За занавеской бизнес-класса

За занавеской бизнес-класса

02.06.2017, 08:12

Денис Драгунский об особенностях советского капитализма

Shutterstock

Без слов — никуда. Все слова о том, что «все это, мол, слова, а вот на самом деле», тоже ведь слова! А это ваше замечательное «самое дело» — оно описывается словами, и никак иначе. Нет, конечно, можно в воздухе разводить руками, вращать глазами и выразительно крякать — но таким макаром не донесешь свою мысль ни до кого. Разве что до соседа по столику в пивной, да и тот покрутит пальцем у виска. Так что все на свете — слова.

От их правильного употребления много кое-чего зависит.

Вот, например, в самолете есть «бизнес-класс». Там кресла шире и мягче, и ноги можно вытянуть, и кормят вкусно, подают вино и крепкие напитки. А в аэропортах бывают «бизнес-лаундж», то есть отдельные особо комфортабельные залы ожидания, тоже с удобными креслами, своим буфетом и т.п. Разумеется, рядовому пассажиру в этот (или эту?) «бизнес-лаундж» хода нет. А в самолете салон бизнес-класса во время кормежки отгораживается занавеской, из-за которой доносятся вкусные запахи и позвякивание бутылок.

Занавеска — чтоб пассажиры эконом-класса вконец не обзавидовались, жуя скудные сэндвичи и запивая их жиденьким кофе.

Вы только не подумайте, что я социалист или вообще за уравниловку, открытый доступ всем повсюду и прочие сказки в духе раннего Ленина и позднего Маяковского. Нет, ни капельки. Я — о словах и их следствиях.

Один умный англичанин сказал: «Богатых никогда не полюбят. Их в лучшем случае будут терпеть. Задача богатых сделать так, чтоб это терпение не лопнуло».

Богатые стараются, чтобы слово «бизнесмен» вызвало доверие и уважение. Об этом пишутся книги, снимаются фильмы и даже проводятся конкурсы среди начинающих писателей — по созданию глубоко позитивного образа предпринимателя. Чтоб прямо как гоголевский Костанжогло. Умный, разворотливый и притом высоконравственный, ни чуточки не мироед-кровопийца. Или как Василий Теркин — но не солдат из поэмы Твардовского, а добродетельный купец из романа Боборыкина.

Помню, однажды я состоял в жюри такого конкурса, прочитал пару сотен самотечных романов, в их числе были и неплохие… Усилий много. Но все срывается из-за сущих пустяков. Например, из-за этого чертова «бизнес-класса». Я не о самом салоне высокого комфорта говорю, а об этом крайне неудачном названии. Тем более что там летают вовсе не одни только богатые бизнесмены, а довольно часто — чиновники выше среднего уровня, а также самые разные персоны, которым то ли фирма, то ли приглашающая сторона обеспечивает удобство полета. Думаю даже, что собственно бизнесменов в «бизнес-классе» гораздо меньше, чем разнообразных держателей административного ресурса.

Но в общественное сознание вбивается мысль, что «бизнес» — это некая привилегированная социальная группа. Хотя это по существу неправда.

Громадное большинство тех, кто формально относится к категории бизнесменов, это не слишком удачливые труженики, которые не отказались бы от стабильной, хорошо оплачиваемой работы по найму.

Примерно 9/10 носителей гордого имени «бизнесмен» — это те, кого в старые времена называли лавочниками, коробейниками и кустарями.

Но роковой отблеск «апартаментов бизнес-класса» ложится и на них, и они становятся классовыми врагами… Если вам не нравится это словосочетание, скажем чуточку иначе: становятся социальными оппонентами.

Почему бы не сказать «салон первого класса» или «дом высшей категории»?

Думаю, что тут некая бессознательная восторженная зависть, она же яростная ненависть к «буржуям», унаследованная еще с Серебряного века (он же Belle Epoque, потому что так дело обстоит не только в России). Зависть-ненависть, пронесенная как некий психологический ген через несколько поколений.

Все особо удобное, уютное, приятное и оттого дорогое входит в категорию «бизнес» — как предмет зависти — и далее отделяется от всех остальных (простых людей, тех, которые в дихотомии «наемный труд и капитал» остаются сами знаете на какой стороне) и становится стимулятором социальной ненависти.

Система входит в резонанс: чем больше читают глянца про красивую жизнь «бизнеса», тем сильнее накапливается раздражение.

Подчеркнутая буржуазность всего, что нас сейчас окружает, это наилучшая питательная среда для левой идеи в ее отечественной редакции. Государственно-коммунистической, то есть самой кошмарной.

Большевизм и буржуазность в одной голове — это не шизофрения, а специфика постсоветского социального развития, следствие нерешительности и популизма власти, а также безнадежной советскости всей нашей элиты.

Когда в посткоммунистической Чехии была предпринята резкая и решительная замена всего бюрократического сословия, многие реалисты и прагматики возражали: «Но ведь у тех людей огромный опыт управления, а эти ваши новые люди ничего не умеют, у них нет практики, годами наработанных связей и всего прочего, что необходимо чиновнику». На эти опасения прекрасно ответил президент страны Вацлав Гавел: «Лучше пять лет помучиться (пока новые чиновники научатся работать), чем пятьдесят лет гнить».

Но в нашей стране в революционные 1990-е (они же лихие — а что вы хотели от революции?) ставка была сделана на людей с «огромным опытом управления». Поскольку эту ставку сделал тот, кто тогда был во главе страны, — человек с тем же самым огромным, но уродующим опытом.

Эти люди, будучи советскими по убеждениям и нравам, при этом хотели жить красиво. Еще красивее! Ну совсем уж невозможно красиво!

Жить как при лопающемся от жира капитализме, а управлять как при суровом социализме. Вот и получили самую лютую советчину в одном флаконе с самой разнузданной буржуазностью. Символом нашей эпохи скоро станет, если уже не стала, комиссарская кожанка от «Бриони», и «Майбах» с портретом Сталина во весь капот.

Слова, слова, слова.

Слова управляют делами, слова рисуют картины вечного прошлого, которое становится неотвратимым будущим.

Уже никто никогда не переименует Ленинский проспект обратно в Большую Калужскую, а бесконечные улицы Дзержинского, Кирова, Советские и Краснознаменные — обратно в Дворянские и Николаевские, хотя на словах все очень чтут русскую монархию и сочиняют себе благородные родословные. Словесная матрица советчины (а это не только топонимика, это газетно-телевизионный дискурс, это умильные выставки соцреалистов, изобильные книги о советских вождях и т.п.) останется в России теперь уже надолго. А может быть, и навсегда.

Помните анекдот: «Я решил жить вечно!» — «Так не бывает!» — «Но пока получается». Так же и здесь:

советское в нашей жизни — это навечно. Вы возразите: но ведь такого быть не может! А я отвечу: но пока прекрасно получается.

Не только сохраняются старые мифы, но и создаются новые — о прекрасных советских временах и о советских вождях и начальниках. При Брежневе никто бы и не помыслил делать телефильмы о Молотове, Берии и тем более о Власике, начальнике сталинской личной охраны. Телезрители умиленно курлычут: «Ах, какие люди были! Глыбы! Характеры!»

На фоне советской вечной любви к власти возникает и чисто буржуазная компенсаторная, и оттого бескорыстная, любовь к богатству. Социальное раздражение внезапно сдувается и превращается в бессильную мечту.

Помню, однажды я в своем фейсбуке указал на такую вот рекламу интерьерного дизайна: «Квартира в современном стиле 140 кв.м для молодой семьи с ребенком». Квартира в современном стиле 140 метров — это прекрасно. Просторно, удобно и, разумеется, очень дорого — но куда денешься, метров-то не сорок, а сто сорок.

Но вот приписка «для молодой семьи с ребенком» показалась мне излишней. А если совсем откровенно — возмутительной. Особенно на фоне жилищных проблем, которые в России испытывают сотни тысяч молодых семей с ребенком.

 →

Разумеется, посыпались возражения. Фейсбук и другие социальные сети — это полигон возражений, сами знаете. Ристалище отрицаний. Попробуйте написать, что Волга впадает в Каспийское море. Вам тут же объяснят, что Каспий — это не море, а озеро, а Волга с гидрологической точки зрения на самом деле Кама, а с геологической — и вовсе Чусовая… Так вот, посыпались возражения в основном насчет «не надо считать деньги в чужом кармане» и «а вдруг эта молодая пара успешные бизнесмены» и все такое.

Но одно возражение запало мне в душу. «Да, — писала незнакомая женщина. — У меня никогда ничего похожего не будет, я так и буду жить в своей блочной двушке с мужем, сыном и невесткой, но все-таки приятно думать, что хоть кому-то везет, что хоть у кого-то жизнь богатая, красивая, комфортная. От этого и самой как-то легче жить».

Самой легче жить в бедности оттого, что кто-то живет в богатстве. Жить и мечтать.

Вспоминается Бунин. Рассказ «Ворон». 
«— Белокурым, любезная Елена Николаевна, идет или черное, или пунсовое... Вот бы весьма шло к вашему лицу платье черного атласу с зубчатым, стоячим воротом а-ля Мария Стюарт, унизанным мелкими брильянтами... Все это, конечно, мечты, — говорил он, усмехаясь. — Ваш отец получает у нас всего семьдесят пять рублей месячных, а детей у него, кроме вас, еще пять человек, мал мала меньше, — значит, вам скорей всего придется всю жизнь прожить в бедности. Но и то сказать: какая же беда в мечтах? Они оживляют, дают силы, надежды. А потом, разве не бывает так, что некоторые мечты вдруг сбываются?.. Редко, разумеется, весьма редко, а сбываются... Ведь вот выиграл же недавно по выигрышному билету повар на вокзале в Курске двести тысяч, — простой повар!»

Правда, этот богатый старик все-таки женился на юной красавице, нарядил ее в атлас и обвешал брильянтами. У девушки был шанс — и она его не упустила. Моральную сторону вопроса отодвинем в сторону, простите за игру слов. Не о том речь.

Речь о том, что потребителям глянцево-гламурных россказней и реклам остается совсем мало. Даже не о собственном счастливом будущем мечтать, а так — парить в облаках мечтаний и фантазий о чужом богатстве. Как сказала мне одна писательница: «Я пишу для усталых женщин. Вот такая женщина приезжает домой с работы, делает все обрыдшие домашние дела, а потом перед сном раскрывает мою книгу и погружается в мир мечты…»

Почти все, что пишется, говорится, проповедуется, обещается в этом мире, — это слова для усталых женщин и отчаявшихся мужчин.

От таблички «бизнес-класс» до вдохновляющих политических программ. Пусть помечтают.

Слова, слова, слова...

Слова мягко и красиво падают, подобно новогодним снежинкам; летят, как листья, сорванные бурей; секут, как дождь; бьют, как град; жгут и слепят, как песок, поднятый ураганом… Но это всего лишь слова.

Мои слова тоже вливаются в этот поток. Это грустно. Но ничего не поделаешь.