Еврейский вопрос Зигмунда Фрейда
Фрейд идентифицировал себя с Моисеем, создателем народа, к которому сам принадлежал, и религии, которую не признавал
Александр Я. ГОРДОН
Эрнст Джонс, один из немногих учеников Зигмунда Фрейда нееврейского происхождения, писал в некрологе, что достижения его учителя были бы невозможны без его национальных особенностей, среди них «особенной национальной проницательности» и «скептического отношения к иллюзиям и обману».
Фрейда называют в числе гениальных евреев, преобразивших жизнь человечества. Его открытие – психоанализ – сформировало новое мышление, внесшее важный вклад в психологию, медицину, философию и литературу. Евреи гордятся Фрейдом, но Фрейд не всегда гордился евреями. В 1926 году в письме руководителям еврейской организации «Бней Брит» он писал:
«Меня не связывала с еврейством ни вера, ни национальная гордость, потому что я всегда был неверующим и был воспитан без религии, хотя и не без уважения к требованиям человеческой культуры, называемым «этическими». Я всегда старался подавить в себе национальный энтузиазм, потому что считал его пагубным и несправедливым, меня пугал предостерегающий пример народов, среди которых живем мы, евреи». Биограф Фрейда Пол Феррис отметил:
«Среди объяснений, которые Фрейд нашел для антисемитизма, было то, что евреи сами настаивают на своей индивидуальности».
Нападки Фрейда на религию, которую он назвал в книге «Тотем и табу» (1913) неврозом, выкристаллизовались в атаку на иудаизм с помощью секуляризации Моисея и превращения его в египтянина, искавшего народ для навязывания тому монотеистической религии фараона Эхнатона. В 1933 году Фрейд начал писать книгу «Человек по имени Моисей» (другое название – «Моисей и монотеизм»). В книге содержалось утверждение, что евреи убили Моисея-египтянина в знак протеста против его жестких моральных требований. Убийство «отца» было типичным элементом учения Фрейда, которое он решил применить к анализу истории еврейского народа.
Фрейд требовал от человечества признания открытой его психологическими исследованиями «истины». Основатель психоанализа возомнил себя новым Моисеем, первооткрывателем «земли обетованной» – бессознательной жизни человечества. Фрейд считал, что, как и Моисей, он вводит человечество в обетованную землю – обетованную землю неизведанного и непонятого бессознательного, в огромный мир, который полностью владеет человеком и человечеством и разгадка которого выведет человечество из душевного рабства, как Моисей вывел евреев из египетского рабства. В письме к Карлу Густаву Юнгу в январе 1909 года он писал:
«Если я Моисей, то ты Иешуа (Иешуа бин Нун – в греческой транскрипции Иисус Навин. – А.Г.), которому будет принадлежать земля обетованная психиатрии, на которую я смогу лишь смотреть издалека».
Свою идентификацию с Моисеем он выдает в «Толковании сновидений» (1905) в пересказанном сне:
«Некто провел меня на вершину холма и указал мне на Рим, наполовину затянутый туманом; было так далеко, что я был удивлен отчетливости увиденного; но ясно проступала земля обетованная, увиденная издалека».
Фрейд был несколько раз в Италии, но в течение долгого времени избегал посещения Рима. В этом поведении и цитате из «Толкования сновидений» видна аналогия Фрейда с Моисеем, видевшим Обетованную землю, но так и не вошедшим в нее.
В письме к Вильгельму Флиссу (1897) Фрейд иначе объясняет свое желание и невозможность войти в Рим, но признается в его невротическом характере:
«Мое стремление в Рим глубоко невротично. Оно связано с моим преклонением в школьные годы перед семитом Ганнибалом, и я в этом году не больше достиг Рима, чем он, двигаясь от Тразименского озера».
Из истории с Ганнибалом можно лучше понять отношение Фрейда к еврейству, его комплексы и неврозы. В «Толковании сновидений» он пишет:
«Мне было десять или двенадцать лет, когда отец начал брать меня с собой на прогулки и беседовать со мной о самых различных вещах. Так, однажды, желая показать мне, насколько мое время лучше, чем его, он сказал мне: Когда я был молодым человеком, я ходил по субботам в том городе, где ты родился, в праздничном пальто, с новой хорошей шляпой на голове. Вдруг ко мне подошел один христианин, сбил мне кулаком шляпу и закричал: Жид, долой с тротуара! – Ну, и что же ты сделал? – Я перешел мостовую и поднял шляпу, ответил отец. Это показалось мне небольшим геройством со стороны большого сильного человека, который вел меня, маленького мальчика, за руку. Этой ситуации я противопоставил другую, более соответствующую моему чувству: сцена, во время которой отец Ганнибала, Гамилькар Барка, заставил своего сына поклясться перед алтарем, что он отомстит римлянам. С тех пор Ганнибал занял видное место в моих фантазиях. <…> Когда затем в старшем классе я стал понимать все значение своего происхождения от семитской расы и антисемитские течения среди товарищей заставили меня занять определенную позицию, тогда фигура семитского полководца еще больше выросла в моих глазах. Ганнибал и Рим символизировали для юноши противоречие между живучестью еврейства и организацией католической церкви. Значение, которое приобрело с тех пор антисемитское движение для моей психики, зафиксировало затем мысли и ощущения из того раннего периода».
Фрейд соперничал с Моисеем, говоря, что основатель еврейской религии преследовал его долгие годы, как «не изгнанный призрак». И для освобождения от «призрака», он написал эту книгу-фантазию, в которой привел плохо обоснованную гипотезу о происхождении Моисея. Она была опубликована в один из самых трудных моментов жизни еврейского народа – в 1939 году – и ужаснула многих евреев и даже самого автора (первые две части книги были опубликованы в 1937 году в Австрии, а третья – в 1939 году в Англии). В этой книге Фрейд, не повторяя изречения Ницше «Бог умер», сделал библейское изложение Исхода евреев из Египта секулярным рассказом неврейского и небожественного происхождения. Он объясняет идеи и поступки Моисея совершенно рациональным образом, стараясь представить Танах в духе «либерализма» и в соответствии с психоанализом.
Моисей, видимо, покорил Фрейда своей рациональностью. Его привлекало утверждение, что Бог не должен иметь ни имени, ни облика. Этот запрет поначалу был предосторожностью против ухищрений магов и колдунов (вся магия основана на заклинаниях и произнесении имен или имени, бессмысленных в случае концепции невидимого, безымянного Бога). Он означал подчинение чувственных ощущений абстрактной идее. Это была победа духа над чувствами, к которой фактически стремился сам Фрейд в своем методе лечения. Благодаря запрету Моисея Бог был поднят на высший уровень духовности. Прогресс духовности, несомненно, вел к росту человеческой уверенности в себе, к тому, что люди начинали считать себя выше тех, кто еще оставался во власти непосредственных ощущений. «Дематериализовав» Бога, Моисей воспитал в евреях склонность к духовному. Все позднейшие неудачи евреев научили их ценить свои религиозные книги как некое величайшее духовное достояние. С тех пор Книга и ее изучение оставались тем единственным, что поддерживало единство рассеянного народа. Книги важнее зданий – урок, по мнению Фрейда, усвоенный евреями у Моисея. Вера в чисто духовного, интеллектуально, а не чувственно постигаемого Бога обеспечила евреям прогресс духовности и открыла путь к почитанию ими интеллектуальной деятельности любого вида. Для Фрейда подход Моисея был квинтэссенцией победы разума.
В письме Арнольду Цвейгу от 26 ноября 1930 года Фрейд писал:
«Я остаюсь либералом старой школы».
Он считал еврейское мироощущение вызывающим. Фрейд не был подлинным либералом, когда писал своему собеседнику о необходимости умеренного подхода к еврейской проблеме. Он был атеистом, основавшим религию психоанализа. Он был основателем квазирелигиозного психоаналитического движения и вождем тайного общества, нетерпимого к любой оппозиции. Он изгонял из «движения» всех, кто как-то возражал ему. Фрейд не был либералом в главном для него занятии – психоанализе. Он боролся с «еретиками», то есть с учениками и коллегами, которые вначале были его сторонниками, а затем выражали несогласие с «культом личности вождя». Венский музыкальный критик Макс Граф говорил, что атмосфера в кругах учеников Фрейда была, как при «учреждении религии». Когда Альфред Адлер, один из наиболее выдающихся учеников создателя психоанализа, осмелился критиковать Фрейда, он был изгнан. Граф так описывает это событие:
«Это был судебный процесс и обвинение в ереси. <…> Фрейд как глава церкви изгнал Адлера; он отлучил его от официальной церкви».
Однако в его подходе к еврейской проблеме Фрейд действительно вел себя как либерал, возвышавшийся над традицией, над религией, над нацией и считавший все эти ценности предрассудками.
Эрнест Джонс писал, что Фрейд «всегда ощущал себя евреем до мозга костей, и у него почти не было друзей среди неевреев». Еврейство Фрейда было светским.
«Все евреи, – писал он Мари Бонапарт в мае 1926 года, после своего 70-летия, – встречали меня как национального героя, хотя мои заслуги перед еврейством ограничиваются лишь тем, что я никогда не отрицал своего иудаизма».
«Я привержен еврейской религии так же мало, как и любой другой», – писал он одному из своих корреспондентов в 1929 году.
«Евреи, – писал Фрейд Артуру Шницлеру, как и раньше Мари Бонапарт, – с энтузиазмом ухватились за мою персону со всех сторон, словно я богобоязненный великий раввин. Я ничего не имею против этого, после того как недвусмысленно высказал свою позицию в отношении веры. Иудаизм по-прежнему много значит для меня в эмоциональном отношении».
В мае 1935 года Фрейд писал А.Цвейгу:
«Моисей не отпускает мое воображение. Несмотря на мою дефективную речь, я вам вслух нарисую «картину», когда вы приедете в Вену».
А десять дней спустя Фрейд сообщил ученику и спонсору публикаций его произведений Максу Эйтингону:
«Моисей становится для меня навязчивой идеей. Я не могу избавиться от нее и не могу оставаться с ней».
Перед публикацией «Моисея» Фрейд колебался и сомневался, публиковать ли эту столь неприятную для евреев книгу:
«Нечего и говорить, что я нисколько не хочу оскорбить свой народ. Но что я могу поделать? Всю жизнь я отстаивал то, что считал научной истиной, даже когда это было неприятно и небезопасно для последователей. Я не могу кончить жизнь актом отречения».
В марте 1939 года Фрейд написал А.Цвейгу, что ему больно публиковать книгу о Моисее в столь ужасное для евреев время:
«Именно теперь, когда у них все отнято, мне довелось отнять у них самого великого их человека».
Читайте в тему:
Любовь к «истине» победила в Фрейде любовь к его народу. Эта победа была не научного, а религиозного характера, следствием религиозного отношения Фрейда к его учению. Карл Краус, венский сатирик, современник и соплеменник Фрейда, упрекал его в создании чуть ли не новой светской религии, где главная фигура преклонения — сам психоаналитик. Краус, которого Стефан Цвейг назвал «мастером ядовитой насмешки», избрал психоанализ излюбленной мишенью. В четырех книгах афоризмов он обрушивается на учение создателя психоанализа:
«Психоанализ – самая новая еврейская болезнь»; «Бессознательное – гетто человеческих мыслей»; «Психоаналитик – это исповедник, способный отпустить даже грехи отцов»; «Психоаналитики роются в наших сновидениях, словно в наших карманах»; «Психоанализ – болезнь эмансипированных евреев; религиозные евреи довольствуются диабетом»; «Психоанализ и есть тот самый недуг, от которого он берется нас излечить»; «Психоанализ определенного рода – занятие похотливых рационалистов, которые сводят к сексуальным мотивам все на свете, за исключением собственного занятия»; «Если человечество со всеми своими отвратительными недостатками – это единый организм, то психоаналитик – его экскременты».
Фрейд был крупным знатоком темных сил, но Первая мировая война и приход нацистов к власти застали его врасплох. Идея аншлюса была популярной среди венских евреев. В конце 1928 года Фрейд писал:
«Вена катится в пропасть и может погибнуть, если мы не добьемся знаменитого аншлюса».
Он считал союз с Германией меньшим злом, чем плохо управляемая Австрия. В мае 1930 года Фрейд посетил Берлин и встретился там с американским дипломатом и журналистом Уильямом Буллитом, которому сказал: «Нация, которая родила Гете, не может так испортиться».
Он считал, что немцы смогут перебороть национал-социализм. Нацизм был для него настоящим шоком, на который он прореагировал несвойственным ему способом. Его биограф П.Феррис в книге «Я зол на все человечество» пишет:
«Реакцией Фрейда на нацизм стало стремление подчеркнуть свою принадлежность к евреям, которая была неоднозначной».
Действительно, он был атеистом, не признавал еврейских ритуалов, ни одному из его троих сыновей не сделали обрезание, однако в интервью в 1935 году он заявил:
«Я всегда сохранял верность своему народу и не притворялся не тем, что я есть: евреем из Моравии, родители которого из австрийской Галиции».
Несмотря на это заявление, Фрейд удалялся от своих еврейских предков из Галиции, вел типичный для его культурных соплеменников немецкий образ жизни. Это «либеральное» мировоззрение Фрейд перенес и на отношение к Земле Обетованной. 28 января 1934 года Фрейд писал из Вены своему молодому почитателю А.Цвейгу, проживавшему в Хайфе:
«Теперь мне стало известно, что Вы излечились от безответной любви к мнимой стране отцов. Такой энтузиазм не подходит человеку нашего типа».
Европа горела в огне нацизма, Фрейд был обречен на бегство из Австрии из-за своего еврейства, но, по его мнению, интеллектуалу-еврею не подобало быть национально настроенным человеком, надо было быть нейтральным космополитом. Фрейд назвал Страну Израиля «мнимой страной отцов». Австрию, из которой он через пять лет вынужден был бежать, он считал настоящим отечеством. Прилетевший из Лондона в Вену ученик и один из ближайших друзей ученого Э.Джонс настойчиво пытался убедить его покинуть страну, находившуюся под властью нацистов. Ученый ответил:
«Австрия – мой дом». <…> Я не могу покинуть мою родную страну. Это было бы все равно, как если бы со своего поста дезертировал солдат».
Читайте в тему:
Лишь в июне 1938 года, после того как принцесса М.Бонапарт внесла нацистам «выкуп» в размере четверти миллиона австрийских шиллингов, Фрейд с семьей покинул Вену. Они поселились в Лондоне, где ученый прожил до смерти 25 августа 1939 года.
Невзирая на оригинальное мышление, проявившееся в созданном им психоанализе, Фрейд обнаруживает банальное мышление левого европейского еврейского интеллектуала, который исключает значение собственного отечества для евреев, с пренебрежением относится к национальной культуре и традиции. Государство Израиль еще не образовалось, но оно уже для Фрейда мнимое. Убитый германскими националистами в 1922 году министр иностранных дел-еврей Вальтер Ратенау выражал мнение большинства еврейского населения Германии, обреченного на уничтожение:
«Пусть другие отправляются основывать государство в Азии, ничто не влечет нас в Палестину».
По Фрейду, Европа-Австрия, в которой зреет реальная, а не мнимая Катастрофа европейских евреев, – земля отцов; Моисей у Фрейда – мнимый еврей. Он был напуган наступлением нацизма, но не понял размеров его опасности для еврейского народа. Когда ему стало известно в 1933 году, что нацисты в Берлине публично сжигают его книги, он произнес:
«Какой прогресс! В средневековье сожгли бы меня самого, теперь же они довольствуются сожжением моих книг».
Он не понял, что дойдет и до сжигания евреев. Он не дожил до уничтожения четырех его сестер в нацистских лагерях.
Фрейд идентифицировал себя с Моисеем, создателем народа, к которому сам принадлежал, и религии, которую не признавал. Будучи тяжело больным и готовясь предстать перед Богом, в которого не верил, он жаждал бессмертной славы, славы Моисея. Он уважал Моисея, преклонялся перед ним, хотя и высказал сомнения в его историческом существовании. Главное для Фрейда было величие образа Моисея. Фрейд нес новый вид знания человечества, Моисей – не только новую религию, но и высочайшую духовность. Духовная высота религии Моисея завораживала Фрейда, человека, старавшегося всю жизнь понять духовное и душевное в человеке созданным им вполне материальным методом психоанализа. Как и Моисей, Фрейд хотел быть создателем нового народа, народа без неврозов и комплексов, или народа, способного преодолеть неврозы и комплексы. Однако, по своему происхождению, Фрейд принадлежал к народу с большим числом комплексов, среди которых было стремление сбросить с себя тяжесть еврейства. Одним из методов борьбы с еврейскими комплексами у Фрейда, как и у Маркса, было секулярное мессианство. В подсознании он ощущал себя Мессией и в этом плане сравнивал себя с Моисеем. В этом и состоял невроз его психоаналитической религии.
Фрагмент из тетралогии «Безродные патриоты», «Коренные чужаки», «Урожденные иноземцы» и «Посторонние»; приобретение книг по адресу algor.goral@gmail.com
Комментариев нет:
Отправить комментарий