Борис Эйфман - о танце, Петербурге и заслуженном озарении

 

Борис Эйфман - о танце, Петербурге и заслуженном озарении

"Люди называют себя верующими, демонстрируют набожность, соблюдают определенные ритуалы… И грешат, грешат, грешат - без всякого раскаяния…"

Борис Эйфман

интервью

балет

Анастасия Каменская

26.06.2022

Источник:РБК стиль

Театр балета Бориса Эйфмана празднует 45-летие. Мы поговорили с его основателем и художественным руководителем Борисом Эйфманом, чтобы узнать, почему из раза в раз он не устает обращаться к текстам Достоевского, а также каким был и стал Петербург.

Несмотря на то что лето для театрального мира - время скорее спокойное, чем бурное, будни Театра балета Бориса Эйфмана пестрят событиями - текущими и грядущими. Ведь отмечает свое 45-летие театр, что называется, делом: пока в Петербурге продолжается приуроченная к юбилею серия спектаклей, Москва готовится к премьере спектакля "Чайка. Балетная история", увидеть который можно будет в конце июля в рамках фестиваля "Черешневый лес", после того как одна столица примет премьерную эстафету у другой. А на берегах Фонтанки тем временем готовится к открытию в Шереметьевском дворце юбилейная выставка. Она расскажет, как и чем жил театр все это время, а вместе с тем уже даже одним своим названием - "Театр балета Эйфмана. Только любовь" - намекнет: неважно, идет ли речь о жизни, о жизни в искусстве или обо всем сразу, но, так или иначе, все должно быть только по любви.

- В этом году театр отмечает 45-летие. Так или иначе, но любая цифра, особенно круглая, - это повод поразмышлять о том, что было и что стало, что изменилось, что сбылось или не сбылось. Конечно, это большой разговор, но как вам кажется, к чему пришел ваш театр за эти 45 лет?

- Я предпочитаю не заниматься подведением итогов, а смотреть в будущее. Слишком много идей, замыслов и планов, чтобы предаваться ностальгии и рефлексировать на тему прошлого. Хотя, конечно, история нашего театра очень насыщенная, яркая. Мы прошли через три эпохи, я бы даже сказал - через три страны: позднесоветское время, эру перестройки, 1990-е. В каждый из периодов театр сталкивался со своими трудностями и вызовами. Нам никогда не было легко. Мы всегда находились в состоянии преодоления внешних обстоятельств. Это могло быть цензурное давление партийных чиновников и отсутствие репетиционных залов (как в эпоху СССР), безденежье и всеобщий хаос (как в первое постсоветское десятилетие). Но именно в подобных условиях, вопреки всему, нами развивалось не имеющее аналогов явление - русский психологический балетный театр. Сохраняя лучшие традиции отечественного хореографического искусства, воссоединяя танец с фундаментальными театральными законами, мы создали уникальное художественное направление. В центре его - внутренний мир человека, таинственная жизнь души, исследуемая и выражаемая с помощью древнего языка тела. Наше искусство несет современному зрителю особую эмоциональную энергию - то, что публика никогда не получит от интернета или телевизионных шоу. И люди во всем мире приходят к нам на спектакли, чтобы испытать этот незабываемый опыт, приблизиться к катарсису.

- Вы когда-нибудь представляли себе, размышляли о том, как сложилась бы ваша жизнь, если бы тогда вы приняли другое решение? Хотелось ли когда-нибудь за это время передумать, сложить с себя ответственность, сделать другой выбор?

- Решение основать свой театр не было одномоментным. Собственно, речь идет даже не о решении. Дилемма "создавать собственный коллектив или же не создавать" передо мной никогда не стояла. Как молодой начинающий художник, я нуждался в пространстве для воплощения переполнявших меня идей. Но прежде чем возглавить танцевальный ансамбль, я целых десять лет трудился, зарабатывая себе репутацию в хореографическом мире. Уже в 21 год я получил предложение от Ленинградского телевидения снять фильм-балет "Вариации на тему рококо". Потом были постановки в Академии Вагановой и Консерватории, на сценах Малого и Кировского театров. Я работал в кино, в балете на льду - и в итоге в 1977 году получил приглашение стать художественным руководителем нового коллектива при Ленконцерте. Судьба воздала мне за трудолюбие и упорство.

- А что за эти 45 лет произошло с городом, с Петербургом, который всегда был для вашего театра и для постановок не просто фоном, а смысловым контекстом?

- Когда я только приехал в Ленинград, мне повезло застать людей, еще помнивших Серебряный век, олицетворявших уходящую эпоху. Я впитывал в себя великое наследие прошлого, посещал театры, концерты, музеи. Приходил на могилы Чайковского и Достоевского, чтобы почувствовать там необыкновенную духовную ауру. Я наполнялся творческой энергетикой города и постепенно становился его частью. И до сих пор, по прошествии многих десятилетий, Петербург вдохновляет и питает меня как художника. Безусловно, внешне сегодня это во многом уже иной город, но его сокровенная суть не изменилась.

- Людям в целом и людям искусства в частности нередко свойственен страх зачерстветь. Перестать особенно остро чувствовать, перестать жить с оголенным и обнаженным нервом. Было ли когда-нибудь свойственно такое переживание вам?

- Подобный страх мне неизвестен. Я четко знаю: дар, посланный тебе свыше, требует бережного и трепетного обращения. Чтобы сохранить его, я должен достигать определенной концентрации. А она, в свою очередь, невозможна без отречения от суеты и многочисленных соблазнов, которыми наполнен окружающий мир. В противном случае ты рискуешь утратить тончайшую связь с теми высшими сферами, откуда творец черпает созидательную энергию. Есть базовые законы физики. А мы говорим о вещах метафизических. Однако принципы те же: чтобы дать своему зрителю мощный эмоциональный заряд, ты сперва должен сам его получить. Сделать это без правильного внутреннего настроя невозможно.

- Другое размышление, свойственное миру искусства, связано с утверждением о том, что художник в широком смысле слова должен быть голодным, а комфорт может быть тождественен рутине. Какое у вас мнение на этот счет? Так ли все однозначно?

- Я видел достаточно примеров того, как одаренные творцы сгорали из-за отсутствия элементарных условий для жизни и работы. Неустроенность и нищета губительны для таланта. Они медленно убивают художника, отнимают у него самое ценное - время и силы. Тот, кто утверждает обратное, наверняка сам никогда не испытывал настоящих лишений. Творец должен обладать достаточными возможностями для реализации своих замыслов. Точка. Сегодня наш театр активно поддерживают государство и спонсоры. Мы существуем в почти идеальных условиях, а не занимаемся выживанием, как раньше. И могу вас заверить: я не очерствел внутренне и не утратил жажды творчества.

- Мир вокруг нас меняется, меняется и язык. В нашу речь попадают новые слова, новые фразы. Если переносить это наблюдение на мир танца: что произошло с его языком за последние 45 лет? И как развивается он сегодня, довольны ли вы этим развитием?

- Если бы танец эволюционировал столь же стремительно, как и язык, я был бы рад. На практике выходит иначе. Многие мои коллеги продолжают считать давно устаревшие образцы хореографической абстракции вершиной балетмейстерской мысли и подлинно актуальным искусством. На деле же от такой продукции за рубежом уже все давно устали. И только у нас хореографы вместо создания собственного самобытного репертуара копируют изживший себя западный "авангард". Мы все знаем балет XIX века, танцевальное наследие прошлого столетия. А вот контуры хореографического искусства третьего тысячелетия пока остаются размытыми. В XXI веке постановщики продолжают "говорить" на пластическом языке минувшего столетия. Наш театр активно - и довольно успешно - развивает современный оригинальный балетный репертуар. Но кто еще сегодня занимается тем же?

- Давайте тогда поговорим о конкуренции. Помимо привычной - с другими театрами, коллективами, сообществом - есть в любой сфере мира искусства еще и конкуренция с самим собой. Так ли это?

- Балет не спорт, не Олимпийские игры. Принцип состязательности здесь неуместен. К тому же наша труппа занимает уникальную художественную нишу, и я не вижу вокруг конкурентов. Так что единственно актуальный для меня вид конкуренции - действительно, соревнование с самим собой. Создавая новый спектакль, я обязан добиться того, чтобы он был изобретательнее и талантливее предыдущего. Каждая последующая работа должна отличаться от сделанного тобой ранее. Никто, скажем, не ожидал, что после всех выпущенных нами хореографических психодрам мы обратимся к легкой, искрящейся музыке Штрауса и стилистике бальных танцев и поставим балет "Эффект Пигмалиона". А наш театр вновь удивил всех, создав этот трагикомедийный спектакль. И он покорил Европу и Америку.

На эту тему

«Эффект Пигмалиона» - ожидания меняют реальность

- Вы задумали новую постановку по тексту Достоевского. На этот раз по "Преступлению и наказанию". Это не второй, не третий, а четвертый раз, когда вы обращаетесь к творчеству писателя. Почему именно он?

- Произведения Достоевского ставят перед читателем вечные, "проклятые" вопросы о человеке и его внутренней природе; о попытках преодолеть заложенное в каждом из нас греховное начало и дать прорасти тем семенам добра, света, которые также от рождения есть во всех людях. Герои писателя преступают черту, нарушают закон Божий - а затем сами безжалостно казнят себя. Чем опасна сегодняшняя эпоха? Тотальным лицемерием. Люди называют себя верующими, демонстрируют набожность, соблюдают определенные ритуалы… И грешат, грешат, грешат - без всякого раскаяния. Такой вот чудовищный парадокс. Сегодня как никогда важно напомнить о том, что только десять заповедей помогут человечеству не скатиться в пропасть.

- Перечитывая знакомые с юношества книги в разные годы и периоды своей жизни, мы часто открываем в них новое. Произошло ли у вас так с "Преступлением и наказанием"?

- Если бы было иначе и мое восприятие романа осталось на школьном уровне, я бы никогда не решился ставить по нему спектакль. Принципиальный момент в том, что я не литературовед и не филолог. "Прочтение" текста я осуществляю с помощью языка танца. Он открывает для меня невероятные исследовательские возможности, позволяет выразить скрытое между строк. Я называю такой опыт открытием неизвестного в известном.

- А где и в чем вы ищете и находите новые впечатления? Столько работая и проводя столько времени в репетиционных залах, в кабинете, сформулировали ли вы для себя свой список обязательных маленьких ритуалов, которые вас радуют? Например, прогулка пешком домой и другие маленькие "штучки"?

- Ритуалы, привычки - явления из мира обыденного. Они вряд ли могут способствовать приходу вдохновения. Чтобы ощутить творческий импульс, необходимо приложить серьезные усилия. По крайней мере, у меня это именно так. Я читаю все когда-либо написанное по той или иной теме, смотрю фильмы, передачи. Пропускаю через себя колоссальное количество сведений. И уже после длительного периода накопления информации, после всех мучительных раздумий происходит озарение. Его надо спровоцировать и заслужить.

- А людям искусства вообще свойственна ритуальность?

- Я бы скорее сказал, что художники - народ суеверный. Знаю по себе. С другой стороны, помню: все мы находимся во власти Всевышнего. Поэтому стараюсь не растрачивать свою жизнь на мелкие страхи и предрассудки. Главное - неизменно следовать своему земному предназначению.