Фото из СМИ
понедельник, 18 августа 2025 г.
Терпение и труд: пригрозите оккупацией Газы, и ХАМАС станет мягким и шелковистым
"Мы обеспечим, чтобы это работало": Трамп о возможных гарантиях безопасности для Украины
"Мы обеспечим, чтобы это работало": Трамп о возможных гарантиях безопасности для Украины

Президент США Дональд Трамп, комментируя гарантии безопасности для Украины, уклонился от прямого ответа на вопрос о возможной отправке миротворцев и заявил, что США будут сотрудничать и с Украиной, и с Россией ради долгосрочного мира.
Источник: "Европейская правда" со ссылкой на слова Трампа во время встречи с Владимиром Зеленским в Белом доме.
Детали: В ответ на вопрос, готов ли президент США отправить американских миротворцев в Украину в рамках мирного соглашения, Трамп не подтвердил и не опроверг этого. Он ответил, что американцы будут сотрудничать с Украиной и Россией, чтобы обеспечить долгосрочный мир.
"Мы будем работать с Украиной. Мы будем работать со всеми, и мы будем заботиться о том, чтобы, если будет мир, он был длительным. Это очень долгосрочное дело. Мы не говорим о двухлетнем мире, после которого мы снова окажемся в этом хаосе. Мы будем заботиться о том, чтобы все было хорошо. Мы будем работать с Россией. Мы будем работать с Украиной. Мы обеспечим, чтобы это сработало", – сказал Трамп.
В ответ на уточняющий вопрос о том, какими могут быть гарантии безопасности Украины со стороны США, Трамп сказал, что "мы сообщим вам об этом, возможно, позже сегодня". Как известно, после встречи с Зеленским начнутся более широкие переговоры с европейскими лидерами о потенциальных гарантиях безопасности.
"Мы также встречаемся с семью крупными лидерами крупных стран и будем говорить об этом. Все они будут вовлечены, но будет много помощи. Что касается безопасности, то помощь будет значительной. Все будет хорошо", – сказал Трамп.
Он добавил, что европейские страны являются "первой линией обороны", но США также "будут помогать". "Мы будем вовлечены", – отметил Трамп.
Напомним:
- Как сообщалось, перед прибытием в Белый дом Зеленский и европейские лидеры провели совещание в посольстве Украины. По итогам этих переговоров Зеленский заявил, что от Путина не стоит ждать, что он сам откажется от агрессии, поэтому США и Европа должны оказать на него совместное давление.анее в онедельник Зеленский провел в Вашингтоне встречу со спецпредставителем Трампа Китом Келлогом.
- После встречи с Келлогом Зеленский сказал, что у Трампа есть сила, чтобы заставить Россию к миру.
Смотрите видеообъяснение "ЕвроПравды" о том, чего ожидать от переговоров в Вашингтоне.
"При определенных условиях": Израиль может пойти на частичную сделку. Но может и продолжить добивать ХАМАС
"При определенных условиях": Израиль может пойти на частичную сделку. Но может и продолжить добивать ХАМАС
Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаниягу прокомментировал информацию о готовности террористической организации ХАМАС отпустить половину израильских заложников в обмен на арабских террористов в ходе возможного 60-дневного перемирия, предусматривающего, кроме прочего, отвод ЦАХАЛа из глубины сектора Газа.
По оценке израильского лидера, ХАМАС в настоящий момент находится под колоссальным давлением. Об этом он заявил в ходе видеообращения, записанного им после посещения дислокаций израильских войск в секторе Газа.
"Сегодня я посетил дивизию "Газа", - сообщил Нетаниягу. - Я обсудил с министром обороны и начальником Генштаба наши планы в отношении города Газа и завершение реализации наших задач. ХАМАС находится под колоссальным давлением".
Премьер добавил, что "был впечатлен боевым духом" военнослужащих ЦАХАЛа и "решимостью довести до конца разгром ХАМАСа и освобождение всех заложников".
Прокомментировал последние новости и министр обороны Исраэль Кац.
"Достижение военных целей в секторе Газа имеет колоссальное значение, - указал он. - Акцент на городе Газа обусловлен тем, что он является военным, правительственным и символическим центром анклава. Именно там находится руководство и сохраняется центральная инфраструктура военного крыла ХАМАСа. Разгром города Газа приведет к капитуляции террористов".
"На данный момент, учитывая всю сложившуюся ситуацию, вес Газы гораздо более значителен, чем в начале войны, поэтому решение о том, какой курс действий будет взят, гораздо более значимо, — продолжил министр. - Мы видим, что ХАМАС впервые после нескольких недель нежелания обсуждать какую-либо сделку об освобождении заложников вдруг сам предлагает ее. Причина ясна: они опасаются, что мы серьезно намерены оккупировать Газу".
"Военные усилия, которые проводит ЦАХАЛ, направлены на достижение целей войны политическими средствами, которые мы в настоящее время применяем совместно с США и странами региона, поэтому все предпринимаемые меры становятся мощным рычагом давления, - подводит Исраэль Кац к главному посылу своего заявления. - Поэтому подготовка к разгрому ХАМАСа сейчас — это правильный способ завершить миссии и цели войны, а также помочь оказать давление на ХАМАС, на Америку и на весь мир, чтобы положить конец войне на условиях капитуляции ХАМАСа, выдвинутых премьер-министром. Мы выступаем за прекращение войны на этих условиях".
Тем не менее окончательная позиция Израиля на фоне готовности ХАМАСа отпустить половину заложников и вновь сесть за стол переговоров пока не ясна.
Несмотря на кажущийся прогресс в переговорах о возможном соглашении, ожидается, что Нетаниягу проведет в четверг, 21 августа, ограниченное обсуждение, чтобы принять окончательно решение по вопросу оккупации города Газа. Об этом сообщает общественная медиакорпорация "Кан".
По ее информации, полученной от близких к премьер-министру источников, Нетаниягу не исключает частичной сделки с ХАМАСом, но "при определенных условиях". Израильский лидер, возможно, захочет еще больше улучшить условия соглашения, предложенного посредниками и ХАМАСом. Даже несмотря на прежние заявления о том, что он готов только ко всеобъемлющему соглашению, подразумевающему освобождение всех заложников, частичная сделка, указывает "Кан", пока не исключена.
Следует отметить, что параллельно новостям о развитии ситуации с заложниками из сектора Газа поступают сообщения о внезапном продвижении танков ЦАХАЛа к югу от района Сабра в городе Газа, сопровождавшемся артиллерийским обстрелом.
Как ранее сообщал сайт 9 канала, террористическая организация ХАМАС согласилось отпустить половину удерживаемых в секторе Газа израильских заложников в обмен на освобождение некоторого числа арабских террористов, отбывающих сроки в израильских тюрьмах. Обмен должен будет состояться в ходе 60-дневного прекращения огня, утверждает египетский телеканал "Аль-Кахира аль-Ихбария". По данным его источников, предложение египетских и катарских посредников, на которое согласился ХАМАС, также включает отход ЦАХАЛа из глубины Газы с тем, чтобы обеспечить беспрепятственный ввоз в анклав гуманитарной помощи. Кроме того, с первого дня, когда режим прекращения огня вступит в силу, должны будут начаться переговоры о постоянном перемирии и всеобъемлющем соглашении между Израилем и ХАМАСом, добавили источники телеканала.
ХАМАС одобрил предложение о сделке по освобождению заложников

ХАМАС одобрил предложение о сделке по освобождению заложников
По информации осведомленных источников в соглашении названы следующие условия:
Высокопоставленный представитель ХАМАСа за рубежом Басем Наим:
"Мы согласились на предложение посредников".
И все‑таки они пересекаются
И все‑таки они пересекаются

КЕРЕН ДЭВИД
ЧЕГО МЫ БОИМСЯ
Перевод с английского Веры Полищук.
М.: Книжники, 2025. — 304 с.
Книга британки Керен Дэвид по множеству примет — типичный роман воспитания: две истории взросления и преодоления неминуемых подростковых трудностей.
В конечном счете они станут одной, но не будем торопиться.
Истории параллельные: повествование строится таким образом, что рассказанные от первого лица эпизоды одной сменяют другую. И при этом совершенно друг на друга непохожие, хотя героини их — сестры‑близнецы.
Различны Эви и Лотти, 14‑летние жительницы Лондона, во всем: и интересы у них разные, и цели в жизни не совпадают (Эви давно уверена, что хочет стать комиком‑стендапером и усердно этим занимается, а Лотти… пока еще не решила, кем хочет стать, зато точно хочет, чтобы мир стал лучше, и хорошо бы этому как‑то поспособствовать…) Круг общения сестер также не пересекается один с другим: заботясь о сохранении каждой из них своего неповторимого «я», родители отдали их в разные школы. Да что говорить: они умудрились быть непохожими даже внешне!
Словом, общего между сестрами будто бы и не найти. Тем более, охваченные подростковыми страстями, они и сами поначалу его не ищут. Вот только родители общие. А значит, и фамильная память, на которую обе до поры до времени не обращают внимания.
Итак, фамильная память у Лотти и Эви по материнской линии — еврейская. И, как это свойственно еврейской памяти о XX веке, полна горя и умолчаний. От этого семейного наследия родители тщательно оберегают своих девочек: никаких разговоров о еврейских предках и вообще о прошлом.
Кстати, школа тоже старается: «Правило три, подраздел “б”. Никаких упоминаний религии, расы, национальности, ориентации», — пересказывает Эви отцу школьный устав и тут же настаивает: «Пап, я не еврейка».
Это папе почему‑то важно, чтобы девочки интересовались своими еврейскими корнями. Папе, который «сам на семьдесят пять процентов англичанин, на двадцать ирландец и на пять — датчанин, судя по генетическому тесту», но еще никто не видел, чтобы он «плясал ирландскую джигу» или «наряжался викингом». Эви это скорее злит: «Не знаю уж, чем, по его мнению, я должна гордиться и что такого замечательного в еврействе. Знаю одно: прикидываться, будто ты часть меньшинства, когда на самом деле этому меньшинству не принадлежишь, — шарлатанство и обман».
Что до мамы, то ей как будто корни и не важны: ее, уверена Эви, «это совсем не колышет. Даже наоборот. Она бы с удовольствием забыла о своем происхождении». На самом деле все гораздо сложнее, но сестры узнают об этом не сразу.
«Что у меня общего с евреями? — гласит эпиграф к книге, взятый из дневников Франца Кафки. — У меня и с самим собой‑то мало общего…»
Так примерно обе сестры и ощущают до тех пор, пока прошлое само не врывается в их жизнь и семье Харрис не начинает угрожать опасность — старая, как еврейская история, и причем смертельная.
Сестры узнают, что у них общего с евреями, а заодно и с самими собой.
«Мы думали, — говорит автор в самом начале книги от лица обеих героинь, — мы в безопасности, мы свободны. Мы думали, что ненависти настал конец. Мы думали, это больше никогда не повторится. Мы не обращали внимания. Мы верили, что нам ничего не угрожает. Мы даже не сознавали, что мы — часть этой истории. Мы даже не знали, что нам еще есть чего бояться. Мы ошибались?»
И начинается преодоление опасностей и история открытий. Они почти совпадают.
А открывать героиням предстоит многое: от трагической истории собственной семьи до пределов своих возможностей (которые оказываются гораздо шире, чем до сих пор подозревала каждая из них). Наконец, им предстоит открыть друг друга, родство и близость между собой.
Но сначала для всего этого потребуется открытие антисемитизма как неустранимой реальности, а вместе с ним и того, что обе сестры — «лишь малая часть истории куда более длинной. Истории ненависти и страха, насилия и изгнания, которая тянется уже сотни лет».
Страшного в жизни девочек и до тех пор было предостаточно: одни экзамены чего стоят. «Я боюсь, — признается Лотти самой себе, — что надо мной будут смеяться. Что у меня не будет друзей. Боюсь затормозить с ответом в разговоре. Боюсь внимания окружающих. Но и игнора тоже боюсь. А еще есть страхи перед чем‑то таким глобальным, с чем мне вообще никак не справиться. Я боюсь изменений климата. Нищеты. Войны. Ближнего Востока. Эпидемий. Терроризма. Расизма».
И вдруг оказывается, что все это меркнет на фоне ненависти со стороны антисемитов, которые совсем рядом.
Одновременно выясняется: ненависти и страху есть что противопоставить. И обе сестры это в себе найдут.
Автор романа, адресованного ровесникам героинь, не только проводит Эви и Лотти через испытания, необходимые для взросления (эти испытания вполне можно назвать светской инициацией), не просто учит их преодолевать страхи. Она вводит их, а вместе с ними и юных читателей в открытие, осознание и принятие собственного еврейства, а таким образом и в еврейскую традицию. По крайней мере, подталкивает героинь сделать первые шаги в этом направлении. (Удивительно ли, но это оказывается в тесном родстве и со взрослением, и с преодолением страхов.)
Сестры, конечно, и тут не упустят возможности оказаться разными. Лотти всерьез заинтересуется религиозной стороной традиции, Эви предпочтет светскую… Но главное, обе они поймут: есть нечто такое, что важнее различий.
Мудрый автор не читает своим растущим читателям морали — и при этом отчетливо показывает, где добро, где зло и как они устроены. Кстати, на реальном примере: история почти 90‑летней Малы Трибич, польской еврейки, подростком выжившей в Холокосте, которую слушают героини в Еврейском музее, — чистая правда (ее имя, по признанию автора, единственное невымышленное в романе).

Может показаться, будто эта история не о том, о чем говорится на остальных страницах книги, что она вставлена сюда едва ли не искусственно. Но это не так, она о том же самом. И не только о смертоносном антисемитизме, с которым сестры столкнутся в наши по видимости безмятежные дни, но и о том, ради чего стоит выживать и жить.
Керен Дэвид показывает своим героиням и их ровесникам, что в состав взросления входит много интересного. В первую очередь крушение очевидностей (или того, что до некоторых пор за них принимается). Например, человек, производивший однозначно хорошее впечатление (как Люк Брейборн на Эви, почти ее первая любовь), способен оказаться чудовищем. А дружба (Эви и Амины, у которой обиднейшим для Эви образом начали было устраиваться отношения с Люком) способна оказаться важнее, прочнее и глубже любви. Может быть, дружба даже интереснее любви (так, перед Лотти дружба с одноклассницей Ханной открывает огромные горизонты). Наконец, ответственность и принятие собственных, даже самых безумных и дерзких решений (тут можно и родителей не слушаться).
Вот‑вот, безумных и дерзких: у Эви многое получается именно благодаря этому. Небольшой спойлер: ей удастся таким путем даже спасти чужие жизни.
И уж совсем неожиданное: автор показывает, что можно принадлежать традиции — и оставаться при этом самим собой. (Уж не благодаря ли как раз подобной принадлежности? Лотти предстоит это разведать.) Более того, можно воспринимать традицию не как множество нудных ограничений и стесняющих обязанностей, а напротив, как дом, дающий защиту, в котором чувствуешь себя свободно и уютно. Лотти, по крайней мере, начала в этом убеждаться.
Что же до параллельных жизней сестер, то они не только пересекаются, но даже переплетаются. Отчего, таинственным образом, не утрачивают своей параллельности.
Роман Керен Дэвид «Чего мы боимся» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»
Политика свободы. Недельная глава «Реэ»
Политика свободы. Недельная глава «Реэ»
Изложив общие принципы Завета, Моше переходит к его деталям, занимающим много глав, в том числе несколько недельных глав.
В начале пространного обзора законов, которыми Израиль будет руководствоваться в своей стране, а затем вновь, уже в конце, Моше ставит народ перед судьбоносным выбором.
В нашей недельной главе Моше формулирует его так: «Смотрите же, сегодня я предлагаю вам благословение или проклятие: благословение — если будете внимать заповедям Г‑спода, вашего Б‑га, которые я передаю вам сегодня, а проклятие — если не послушаете заповедей Г‑спода, вашего Б‑га, и свернете с пути, который я указываю вам сегодня, и последуете за другими богами, о которых вы и не знали» (Дварим, 11:26–28).
А в конце он формулирует выбор так: «Смотрите, я предлагаю вам сейчас: или жизнь и добро — или смерть и зло <…> Сегодня я призываю в свидетели небеса и землю, [предостерегая] вас: я предложил вам жизнь и смерть, благословение и проклятие. Выберите жизнь — и тогда вы и ваше потомство будете живы» (Дварим, 30:15, 19).
Маймонид рассматривает эти два фрагмента как доказательство нашей веры в свободу воли (Законы раскаяния, 5:3) . Так и есть. Но этим их значение не исчерпывается. В них также содержится политическая программа. Свобода индивида, о которой говорит Маймонид, и коллективный выбор, о котором говорит Моше, взаимосвязаны: если люди свободны, им требуется свободное общество, где они могут пользоваться своей свободой.
Книга Дварим — первая в истории попытка создать свободное общество.
Концепция Моше — глубоко политическая, но в некоем уникальном смысле. Не в смысле стремления к власти, не в смысле отстаивания интересов и самосохранения определенного класса или касты. Политическая — не в смысле воспевания и прославления своей нации, своего государства. За речами Моше не стоит мечта о славе, почете, экспансии или строительстве империи. Ни в одном слове не сквозит национализм в общепринятом значении этого слова. Моше не уверяет людей: «Наш народ — великий».
Он говорит им, что они бунтовали, что они согрешили и дорого поплатились за свое маловерие в эпизоде с лазутчиками: вступление в страну было отсрочено на сорок лет. Моше не победил бы на выборах: лидеры такого сорта, как он, на выборах не побеждают.
Вместо славословий Моше призывает народ к смирению и ответственному поведению. По сути, он говорит, что наш народ избран Б‑гом для великого эксперимента. Сумеем ли мы создать общество, непохожее на Египет и вообще на империи? Общество, не разделенное на правителей и подданных? Сумеем ли мы сохранить верность руке, которая со сверхчеловеческим могуществом направляет наши судьбы с того мгновения, когда я, Моше, впервые предстал перед фараоном и попросил освободить нас? Ибо если мы по‑настоящему веруем в Б‑га — не в Б‑га как абстрактное философское понятие, а в Б‑га, Чьим почерком написана наша история, Б‑га, Которому у горы Синай мы присягнули на верность, нашего единственного высшего правителя, — то нам по плечу великие дела.
Великие не в расхожем понимании, а в смысле «высоконравственные». Ибо если вся власть, все богатства, все могущество принадлежат Б‑гу, то их наличие или отсутствие — не основание для различий между людьми. В Его глазах каждый из нас одинаково драгоценен. Он поручил нам кормить бедняков и приглашать в наш круг сирот и вдов, безземельных левитов и неизраильтян‑чужеземцев, чтобы они проводили с нами наши праздники и дни отдохновения. Нам заповедано создать справедливое общество, которое чтит человеческое достоинство и свободу.
Моше настаивает на трех принципах. Во‑первых, мы свободные люди. Выбор за нами. Благословение или проклятие? Добро или зло? Верность или отступничество? Решайте сами, говорит Моше.

Никто никогда не определял в столь категоричных выражениях свободу не только индивида, но целого народа. То, что мы как индивиды стоим перед нравственным выбором, понять несложно. Перед таким выбором стояли Адам и Хава. И Каин. Выбор — неотделимая часть земного удела человека.
Но когда целому народу объявлено, что он стоит перед выбором, — это нечто новое. Тщетно оправдываться, ссылаясь на свое бессилие, говорит Моше, нет толку уверять: «Мы ничего не могли с собой поделать. Мы были в меньшинстве. Нас разгромили. Виноваты наши лидеры. Виноваты наши враги». Нет, говорит Моше, ваша судьба в ваших руках. Суверенная власть Б‑га не снимает ответственности с людей, наоборот, ставит ее во главу угла. Если вы храните верность Б‑гу, говорит Моше, то вы одержите верх над империями. Если же вы отступитесь от Б‑га, вам больше ничто не поможет — ни могучее войско, ни политические альянсы.
Если вы измените своему уникальному предназначению, если станете поклоняться богам окружающих народов, то сделаетесь такими же, как эти народы. Вас ждет судьба всех малых народов в эпоху сверхдержав. Не вините в своем поражении других людей, слепой случай или невезение. Выбор за вами; ответственность лежит только на вас.
Во‑вторых, мы несем коллективную ответственность. Фраза «все евреи ответственны друг за друга» относится к раввинистическому периоду, но сама эта мысль есть уже в Торе. Этот принцип тоже радикально нов. Иудаизму чужда теория, согласно которой историю творят «великие люди», в нем нет ничего похожего на то, что Томас Карлейль назвал «героями и почитанием героев». Судьба Израиля зависит от того ответа, который даст сам Израиль, выбирая путь. Даст весь Израиль — от «глав ваших колен, ваших старейшин и стражей» до ваших «дровосеков и водоносов» .
Из этого принципа возникло американское устойчивое выражение (не имеющее аналога в британском политическом лексиконе): «мы, народ».
В отличие от всех других народов Древнего мира и от большинства народов нынешних, народ Завета не полагал, что его судьбу предопределяют цари, императоры, придворные вельможи или правящая элита. Судьбу народа предопределяет каждый из нас, проводя в жизнь свои нравственные принципы, и мы — как субъекты нравственного действия — совместно в ответе за общее благо. Именно это подразумевал Майкл Уолцер, когда в своей книге «В тени Б‑га: политика в Еврейской Библии» назвал библейский Израиль «почти демократией».
Третий принцип — «Б‑гоцентричность» политики. В Древнем мире не существовало подходящего термина, так что Йосеф бен Матитьяу был вынужден изобрести свой. Он назвал это «теократией». Однако впоследствии слово «теократия» часто извращали и использовали в неверном значении — «власть духовенства, священнослужителей». В таком смысле Израиль теократией не был.
И здесь тоже приходит на ум американское устойчивое выражение: Израиль был «единой нацией под Б‑гом» .
Если концепцию, изложенную в книге Дварим, все‑таки выразить одним словом, то это будет не «теократия», а «номократия» — «власть законов, а не людей» .
Библейский Израиль — первый в истории пример попытки создания свободного общества. Правда, речь там шла о свободе не в нашем современном понимании, то есть не о свободе совести. Понятие «свобода совести» возникло в XVII веке в Европе, истерзанной столетием религиозных войн между католиками и протестантами. Свобода совести — попытка найти способ мирного сосуществования людей с разными религиозными убеждениями (в конкретном случае в XVII веке — сосуществования христиан, хотя и разных конфессий). Библейский Израиль не подсказывал решения этой проблемы.
Зато он подсказал ответы на другие вопросы. Как распределить свободу и ответственность между всеми поровну? Как ограничить полномочия правителей, чтобы они не порабощали широкие массы? Имеется в виду не только рабство в буквальном смысле, но и мобилизация рабочих на строительство монументальных зданий или воинов — на войну ради создания империй.
В XIX веке известный историк Актон справедливо заметил, что свобода, понимаемая в этом смысле, родилась в библейском Израиле: «Государство древних евреев представляло собой федерацию, державшуюся не на политическом авторитете власти, а на племенном и религиозном единстве, и основанную не на применении силы, а на добровольном завете с Б‑гом <…> Трон опирался на соглашение, и царь не получал вместе с ним права предписывать законы народу, не признающему иного законодателя, кроме Б‑га <…> Одержимые духом подвижники, взращенные под сенью непрерывной череды пророчеств против узурпации и тирании, неизменно призывали помнить, что законы даны небом и стоят выше греховных земных правителей <…> Так библейский народ своим примером проложил пути, аналогичные всем последующим путям обретения свободы» .
Это великолепная, мощная, дерзкая идея. Если наш единственный высший правитель — Б‑г, то любая власть людей — власть делегированная, ограниченная, сдерживаемая нравственными правилами.
Евреи первыми поверили, что целый народ способен управлять собой сам в духе свободы и равного достоинства всех людей. Это никак не связано с типом политического устройства (евреи перепробовали все типы — монархию, олигархию, демократию), зато всецело связано с идеей коллективной нравственной ответственности.
Евреи пока не осуществили в полной мере эту концепцию, но никогда не переставали ею вдохновляться. Слова Моше и сегодня побуждают нас к усилиям. Б‑г дал нам свободу. Так давайте воспользуемся нашей свободой, чтобы построить справедливое, щедрое, милосердное общество. Б‑г не сделает этого за нас. Но Он научил нас, как это сделать. Как сказал Моше, выбор за нами.
