Записки сумасшедшего
Из гипотетической книги воспоминаний «Как я стал тренером».
Итак, неожиданно для меня самого, это произошло. Я стал писать книгу. Видимо, возраст в сочетании с карантином от коронавируса произвели это магическое действие, и я решился.
Много лет мои друзья и родственники уговаривали меня этим заняться, уж очень необычная была у меня биография, но меня останавливали несколько существенных обстоятельств. Во-первых, я считал (и до сих пор так думаю), что круг моих читателей ограничится кругом толкающих меня на это безумство, во-вторых, было два больших писателя, которые предостерегали меня от этой безумной затеи. Один, знаменитый сатирик Александр Иванов, много лет назад написал пародию на стихи одного, в общем то, неплохого поэта. Поэт писал: «Не писал стихов и не пишу, ими я как воздухом дышу». Вполне себе хорошая мысль. Но Иванов ответил ему таким образом: «Не писал стихов и не пиши, лучше походи и подыши». Такой мудрый совет отрезвит кого угодно. И я надолго бросил думать о своих мемуарах. Потом, уже не так давно я смотрел концерт Игоря Губермана, который рассказывал, как он был молодым поэтом, его нигде не печатали, и он очень страдал от этого. Друзья посоветовали ему написать что-нибудь хорошее про поэта Куняева, который не был хорошим поэтом, но издавал поэтический журнал и мог помочь Губерману.
И Губерман решил послушать совета друзей, но оставаясь честным человеком, написал: «Вчера читал Куняева, мне нравится хуйня его». Его, как ни странно, не напечатали, но и я зарёкся писать то, что легко можно будет оценить тем же термином.
Но тут состоялся мой юбилей, на котором друзья объяснили мне, что моя биография, во-первых, отражает как нельзя лучше развитие нашей несчастной страны, а во-вторых, является отражением развития нашего спорта, причём уже, не только в нашей стране, а и во всём мире. И я решился прыгнуть в эту прорубь. Ну, действительно, даже то, как я стал тренером, и остался в этом действе на всю жизнь могло произойти только в нашем славном СССР.
Дело в том, что я закончил Московский Авиационный Институт, один из пяти самых престижных технических вузов нашей страны. Когда мы заканчивали школу и поступали в ВУЗы, вся страна была увлечена техническими специальностями, все хотели быть физиками-ядерщиками или лететь в космос или хотя бы отправлять туда космонавтов. Я был чемпионом СССР, мой друг детства и юности Серёжа Четверухин был восходящей звездой в этом новом экзотическом для нашей страны виде спорта и руководство Федерации видело наше будущее однозначно в институте физкультуры. Но в стране бушевала оттепель, мы чувствовали себя окрылёнными и свободными и считали, что мы сами всё можем и решить, и сделать. И потому мы пошли в лучшие технические ВУЗы страны: я в МАИ, а Серёжа – в МВТУ имени Баумана. Это было архисложно, там был конкурс 25 человек на место, но спорт и наш тренер приучили нас всё делать хорошо и добиваться поставленных целей. Мы напряглись и поступили! Но тяга к свободе и неуважение к начальству никогда и ни в одну эпоху не оставались безнаказанными. Наши начальники решили, что совмещать учёбу в таких институтах с подготовкой к Олимпийским играм невозможно и нас можно вычеркнуть из списка надежд. И нас просто не оформили на выезд за рубеж. Тот, кто ещё жил в СССР, знает, что это такое «невыездной». Это клеймо! Мы ещё не были диссидентами, но в спорте человек, который не может участвовать в международных соревнованиях, это человек конченый. Я был чемпионом страны, Серёжа – одним из членов основного состава, но мы не могли выезжать. Через год это безобразие исправили, потому что, несмотря на учёбу, мы оставались первыми номерами команды. Но для меня это стало приговором, поскольку, когда определялся состав на Олимпийские игры, я заболел и мог бы ещё претендовать на включение в состав, если бы успешно выступил на предсезонных международных соревнованиях. Но я на них не выступил, так как не мог выезжать за рубеж. Такая была страна, которая сегодня очень нравится умалишенному Сандерсу, но не нравится нам, тем, кто там жил.
Так вот, я в конце концов окончил Авиационный институт, предварительно закончив выступления в спорте. Отношение руководства федерации ко мне стало ещё хуже, потому что я, учась в институте, сумел выиграть и ещё один титул чемпиона страны, окончательно оскорбив их руководящие способности и унизив их прозорливость. Но когда я закончил выступления за сборную, меня пригласили туда работать уже другие начальники, так называемым комсоргом сборной команды СССР. Тогда ввели такой институт комсоргов, куда приглашали спортсменов, долго выступавших в команде и пользовавшихся уважением и доверием ещё выступающих спортсменов. Мы должны были организовывать жизнь команды на сборах. Сборов было много во всех командах, поскольку оборудованных спортивных баз было мало, а для фигурного катания их не было вообще. Мы ездили по всей стране, тренируясь во Дворцах спорта, которые тогда стремился заиметь каждый город хотя бы районного значения.
Мы в команде занялись выпуском стенных газет, организацией КВН и поп-ансамбля. Талантливых ребят было много и наши газеты неоднократно побеждали на конкурсах, проводимых ЦК ВЛКСМ, а наш КВН и поп-ансамбль приезжало снимать местное телевидение. Конечно, мы и посещали предприятия, и колхозы, и встречались с рабочими. Чаще это было интересно, чем скучно, и жизнь в команде шла интересно. В этом состоянии я и подошёл к окончанию института. За два года до окончания меня перевели на новую специальность, которая в то время выглядела экзотично, как когда-то фигурное катание. На факультете «Системы Управления летательных аппаратов» в МАИ была создана новая кафедра – кафедра «Больших систем». Сейчас это бы называлось «Информационные технологии». Тогда про это никто ничего не знал и назвали так, как это называлось в США и как это называли те первые учёные, которые стали писать об этом книги. Мы начали осваивать первые вычислительные машины, самая маленькая из которых «Наири» занимала большую двухкомнатную квартиру. Понятно, что в нашей стране вся научная и практическая деятельность в области Больших систем сосредоточилась на крупных военных комплексах, в первую очередь, системах ПВО и ПРО.
Я написал классный диплом о функционировании комплекса ПВО и расчёте траектории перехвата и мне предложили остаться на кафедре, чтобы писать диссертацию на базе диплома. Я, как дисциплинированный спортсмен и студент, сдал кандидатский минимум и приступил к работе над диссертацией. Через 3 года из этой работы стало образовываться что-то более или менее вразумительное, хотя, на мой взгляд, это было скорее менее, чем более. Но мой научный руководитель, он же Заведующий кафедрой и профессор, сказал, что он видит в моей работе хорошие перспективы и надо заняться её оформлением и подготовкой защиты. Но, сказал он, чтобы это всё завершить, надо перестать заниматься всей этой фигнёй, на которую я трачу столько времени. Под фигнёй он имел ввиду фигурное катание и мою работу в сборной. Конечно, я был экзотикой в нашем институте, чемпион СССР в виде спорта, который тогда был суперрейтинговой программой Центрального телевидения и плюс отличник в институте. Это было суперсочетание, и я пользовался уважением и, конечно, льготами в институте. Но тут дело идёт к защите и одной экзотики моей персоны будет недостаточно. И тут мой профессор говорит мне, что, если я защищаюсь, он делает меня своим заместителем, как первого защитившегося по новой специальности. Представляете, как это всё звучит для меня, молодого специалиста, выросшего в период оттепели и смелых мечтаний: я – кандидат технических наук, заместитель заведующего кафедрой одного из самых престижных институтов страны! Как выглядела бы такая перспектива в США, стать зам. зав. кафедрой в Массачусетском Технологическом институте? Да, как полёт на Луну! Но при этом, он же поставил условие «прекратить заниматься всей этой моей фигнёй». А я уже понимаю, что вот эта «фигня» мне нравится, это, наверное, моё. Я уже начал помогать некоторым тренерам в тренерской работе и это мне нравится. Но там (в спорте) это общественная деятельность, а тут (в институте) – это огромные и светлые перспективы настоящей, реальной и престижной работы! Выбор очевиден и не должен представлять труда.
И тут происходит землетрясение – меня вдруг приглашают на работу в Спорткомитет СССР в качестве старшего (ну, сначала помощника, а потом старшего) тренера Сборной команды СССР по одиночному катанию. Я думал, что получу инфаркт. Я в полной растерянности, и никто не может мне посоветовать. Для моей семьи и семьи моей жены звание кандидата наук звучит, как пропуск в небожители, а должность на кафедре в МАИ, как уже место среди небожителей. А тренер, это человек с ограниченными умственными способностями, работающий с детьми вообще без этих способностей. Но, с другой стороны, они же ничего не знают ни о тренерах, ни об этой работе, хотя всё знают о кандидатах наук. Поскольку родители моей жены ими и являются.
Мы с женой недавно переехали в отдельную комнату в двухкомнатной коммунальной квартире, и мы безумно счастливы, что получили свою комнату, которую освободили мои родители, получившие, наконец, после 25 лет ожидания, отдельную квартиру на окраине Москвы. И это при том, что мой папа – герой войны с 10 орденами и медалями, включая орден Ленина и Боевого Красного Знамени. И мы с женой тоже понимаем, что в случае защиты диссертации я буду ждать квартиры, по всей вероятности, дольше, чем мой папа. Но что будет в спорте мы не знаем вообще. Хотя и для нас самих аура звания кандидат наук и замзав кафедрой выглядит куда как лучше, чем тренер.
И тут мне повезло! У нас на кафедре работал исключительно интересный человек. Умница и эрудит. Он читал лекции по таким наукам, как «Теория вероятностей» и «Теория массового обслуживания». И то, и другое чистейшая и сложнейшая математика и очень занудная вещь. Но к нему на лекции сбегался народ так, что было не найти свободного места. Он читал эту нудятину так интересно и весело с шутками и анекдотами, что народ не хотел оттуда уходить. Плюс он писал стихи в журнал «Юность», а его жена написала песню «Оранжевое солнце». Т.е. я понимаю, что вот человек, который может дать совет. Он тоже кандидат наук и вот, вот станет доктором. Он пригласил меня к себе в гости (ну, это уже фантастическая удача) и подробно расспросил меня о работе в Сборной команде и работе тренера. Про мою диссертацию и работу на кафедре он и так знал сильно лучше меня. Когда он огласил свои выводы, я думал, что упаду со стула. Его речь я помню до сих пор. Без тени сомнения он сказал: «Значит, так. Тебе надо не идти в спорт, а бежать туда с ускорением! Сейчас я дам тебе пендаля в своей квартире, чтобы придать тебе это ускорение, и ты полетишь туда, не оглядываясь и никогда больше не придёшь к нам на кафедру. Если ты останешься здесь и даже станешь кандидатом, ты будешь гнить в этой дыре всю оставшуюся жизнь, через месяц мы закончим работу над проектом, которым занимается кафедра, твоя фамилия войдёт в официальный отчёт, и ты будешь просить разрешения на выезд даже в Ленинград. На выезд за границу ты можешь уже не рассчитывать никогда. Твоя семья проживёт в этой роскошной одной комнате всю жизнь без перспектив получить хотя бы ещё одну комнату и виноват в этом будешь только ты. Иллюзии о высоком звании кандидата или доктора наук существуют только в головах таких молодых идиотов, как ты. И я и мои друзья, доктора наук, сделавшие в науке сильно больше, чем я, никому здесь не нужны. Мне очень нравится эта страна, но этой стране не нравлюсь я. Всё, иди отсюда, и чтобы я тебя в институте больше не видел!» Он, как положено в таком случае, налил рюмку коньяка и, как не положено, выпил её залпом. Было видно, что он очень нервничал и нервничал за меня.
Вот, этот гениальный человек, Вадим Витольдович Бомас, и определил всю мою последующую жизнь. Отчёт по проекту кафедры вышел уже без моей фамилии, и я впоследствии (после крушения нерушимого Союза) жил и работал ещё в трёх странах, а проводил семинары и образовательные сборы ещё в 16 странах. И всё это только благодаря В.В.Бомасу.
Александр Веденин
Продолжение следует
Комментариев нет:
Отправить комментарий