны семья переехала в Петербург. Как и Ю.Б. Харитон, он тоже родился в высокообразованной еврейской семье. Его отец был юристом, а мать изучала языки в Сорбонне. Трудовая деятельность будущего учёного началась в 16-летнем возрасте в Физтехе у Иоффе в качестве рабочего, а затем лаборанта. К этому времени он закончил среднюю школу и не стал поступать в институт: было неинтересно и надо было зарабатывать на жизнь. В истории науки есть несколько уникальных случаев, когда выдающиеся учёные нигде не учились, не имели формального образования (таковыми были, например, француз Андре Ампер, англичанин Майкл Фарадей в ХIХ веке и Пьер Кюри, получивший домашнее образование). Перенося оборудование из лаборатории в лабораторию, промывая пробирки и чиня аппаратуру, «Яшка» пристаёт с вопросами к окружавшим его учёным, занимается самообразованием, его интересует физика и химия. Учёные берут покровительство над любознательным и быстро соображающим юношей, требуют от него продолжить образование. Через некоторое время они уже делятся с ним своими научными проблемами, решать которые им помогает Яша, предлагая оригинальные идеи.

Юноша сделал всё-таки попытку получить высшее образование: сперва на заочном отделении Ленинградского университета, в котором проучился всего год, а затем на физико-механическом факультете Политехнического института, деканом которого в те годы был А.Ф.Иоффе. И здесь он недоучился, хотя и признавался, что было интересно общаться с «по-настоящему интеллигентными и умными профессорами», имея в виду того же А.Ф. Иоффе и Я.И. Френкеля.

Мы уже писали, что на базе Физтеха был создан Институт химической физики, который возглавил Н.Н.Семёнов. В этом институте Харитон создал и возглавлял лабораторию горения, где проводил свои исследования и юный Я.Б. Зельдович. Здесь в свои 22 года в 1936 году он успешно защитил кандидатскую диссертацию. По этому поводу впоследствии он напишет: «Благословенные времена, когда ВАК (Высшая Аттестационная Комиссия – Г.Г.) давал разрешение на защиту учёных степеней лицам, не имеющих высшего образования».

Через 3 года, в 1939 году он защищает докторскую. Обе диссертации были посвящены физико-химической теории горения и детонации. Эту тематику он называл своей «первой любовью» и на протяжении всей жизни периодически возвращался к ней.

В августе 1941 года Институт химической физики АН СССР, где он работал, эвакуировался в Казань из окружённого немцами Ленинграда. Здесь Зельдовичу было поручено включиться в работу по созданию ракетного оружия.

Первые испытания знаменитой «Катюши» были неудачными: при запуске она взрывалась в воздухе, не долетая до цели. К удивлению конструкторов, Зельдович очень быстро нашёл причину. Он рассчитал внутреннюю баллистику снаряда, что позволило внести исправления в конструкцию «Катюши». Она «встала на ноги» и уже осенью 1941 года успешно участвовала в сражениях. Немцам так и не удалось разгадать тайну снаряда, придуманного Зельдовичем.

В 1943 году Институт переводят в Москву, и с тех пор семья Зельдовича (жена и три дочери) жила в Москве. В этом же году он начинает работать над атомным проектом в группе, возглавляемой Харитоном. Позже к этой группе присоединяются И.Е. Тамм, А.Д. Сахаров и многие другие. Координация всей работы осуществлялась И.В. Курчатовым. Основные участники проекта переезжают в Саров, где живут и работают безвыездно и в строжайшей изолированности от внешнего мира более двадцати 20 лет.

Как вспоминает Я.Б. Зельдович, всё время и вся энергия участников атомного проекта были посвящены только одному: «созданию ядерного щита Отечества. Это было само собой разумеющимся. А разве мы могли поступить иначе?». В эти годы по-прежнему Харитон и Зельдович были неразлучны. Харитон вспоминает: «Мне очень повезло в жизни: в течение примерно 25 лет я работал с фантастически интересным человеком и совершенно исключительным учёным – Яковом Борисовичем Зельдовичем. Широта его научных интересов поистинне невероятна. Я преклоняюсь перед ним – как учёный и человек».

И.В. Курчатов говорил проще: «Яшка – гений». А вот замечание упомянутого в предыдущей статье А.А. Бриша: «… Зельдович очень быстрый умом был, все задачи в уме решал. Когда мы сдавали ему экзамены и пытались решить задачу классически, он нам говорил, чтобы мы так не решали, а пытались быстро в уме решить. Да разве можно освоить то, что знал Зельдович!». Сам учёный впоследствии писал об этом периоде его жизни: «Открытие деления урана и принципиальной возможности цепной реакции урана предупределило судьбу века и мою».

Чуть позже в Сарове Зельдович и Сахаров со своми группами сосредоточили своё внимание на создание водородной бомбы. Работа этих двух групп не была соревнованием, а скорее плодотворным взаимодействием. В эти годы, по воспоминаниям очевидцов, Зельдовича можно было видеть мчавшегося на мотоцикле по секретному городу, хотя у него была «Победа» (подарок Сталина) и «Волга» (подарок советского правительства). Для него было приятно ощущать на лице порывы ветра.

В отличие от своего друга Харитона – убеждённого семьянина, Зельдович ценил женскую красоту и не пропускал случая «завести роман». Несмотря на то, что у него была семья в Москве, он вдруг влюбился в свою секретаршу. Общеизвестна его непродолжительная связь с Шурой Ширяевой – московской художницей, попавшей «за длинный язык» в Саров. Она считалась расконвоированной заключённой и расписывала в Сарове стены местного театра, а также стены и потолки в домах чекистов. Зельдович забрал её к себе в «членохранилище» – так назывались коттеджи, где жило начальство. Когда закончился срок её заключения, чекисты выдворили её на вечное поселение в Магадан, где она родила Зельдовичу дочь. От разных женщин у него было 5 детей. И всем им он помогал материально и мечтал о том, чтобы собрать их вместе. Об этом написал в своих мемуарах Сахаров.

Я пишу об этом, чтобы у читателя не возник образ Зельдовича как приторного ангела. Когда Якова Борисовича избрали академиком в 1958 году, его коллеги на «мальчишнике» вручили академическую шапочку с надписью: «Академия Наук» и… плавки с надписью: «Действительный член». Учёные умели работать, умели и веселиться. И ещё нечто весёлое в духе Зельдовича.

Обычно он надевал свой пиджак со всеми регалиями, орденами и звёздами Героя, когда должен был встретиться с «сильными мира сего», особенно, если хотел что-то выпросить у начальства. Его сотрудники называли этот пиджак «Просительным». Это обычно производило впечатление, и зачастуя Зельдович получал, что хотел. Так, он поехал в этом наряде к члену Президиума ЦК КПСС и «хозяину» Москвы Гришину за пропиской своему ученику, молодому и талантливому учёному Сергею Мишину.

В 50-е годы начался новый период творчества Я.Б. Зельдовича, связанный с физикой элементарных частиц, и параллельно с этим – астрофизикой и космологией. Изучение Большого Взрыва (Big Bang) он называет «эхом первой любви», а свои астрофизические работы считал главным достижением и вкладом в науку. С 1966 года он – профессор Московского университета, научный руководитель целого ряда молодых учёных, создатель школы физиков в области теории горения, физики элементарных частиц и астрофизики.

С одним из его учеников – Октаем Гусейновым – я дружил и однажды имел честь встретиться с Яковом Борисовичем. Это было в Баку – моём родном городе, где я прожил первые 30 лет своей жизни. Октай защитил кандидатскую, а затем докторскую диссертации по астрофизике в аспирантуре у Зельдовича. С 1980 года он – директор Шемахинской обсерватории в Азербайджане. Октай несколько раз приглашал Якова Борисовича погостить в Баку и его окрестностях. На одном из апшеронских пляжей где-то в 1967 году мы вчетвером (четвёртой была очаровательная девушка-аспирантка Зельдовича) купались, валялись на песке и беседовали на разные темы, в основном о современной физике. К этому времени Зельдович оставался невыездным (дальше Венгрии), что несомненно огорчало его, лишая возможности общаться с иностранными учёными. На меня Я.Б. произвёл сильное впечатление: я видел перед собой живого классика физики, такого простого в общении и одновременно глубокомыслящего и энциклопедически образованного человека.

Хорошо известен случай, когда уже больной Ричард Фейнман – знаменитый американский физик-теоретик, участник атомного проекта в Лос-Аламосе, автор многотомного курса «Фейнмановские Лекции по физике», изданного в СССР в 60-е годы, по которому наиболее продвинутые студенты изучали в университетах физику, дал согласие приехать в Москву, чтобы встретиться с Зельдовичем. Много лет, читая работы Зельдовича, он думал, что «Зельдович» – это вымышленный псевдоним большого коллектива авторов, пишущих на различные темы физики и химии, наподобие «Бурбаки» в истории математики. Он был в изумлении, когда узнал, что автор всех этих работ – один человек. К сожалению, им не удалось встретиться.

А вот другой выдающийся английский физик, тогда ещё молодой Стивен Хокинг появился на инвалидной коляске в сопровождении Зельдовича в конференц-зале МГУ во время 13-го Международного Конгресса по истории и философии науки в 1971 году, участником которого я был. Им было о чём поговорить: оба разрабатывали основы современной космологической теории.

Широта интересов Я.Б. Зельдовича поражала всех. Для меня – преподавателя по профессии – важно отметить ещё один аспект в многогранном творчестве учёного. Зельдович написал несколько популярных книг по физике и математике для учащихся средних школ. 19 ноября 1958 года в центральной газете «Правда» появляется статья Зельдовича и Сахарова: «Нужны естественно-математические школы», в которой авторы призывают руководителей органов образования создавать специальные школы для одарённых детей. Вся статья была пронизана заботой о воспитании нового поколения учёных и инженеров в стране. В 1984 году коллеги и ученики Харитона и Зельдовича устроили для них празднование 150-летнего юбилея: 80 лет Харитону и 70 лет Зельдовичу. Они родились оба с разницей в одну неделю и десять лет.

Я мог бы на этом поставить точку в описании жизни и творчества Зельдовича, скончавшегося в 1987 году, но это описание не будет полным.

Конечно, у каждого человека есть черты характера и поступки, которые нельзя назвать положительными. В отличие от Харитона, наш герой отличался некоторой торопливостью, вызванной честолюбивым стремлением быть первым. Яков Борисович как-то писал: «Конечный результат, физическая истина меня интересует почти независимо от того, кто её найдёт первым. Хватило бы мне сил понять её первым…» В результате, некоторые его статьи полны догадок и ошибочных выводов. Иногда он публично извинялся за них, а в спорах с коллегами в конретных вопросах не раз ошибался и проигрывал, за что расплачивался несколькими бутылками коньяка.

Сахаров на протяжении многих лет именно с Зельдовичем обсуждал научные проблемы, очень ценил его замечания. Он также зачастуя советовался с ним, как поступить в тех или иных жизненных ситуациях. Вместе с тем, в своих воспоминаниях, Сахаров отмечал у Зельдовича боязливость за своё благополучие, когда было необходимо общаться с «сильными мира всего». Он никогда не спорил с последними, не отстаивал свою точку зрения. Он искал обходные пути, зачастуя «подставляя» других своих коллег.

Сахаров вспоминает: «… Вскоре после присуждения премии (Нобелевской премии мира за 1975 год – Г.Г.) мне позвонил Яков Борисович Зельдович. Он сказал, что я должен отказаться от премии. На мой ответ, что я не собираюсь этого делать, он раздраженно заявил: «Я вам напишу». Зельдович, конечно, понимал, что мои телефонные разговоры прослушиваются. Но тем более он должен был быть уверен, что просматривается и почта. На меня телефонный звонок и тем более письмо произвели тягостное впечатление нарочитой демонстрации верноподданнических чувств».

Особенно неприятно читать о другом эпизоде, рассказанном независимо друг от друга И.С. Шкловским и А.Д. Сахаровым.

На «объекте» в Сарове под руководством Зельдовича был математический отдел, созданный и возглавляемый Меттесом Менделевичем Агрестом. Он был глубоко верующим человеком, соблюдающим все еврейские предписания. Зная это, Зельдович вызывал его на отчёты о проделанной работе именно по субботам. Сам Зельдович считал, что профессия учёного не совместима с религией, и что он таким образом «перевоспитывает» зрелого математика, инвалида Отечественной войны. Конечно, Зельдович жестоко ранил Агреста, заставляя его работать по субботам. Вскоре Агресту пришлось уехать с «объекта», после того как чекисты обнаружили, что у него оказались какие-то родственники в Израиле.

Потомки М.М. Агреста сейчас живут и работают в США, и с одним из них Михаилом Агрестом – профессором физики, живущим и работающим в Чарльстоне Южной Каролины я встречаюсь периодически уже много лет на научных конференциях Американской Ассоциации преподавателей физики (AAPT).

После того как Сахаров был отстранён от секретной работы и вступил в борьбу с КГБ за права человека в СССР, он по старой дружбе несколько раз обращался за помощью к Зельдовичу и Харитону, но они отвернулись от него, боясь за своё благополучие. У Сахарова накапливались разочарование и горечь. Привожу небольшой отрывок из статьи Леонида Баткина «Характер и масштабы политического мышления А.Д. Сахарова».

«Как-то незадолго до своей кончины Зельдович сказал Сахарову: «В прошлом было всякое, давайте забудем плохое. Жизнь продолжается». Сахаров отвечает ему: «Да, конечно». Глава, посвященная Зельдовичу в книге самого Сахарова «Воспоминания», заканчивается трогательными словами: «Я иногда ловлю себя на том, что веду с Я.Б. мысленный диалог на научные темы».

Фигура Зельдовича была противоречивой. Но у него есть некое оправдание: он жил и творил в условиях самого ужасного в истории человечества строя. Его еврейская генетика, помимо его желаний, подсказывала как бороться за своё самосохранение.

Автор: Генрих Голин

Читатель может ознакомиться подробнее с жизнью и творчеством учёных–атомщиков в книге автора: «Ядерная cага: Герои и антигерои». genrikhgolin@yahoo.com