Аджубеево
Кое-что про зятьёв. Часть II
Первую часть читайте тут.
Георг фон Трапп
Торпедные аппараты… товьсь!
Моряк, и сын моряка, австрийский офицер Георг фон Трапп, был женат – правда, не на дочери, а на внучке изобретателя торпеды, английского инженера и австрийского предпринимателя Роберта Уайтхеда. Своё немалое состояние, о котором можно узнать, посмотрев замечательный фильм «Звуки музыки» (ибо фильм – именно о семействе Трапп!), он приобрёл благодаря приданному жены. Впрочем, давайте по-порядку…
Если считать, что «необходимость – мать изобретения», то торпеда явно должна оказаться «в топе» самых востребованных. Дело в том, что к середине XIX века на море, в извечной схватке «меча и щита», наметился перекос в сторону последнего: корабли научились бронировать. Особенно преуспел в этом французский адмирал Пексан. Даже тяжёлые береговые орудия не могли пробить дубовые панели, которыми обшивались придуманные им плавучие батареи: их подтаскивали поближе к береговым укреплениям, после чего бомбические пушки (между прочим, изобретения того же Пексана) методично и безнаказанно превращали крепости в груду кирпича. Кроме дерева в ход пошли сплющенные рельсы, якорные цепи и хлопковые тюки. Появились и настоящие броненосцы: вспомним, к примеру, знаменитый «Монитор» и его шумную, но безрезультатную схватку с «Виргинией» в Хэмптон-Роад. Одним словом, привычная за последние 200 лет артиллерийская дуэль «в линии» стала практически бесполезной.
Тогда же появился и «новый меч» – им стал древний, давно позабытый таран. К примеру, упомянутый бой на Хэмптон-Роад начался с того, что «Виргиния» загнала на мель, а потом таранила (и потопила) шлюп северян «Камберленд», правда, потеряв при этом таран. Выводы были сделаны немедленно: во всех флотах мира кораблям начали «прикручивать» подводный шпирон, иногда длиной несколько метров, которым предполагалось протыкать вражеские корабли. По иронии судьбы наибольшего успеха в таранной тактике добились именно австрийцы: в битве при Лиссе адмирал Тегетхофф своим броненосцем «Фердинанд Макс» таранил флагман итальянцев «Ре д’Италия», чем не только отправил его на дно, но и решил исход всего сражения.
К сожалению, адмиралы всех флотов мира не обратили внимания на мелкую, но существенную общую для обоих случаев особенность: у «Ре д’Италия» в момент тарана был разбит руль, а «Камберленд» и вовсе был обездвижен. Поэтому в эффективности тарана пришлось крепко усомниться: гораздо большую опасность он представлял для «своих», особенно в узкой гавани. Но это – не сразу. А сперва последовала захватывающая Одиссея одного из самых знаменитых кораблей в истории, перуанского монитора «Уаскар».
Ещё шла Гражданская война в США, а в Латинской Америке началась война с Испанией, в которой союзники, Перу и Чили, схватились с бывшей метрополией за обладание островами Чинча. Флот Перу тогда мало отличался от ВМС Анчурии, поэтому в Англию был срочно послан союзный чилийский офицер, капитан Сальседо, для согласования, как бы сейчас сказали, «технической спецификации» на строительство монитора, названного «Уаскар». Сальседо, как видно, был в курсе последних военно-морских веяний, и, хотя сами англичане весьма скептически относились к «туземному» опыту, тем не менее, каприз заказчика выполнили на отлично – чилийцам на голову, да и себе тоже.
С Испанией «Уаскар» практически повоевать не успел: мелкое каперство по дороге домой не в счёт. Однако и мирная его служба длилась не долго: в 1877 в Перу случилась вполне обычная для этого региона попытка государственного переворота. И так уж получилось, что монитор оказался в стане врагов законной власти, которые увели его в Чили, дабы принять на борт лидеров мятежников, и вернуться с ними в Перу. Однако на борту не было ни достаточно угля, чтобы совершить переход, ни денег, чтобы этот уголь купить! Зато были пушки, и «Уаскар» начал действовать, как обычный капер, «обирая» встречные суда – четыре корабля за каких-то пять дней. Пришлось срочно звать «полицейского».
А «полицейским» была в те времена Британия, которая поддерживала законное правительство (кроме того, все ограбленные корабли были британскими – ну, так уж получилось). Против наглой козявки был направлен новейший классический крейсер «Шах» в сопровождении ещё одного фрегата, «Аметист»: 38 орудий и 8,180 т водоизмещения против 5 пушек и 2,030 тонн. Кроме того, на «Шахе» было 2 торпедных аппарата с боезапасом в 8 торпед Уайтхеда. Вот с такой расстановки фигур и начался бой в бухте Пакоча.
За время боя «Шах» безжалостно молотил «Уаскар» всеми своими орудиями, попал не менее 50 раз, сметя мачты и всё, что только было на палубе. Результат: убитый сигнальщик, пять раненых – и всего одна пробоина в броне! Тогда, не добившись решающего результата, английский адмирал Де Хорсей приказал произвести первую в истории торпедную атаку. С этим связана неподтверждённая легенда, что английский лейтенант даже потребовал письменный приказ на применение столь «варварского оружия». Впрочем, выпущенная с расстояния около 400 ярдов торпеда в «Уаскар» всё равно в цель не попала: 11 узлов позволили ему легко увернуться от торпеды, скорость которой была всего 9 узлов. Если вообще её заметили, что тоже доподлинно неизвестно… Бой закончился безрезультатно, а продолжения истории не последовало: через 3 дня мятежники капитулировали – по совершенно другим причинам.
Тем не менее, выводы сделаны были. Англичане отозвали «Шах», заменив его уже нормальным броненосцем, а за усовершенствование торпеды Уайтхеда взялись всерьёз, причём и не только в Британии. Уже в следующем году произошло первое успешное применение торпед: русские катера отправили на дно турецкий сторожевик «Итинбах». А вот прозвище торпеды, как «самодвижущаяся мина Уайтхеда», прочно закрепилось в специальной литературе, и даже перекочевало в кинематограф.
…«Уаскар» отличился ещё не раз. Вскоре началась Вторая Тихоокеанская война, в которой Перу и Чили уже выступили, как противники. Ровно через два года, в мае 1879-го, «Уаскар» атаковал у Икике чилийскую эскадру, и тараном потопил корвет «Эсмеральда» – опять-таки, полностью потерявший ход и поэтому совершенно беспомощный. Это был практически последний случай успешного применения тарана в бою: после него военные корабли отправляли на дно исключительно или мирные пароходы, или же «братьев по оружию».
А спустя ещё четыре месяца «Уаскар» был перехвачен броненосной эскадрой противника, захвачен, отремонтирован и включён в состав чилийского флота. Поучаствовал в Гражданской войне в Чили, а в 1897 году выведен из состава флота после взрыва паровой машины. Отремонтирован ещё раз: служил, между прочим, плавучей базой подводных лодок. По счастью, он сохранился – сейчас это корабль-музей.
Зато изобретение Роберта Уайтхеда, неудачно применённое против «Уаскара», приобрело эпохальное значение – уже начиная с Русско-Японской войны 1904-1905 гг., где «самодвижущиеся мины Уайтхеда» с размахом использовались обеими сторонами. Но каким же образом его «дело» смог продолжить скромный офицер не самой «морской державы», Георг фон Трапп? Смею вас уверить, он вполне соответствовал своему гранд-тестю, которому нисколько не должно быть стыдно за мужа внучки.
Кавалер ордена Марии-Терезии, участник 19-ти боевых морских походов, корветтен-капитан Георг фон Трапп был самым прославленным подводником Австро-Венгерского флота: его суммарный счёт – 45,000 брр. тонн весьма впечатляет! Среди его побед числится даже такой мощный корабль, как броненосный крейсер «Леон Гамбетта» (12,350 тонн). (Для сравнения: самым крупным военным кораблём специальной постройки, потопленным за все годы существования российского, потом советского, и затем снова российского подводного флота, был и остаётся британский эсминец «Виктория» – примерно 1/10 водоизмещения «Гамбетты», потопленный в 1919 году п/л «Пантера».) И – не только! Подводные лодки, как правило, избегают схватки с кораблями своего класса, поэтому их почётный список побед над вражескими субмаринами достаточно короток. Однако открывает его именно Георг фон Трапп, в августе 1915 года потопивший итальянскую подлодку «Нереида». Мало того: есть сведения, что в том же 1915 году его U-5 сбила итальянский гидросамолёт, открыв тем самым и такой, невероятно короткий перечень побед. Подобных успехов не имели ни Отто Кречмер, ни даже сам непревзойдённый «подводный гроссмейстер» Арно де ла Перьер!
После войны австрийский флот превратился в нонсенс, а Трапп остался без работы. Да, наследство Уайтхеда позволило сохранить привычный уровень жизни, но в 1922 от скарлатины скончалась его жена, Агата. Повторно женившись на домашней учительнице одной из своих дочерей, Марии Кучера, и потеряв значительную часть унаследованного состояния, он стал создателем знаменитого семейного хора фон Трапп… Но это уже совсем другая история.
Ивен Монтегю
Человек, которого не было
Первая Мировая война призвала в воюющие армии специалистов в самых разных, дотоле вовсе не военных областях. Например, будущий нобелевский лауреат, немецкий химик Фриц Габер, стал создателем химического оружия: «Во время мирного времени учёный принадлежит миру, но во время войны он принадлежит своей стране». Его противником по другую сторону фронта оказался другой нобелевский лауреат, француз Виктор Гриньяр.
Учёные, инженеры, писатели, артисты, художники, философы, скульпторы и поэты – тысячи талантливейших людей, интеллектуалов, цвет европейских наций, пополнили бесконечные ряды армий. Они принесли с собой на войну знания, интеллект и профессиональный опыт. Не стал исключением и известный британский художник-портретист Соломон Джозеф Соломон. Оказалось, что война действительно сильно изменилась: одним из новых направлений военного искусства стала маскировка. Пришлось срочно учиться защищаться не только от пуль и снарядов, но и от фотоаппаратов авиаторов-наблюдателей, перископов подводников, дальномеров артиллеристов. Соломон стал теребить письмами газеты и военные структуры, и был услышан! Ему присвоили офицерское звание и предоставили возможность заниматься тем, чем он профессионально умел: прятаться в фон и обманывать перспективу.
Если мы взглянем на крупные боевые корабли времён той Великой Войны, нашему удивлению не будет предела: борта крейсеров и линкоров выглядят так, словно их разрисовывали Пикассо, Брак и Матисс – сплошные ломанные линии, разноцветные фигуры, иллюзии теней и рваных поверхностей. И это не чья-то дурацкая прихоть, а доказавший свою эффективность способ обмануть перископы германских субмарин.
На суше же первым заданием Соломона стала маскировка командных пунктов на фронте во Фландрии. Затем, в марте 1916 года, он был отозван с континента, поскольку британское командование готовило немцам сюрприз – танки, и их «деформирующая окраска» являлась одним их важных элементов камуфляжа. В том же году Соломон основал «школу камуфляжа», а по итогам своей военной деятельности издал книгу «Стратегический камуфляж», где описал различные способы того, как следует морочить голову врагу.
Теперь о зяте. Дочь Соломона, Ирис, вышла замуж за барона Ивена Монтегю, морского офицера и аристократа. Казалось бы, ничего общего со знаменитыми портретами тестя; как же он мог продолжить его дело, не говоря уже о том, чтобы его на этом поприще ещё и превзойти? Ошибаетесь – мог: по части того, как «морочить голову немцам»…
Ноябрь 1942-го, почти экватор Второй Мировой, стал месяцем решающего перелома: поражение под Эль-Аламейном лишило Гитлера последних надежд на Ближневосточную нефть; операция «Торч»: американцы не только в Старом Свете, да ещё и в тылу войск Роммеля; и, наконец, звонким аккордом, окружение Паулюса (22 дивизии) под Сталинградом. Как заметил тогда Черчилль:
«Это ещё не конец. Это даже не начало конца. Но вероятно — это конец начала».
Возникал естественный вопрос – что делать дальше? Высадка в Европе. Но где? Для Франции сил пока что маловато. Зато имеется богатый выбор на Средиземноморье: Сардиния, Сицилия, Греция. Стратегически самый выгодный маршрут лежит через Сицилию, но он же и самый очевидный – уж там-то нас точно ждут! Как можно выманить оттуда хотя бы самые боеспособные, немецкие войска, заставить перебросить их куда-нибудь подальше от места высадки?
Соломон свои объекты прятал; Монтегю же, напротив, «подсказывал» противнику, где они находятся! В годы войны в Британии существовал узкий межведомственный комитет, который занимался вопросами сохранения тайны готовящихся операций, где служил Монтегю. Вот там и родилась довольно шальная идея – подбросить немцам трудно проверяемую (но всё-таки обязательно проверяемую!) информацию о подготовке высадки, основной и вспомогательной, в двух других местах, нежели в Сицилии. Так появился на свет, чтобы сразу «умереть», майор морской пехоты Уильям Мартин.
После перебора многих вариантов было решено «достать мертвое тело, одеть его в форму штабного офицера и снабдить важными документами», из тщательного анализа которых будет следовать, что высадка в Сицилии да, готовится – но как ложная, отвлекающая операция. Среди документов находилась пара «частных писем», в том числе от лорда Маунтбэттена адмиралу Каннингхэму, в которых содержались намёки на Сардинию и Грецию. Делалась и поправка на немецкий склад ума, тщеславие, стиль работы «Абвера», и также на то, как германский разведчик будет отстаивать свои выводы перед вышестоящим командованием…
Следующей задачей стало именно «изобретение» этого самого Уильям Мартина. Подходящ ее тело нашли, но это была даже не половина дела! Надо было придумать ему биографию, семью, невесту (одна из сотрудниц Адмиралтейства «пожертвовала» для сей благой цели свою фотографию). Было необходимо также подтвердить его жизненный путь десятком разнообразных мелочей, вплоть до магазинных чеков на покупку рубашек. Отдельную трудность представляли фотографии «покойного»: как ни пытались фотографы «оживить» труп, всё было безнадёжно. Помог случай – на одном из заседаний в штабе Монтегю «вдруг увидел напротив себя человека, который мог бы быть близнецом нашего покойника».
Но оставалось ещё и «как»! Здесь Монтегю пришлось обратиться к помощи прославленного патологоанатома-криминалиста Бернарда Спилсбери. Он и подсказал разведчикам ответы на ещё нерешённые вопросы: отличить «утопленника» от умершего от пневмонии крайне трудно, тело для достоверной сохранности следует поместить в контейнер с сухим льдом, который следует транспортировать в вертикальном положении и т.д.
В Тунисе ещё не капитулировали остатки разбитого Африканского корпуса, а уже вечером, 19 апреля 1943, подводная полка «Сераф» выскользнула в море с базы в Гриноке и взяла курс на Уэльву, имея задание доставить к берегам Испании одного чрезвычайно важного, хотя и мёртвого пассажира – майора Уильяма Мартина. 30 апреля контейнер вскрыли, тело опустили в воду, и оно поплыло к берегу, где маячили рыбацкие лодки… Теперь оставалось только ждать, как покойный «исполнит свой долг».
А история тем временем продолжалась. «Погибшего» следовало включить в соответствующие списки, публикуемые в газетах. Тут англичанам опять-таки немного повезло: незадолго до предполагаемой смерти «майора» потерпел катастрофу самолёт с высокопоставленными офицерами флота, и имя Уильяма Мартина просто включили в скорбный список погибших! О возможных неприятностях, связанных с военной бюрократией, Монтегю позаботился заранее: все запросы касательно гибели «майора Уильяма Мартина» переправлялись к нему.
Гитлер настолько уверовал в подлинность полученной через «майора Мартина» информации, что даже когда 9 июля высадка началась, он еще почти две недели запрещал переброску войск из Греции и Сардинии, где, как был убеждён, и предполагалось основное вторжение! Более того, когда уже стало ясно, что Сицилия и есть настоящее место операции, немцам пришлось срочно выводить танковые дивизии из боёв на Курской дуге и перебрасывать их на Запад! Но время было безнадёжно упущено: войска стран Оси с Сицилии были выбиты, Муссолини свергнут, Италия капитулировала, ну а защитить от следующего вторжения всё западное побережье апеннинского «сапога» немцы уже не могли физически.
На этом очерк о тестях и зятьях, пожалуй, можно и завершить. Наверняка можно было бы найти и другие, даже более яркие примеры, когда зять не только успешно продолжил начатое «тестем» дело, но развил его, и придал новое, неожиданное и очень успешное направление. Но это уже будут совсем другие истории…
Комментариев нет:
Отправить комментарий