Президент США Дональд Трамп вновь выразил оптимизм в отношении переговоров о заложниках.
"У нас хорошие новости о Газе и о ряде других событий на Ближнем Востоке, над которыми мы работаем на самом высоком уровне", - не вдаваясь в подробности заявил он на пресс-конференции в Белом доме, посвященной подписанию президентских указов.
Тем временем госсекретарь США Марко Рубио сообщает новости о ситуации в Сирии. Согласно его сообщению, опубликованном в соцсети "Икс", стороны "согласились о конкретных шагах, которые сегодня вечером положат конец этой тревожной и ужасающей ситуации".
"Это потребует от всех сторон выполнения взятых на себя обязательств, и мы полностью ожидаем, что они сделают это", - продолжает Рубио.
Как сообщалось ранее, Вашингтон добивается прекращения боевых действий в Сирии, заявил госсекретарь США Марко Рубио, комментируя удары Израиля по Дамаску и Эс-Сувейде, последовавшие за обострением ситуации на юге этой арабской страны.
"Мы очень обеспокоены и хотим, чтобы это прекратилось, - заявил глава американской дипломатии, выступая на церемонии подписания меморандума о взаимопонимании в сфере ядерной энергетики с главой МИДа Бахрейна Абдель Латифом бен Рашедом аз-Заяни, который находится с визитом в Вашингтоне. - Мы хотим, чтобы прекратились боевые действия. У нас было ночью прекращение огня, оно рассыпалось".
Старейший в мире марафонец Фауджа Сингх погиб в возрасте 114 лет
Факелоносец Олимпийских игр 2012 года в Лондоне, Сингх начал заниматься бегом в возрасте 89 лет, чтобы преодолеть депрессию после того, как его жена и сын один за другим умерли в Индии.
"Торпедо в тюрбане", бегун индийского происхождения, считавшийся старейшим марафонцем в истории, погиб под колесами автомобиля. Марафонцу, настоящее имя которого Фауджа Сингх, было 114 лет.
По данным местных СМИ в Индии, в понедельник Сингх получил серьезные травмы головы в результате ДТП, в котором водитель скрылся с места происшествия, переходя дорогу в своей родной деревне недалеко от Джаландхара в Пенджабе.
Его доставили в больницу, где он позже скончался, сообщили в лондонском беговом клубе и благотворительной организации Sikhs In The City.
Премьер-министр Индии Нарендра Моди воздал должное Сингху, заявив, что он "выдающийся человек благодаря своей уникальной личности и тому, как он вдохновлял молодежь Индии на очень важную тему фитнеса".
Это был переломный момент в борьбе Израиля за выживание. 18 июля 1948 года, после десяти дней напряженных боев, противники договорились о втором — и окончательном — прекращении огня в этой войне на Ближнем Востоке . Последующие три месяца обеспечили Израилю необходимую передышку: за это время он успел перегруппировать и перевооружить войска перед началом заключительного этапа сражений, завершившихся победой в следующем году.
Но существовала серьезная проблема. В самом начале войны египтяне контролировали дорогу из Ашкелона в Бейт‑Гуврин, и отдаленные деревни в пустыне Негев оказались отрезаны от остальных еврейских территорий. Поселениям во фронтовой зоне не хватало самого необходимого. Все попытки отправить туда автомобильные конвои провалились, а самолетов легкой авиации, которые могли садиться на самодельных аэродромах, катастрофически не хватало.
Пустыня Негев должна была составить бóльшую часть территории Израиля, без нее не исполнилась бы мечта премьер‑министра Давида Бен‑Гуриона «превратить пустыню в цветущий сад». Без нее не было бы Израиля.
18 августа 1948 года Бен‑Гурион собрал высшее военное командование, чтобы обсудить, как выйти из кризиса. Прогноз был неутешителен: продовольствия у солдат и мирных жителей, оказавшихся на территории противника, оставалось ровно на неделю. Чтобы Негев устояла, срочно требовалось доставить в пустыню 2 тыс. тонн продовольствия, а также технику и горючее. А для этого самолетам, которые повезут срочные грузы, необходимы взлетно‑посадочные полосы.
Недавно созданным ВВС предстояло найти решение. И они, как обычно, обратились к некоему загадочному парню из пустыни Негев: он, как никто, умел найти выход из любой ситуации Официально он нигде не числился и не служил, был своего рода палочкой‑выручалочкой, большинство даже не знало его фамилии. Но если требовалось что‑то сделать на глухой южной окраине юного Израиля, неизменно обращались к загадочному Майклу, Королю Негева.
Майкл УимерсСНИМОК ПРЕДОСТАВЛЕН СЕМЬЕЙ Майкла Уимерса
Майкл Уимерс был невероятно хорош собой; беженец из Германии, он получил образование в Англии и заработал прозвище Король Негева благодаря тому, что организовал доставку грузов в осажденные еврейские общины на юге Израиля. В переломный момент той войны усилия Уимерса по строительству необходимых аэродромов в конечном счете помогли освободить обширную территорию пустыни Негев.
Он был одним из первых израильских метеорологов и военных летчиков и заслужил восхищение своих товарищей. Но после его гибели о нем почему‑то забыли. В отличие от летчика‑аса Моди Алона, командира первой израильской эскадрильи истребителей, героя первых воздушных боев, погибшего во время выполнения боевого задания, и Давида «Микки» Маркуса, первого генерала нынешнего Израиля, строителя Бирманской дороги в Иерусалим, которого по ошибке застрелил часовой и чей образ увековечили в фильме с Кирком Дугласом , память об Уимерсе попросту стерлась.
И пусть многое до сих пор окутано тайной, ныне, после десятилетий забвения — десятилетий, в течение которых Уимерса не упоминали даже в обстоятельнейших хрониках израильских ВВС, — наконец можно рассказать потрясающую историю его жизни.
Меня как журналиста, естественно, привлекают такие захватывающие и мало кому известные истории, как эта. Но образ Майкла Уимерса притягателен для меня не только поэтому. Он стал для меня символом поколения отважных и изобретательных основателей Израиля, борцов за его свободу. Не седовласых сабров — таких героев 1948 года, как Ицхак Рабин и Ариэль Шарон, впоследствии военных и политических лидеров Израиля, а скорее, травмированных иммигрантов, вернувшихся на еврейскую родину после 2000 лет изгнания.
Мой путь к Уимерсу начался с того, что я попытался отыскать сведения о службе моего деда в канадских ВВС во время Второй мировой войны. Дед не любил рассказывать о тех временах, вот я и взялся за поиски информации о его друзьях и сослуживцах; в результате получилась пара статей, они вышли в журналах Tablet и The New York Times Magazine. Первая — о подвигах старого друга и одноклассника моего дедушки Уилфреда Кантера, во Вторую мировую он был летчиком; вторая посвящена службе Кантера в качестве иностранного добровольца в Войне за независимость и его безвременной кончине.
С помощью двух коллег, тоже увлекающихся разысканиями, на основе пространных биографических поисков, интервью с давними друзьями и родственниками мне удалось собрать воедино обрывки историй о жизни Кантера и его товарищей‑добровольцев: 24 октября 1948 года они разбились на транспортном самолете С‑47 («Дакота») — второй пилот Фред Стивенсон, штурман Уилли Фишер, радист Леон Лайтман. Их четверка составила костяк длинной истории об обширном влиянии иностранных добровольцев «Махаля» , которые помогли склонить чашу весов в пользу Израиля в той войне за право на существование.
Но в ту роковую ночь в самолете были не четверо, а пятеро, и последние несколько лет я, как одержимый, разыскивал информацию об этом пятом. Уимерс не был ни иностранным добровольцем, ни бойцом 103‑й эскадрильи, как остальные. Вообще‑то его не должно было оказаться на борту. Перед самым полетом он попросил его подвезти: самолет с грузом продовольствия направлялся в поселение неподалеку от осажденной общины Сдом в пустыне Негев, к югу от Мертвого моря.
Крушение их самолета стало одной из первых авиакатастроф в истории Израиля. Но ее почти никто не заметил, поскольку она пришлась на период между двумя масштабными наступлениями, перевернувшими ход войны: операцией «Йоав», кампанией в Негеве с 15 по 22 октября, в ходе которой израильские войска заняли Беэр‑Шеву, и операцией «Хирам» (28–31 октября), в ходе которой Израиль завладел Верхней Галилеей.
И все равно память о четверых добровольцах в конце концов увековечили за рубежом, на церемониях «Махаля» и в просторном мемориальном зале эскадрильи на военной авиабазе Неватим.
Чего не скажешь об Уимерсе. При этом он не был всего лишь безымянной жертвой самой важной израильской войны. Сложная, многогранная личность, он отразил свое хаотичное время и нисколько не походил на типичных для тогдашнего Израиля иммигрантов. Уимерс был из богемной семьи, из‑за прихода Гитлера к власти вынужденной бежать из Германии в Англию, а уже оттуда в Израиль — тогда еще не государство: здесь семья воссоединилась (у Уимерса были брат и сестра) и вскоре потеряла Майкла — но перед этим он успел оставить след в истории создания Израиля.
В общем, Уимерс — историческая фигура, и его следует знать и помнить. Эта статья — моя скромная попытка воздать ему должное.
Эрнст Мориц Ваймерсхаймер, будущий Майкл Уимерс, родился 3 апреля 1920 года в немецком Харлингене в нерелигиозной еврейской семье. Его отец Мориц был врачом и умер за четыре месяца до рождения сына, его растили овдовевшая мать и ее сестра, известный педагог Анна Эссингер, в «детской деревне» — особом поселении, целью которого было обеспечить условия для свободного и разностороннего образования на лоне природы. Со всей Германии сюда съезжались дети, в том числе актеров, дипломатов, а также дети с ограниченными возможностями. Вдохновленный таким окружением, Эрнст Мориц с ранних лет стал вегетарианцем и на всю жизнь полюбил природу, музыку, животных, не на шутку увлекся метеорологией. Это место благоприятствовало его тонкой мечтательной натуре, здесь он — как и его старшие брат с сестрой — расцвел, хотя из‑за высокой инфляции в Германии 1920‑х годов в материальном смысле семье жилось нелегко.
В 1933‑м к власти пришли нацисты, и пансион почти сразу же столкнулся с придирками: в честь дня рождения Гитлера в «детской деревне» велели поднять нацистский флаг. Возмущенные сестры отказались и решили перебраться в другое место: Эссингер перевезла в Англию школу‑пансион и 66 детей, Клара искала более или менее постоянное пристанище.
В конце концов она оказалась в Палестине и в 1935 году договорилась с сионистской активисткой Генриеттой Cольд, что перевезет сюда «детскую деревню». Купила землю близ Пардес‑Ханы и вернулась в Германию, чтобы закрыть школу и распродать имущество. Почти всю землю реквизировали, то, что осталось, удалось продать всего лишь за треть стоимости.
Эрнст Мориц отправился с тетей; ранние годы он, неловкий подросток, провел в Англии, там стал бойскаутом, начал изучать агрономию и бегло заговорил по‑английски. Он кочевал по приемным семьям и с трудом заводил друзей. Учился в основанной теткой школе‑пансионате Нью‑Херлинген близ Кента.
Вдохновленная общением с американскими квакерами, Эссингер на посту директора принимала непосредственное участие в жизни школы, была сторонницей строгой дисциплины, однако дети ее любили и ласково называли танте Анна (тетя Анна), или кратко ТА. Но еще примечательнее, что впоследствии ее школа приняла тысячи учеников‑евреев: они успели уехать из Германии до начала войны и избежали грядущих зверств.
В отчете о первом полугодии Эрнста Морица в школе (от 10 апреля 1934 года) классный руководитель Адольф Праг счел, что развивается тот благополучно и, хотя отстает по английскому, немецкому и истории, ученик серьезный и ответственный.
«Порой он мечтателен, как ребенок, — писал учитель. — Интересы его носят исключительно прикладной характер, к своим обязанностям относится крайне прилежно и зачастую ради них пренебрегает домашними заданиями».
Последующее письмо, подписанное теткой Эрнста Морица — она подвела итоги его обучения, — намекает на то, что у мальчика, возможно, была дислексия, от которой страдали другие члены его семьи. Это письмо проливает свет и на годы формирования его личности, коротко описывает свойства характера, определившие в дальнейшем его вклад в дело создания Израиля.
«Он развивался очень медленно, учился бессистемно. При этом его интересовало все, связанное с природой, — солнце, луна, звезды, звери, травы, цветы, и он приобретал знания о них необычными способами, — писала тетка. — Он отличался простодушием, но при этом абсолютной порядочностью. Никогда не лгал, всегда был надежен как в большом, так и в малом».
В 1936 году — Эрнсту Морицу тогда было 16 — он уехал к матери в Палестину, поменял имя на Майкл, а фамилию на Уимерс. Майкл не сразу освоился на новом месте. Так и не сумел привыкнуть к здешним школам, в конце концов забросил учебу и пошел работать. Недолго потрудился в полях, потом на его увлечение метеорологией обратил внимание Рудольф (Реувен) Файге, один из первых авиаторов, основатель израильской метеорологической службы. Файге взял Уимерса метеоразведчиком при аэропортах Лода, Рамлы и Хайфы. Но что куда важнее — Файге, тоже беженец из Германии, стал наставником Уимерса в новой стране и отечески опекал его.
Подруга семейства Уимерсов Зогар Вилбуш вспоминала светлоглазого, бледнокожего, розовощекого паренька по кличке Броди: он выделялся из массы сверстников и поначалу с трудом находил общий язык с местными сионистами. Иврит никак ему не давался, и обычно Майкл держался замкнуто, свободное время проводил в аэропортах с Файге, часто слушал музыку и играл на флейте. Мать была занята в школе, брат с сестрой погрузились в местную жизнь, и Майклу, наверное, было одиноко. Но он был добрый и терпеливо слушал Вилбуш, а она часами рассказывала, какой романтичной была жизнь в Израиле до образования государства.
«Он слушал и впитывал, но “такая жизнь” была ему не близка. Он не мог найти путь к ней», — вспоминала Вилбуш после смерти Майкла.
Когда в Европе началась война, Уимерс попытался вступить в британские ВВС, искал, кто из английских знакомых поручился бы за него. В письме 1940 года из Министерства гражданской авиации специалисту по отбору кандидатов для службы в ВВС говорится, что Уимерс «надежный и добропорядочный метеоролог. Занимался наблюдением за верхними слоями атмосферы, знаком с радиотелеграфной связью, электромонтажом и плотницким делом».
В письме матери, написанном в 1942 году, Уимерс, впрочем, сообщает, что «так и не получил окончательного ответа от британских ВВС».
В конце концов он решил остаться в Палестине на метеорологической службе, уволился оттуда он лишь в 1944 году. После его увольнения начальник сообщил, что Уимерс «выполнял множество дополнительных заданий, собирал и устанавливал приборы, по собственной инициативе наблюдал за верхними слоями атмосферы. Он отличный наблюдатель, и, должен сказать, мне очень жаль терять такого сотрудника».
Но Уимерсу пора было двигаться дальше, принимать активное участие в построении основ израильского государства. Он окончил несколько профессиональных курсов, выучился помимо прочего на сварщика и попытался вступить в кибуц Алоним на севере. Однако из‑за своей английской щекотливости и эксцентричности не вписался (после того как он растянул по всему кибуцу проволоку для метеорологических исследований, кое‑кто из местных даже заподозрил его в шпионаже), и ему отказали. Тогда он еще раз попытал счастья — на юге, в Ревивиме, первом еврейском кибуце в пустыне Негев.
Житель кибуца Йоэль де‑Малах вспоминал в мемуарах, как симпатичный блондин с зелено‑голубыми глазами пришел пешком с одним рюкзаком, уселся за стол в общей столовой и начал есть. А потом объявил, что хочет остаться.
«Меня зовут Майкл Уимерс, — сообщил он. — Я почти летчик, почти инженер и опытный метеоролог. Если я вам не нужен, уйду».
Майкл УимерсСнимок предоставлен семьей Майкла Уимерса
В Ревивиме Уимерс влюбился в пустынные пейзажи Негева. Он начал работать над обустройством метеорологического центра, который трижды в день измерял температуру окружающей среды и исследовал феномен искусственного дождя. Предался этой работе. Благодаря знакомству с ведущими метеорологами Уимерсу удавалось добывать специальное оборудование из разных источников, в том числе и то, которое британцы оставили в аэропорту Лода.
Сперва местные с подозрением отнеслись к европейскому «чудаку», но Уимерс был хорош собой, за него вступились плененные им девушки, и в кибуц его приняли.
Кажется, он не отвечал девушкам взаимностью, но быстро расположил к себе остальных членов общины и приобрел известность благодаря техническим навыкам: он сноровисто натягивал провода, чинил утюги, пишущие машинки и прочие приборы. Он придумал, как ловить радиосигналы, держа во рту антенну, и — о чем заговорили — собрал радиоприемник: благодаря этому кибуцники услышали, как 14 мая 1948 года Бен‑Гурион объявил о независимости Израиля.
Две недели спустя погиб Файге, наставник Уимерса: в метеорологический центр в Иерусалиме попал иорданский снаряд.
С началом войны решимость Уимерса уйти в армию окрепла. Он верил: лучший способ связать его любимую пустыню Негев с сердцевиной активно развивающегося молодого государства — служба в ВВС.
«Я иду — я нужен ВВС», — объявил он, по воспоминаниям де‑Малаха, ботаника и исследователя сельского хозяйства. Но путь Уимерса в ВВС не был прямым, как и в другие периоды его жизни.
В новообразованной израильской армии поначалу тоже не знали, к чему приспособить странного чужака с английскими и германскими привычками. Но царившая в те времена атмосфера Дикого запада идеально подходила Уимерсу. Официальным призывом он пренебрег, а поступил как израильтянин: решил, что разберется на месте. Просто пришел и начал работать. По воспоминаниям де‑Малаха, Уимерс на виду у караульных с египетских сторожевых постов расхаживал туда‑сюда по песчаной равнине в поисках твердой плотной почвы. А найдя, объявил: «Я построю здесь аэропорт!»
И так и сделал: расчистил возле своего кибуца в Негеве взлетно‑посадочную полосу для легкомоторных самолетов.
«Сейчас это кажется невозможным, но в 1948‑м нравы были таковы, — пояснил Ури Дроми, бывший штурман и редактор журнала ВВС. — Воздушные войска тогда только организовали. В них царили хаос и неразбериха. Упор делали на то, чтобы набрать сотрудников в штаб и построить крупные авиабазы. На периферию особо внимания не обращали. Если кто‑то вроде него приходил с предложением и способен был выполнить задачу, начальство соглашалось на все».
Летчиком Уимерс не был, однако в воздушных боях участвовал: его изобретательный ум пригодился и здесь. Во время одной из вылазок египетский самолет принялся описывать круги вокруг их «пайпера» . Уимерс — светлокожий, с европейскими чертами лица — уверенно помахал египетскому пилоту, а тот, видимо, принял израильтянина за летчика ООН и не стал атаковать.
Во время другого вылета самолет Уимерса попал под огонь зениток. Боеприпасов не осталось, отстреливаться было нечем, и Уимерс принялся швырять на землю пустые бутылки. Те разбивались с таким грохотом, что это, видимо, отпугнуло артиллеристов: они прекратили стрельбу и спрятались в укрытие.
Когда Уимерс перешел на военную службу, метеорологическую станцию, организованную им в Ревивиме, пришлось закрыть. Но он по‑прежнему заботился о своем втором доме, регулярно привозил продовольствие.
Он вообще прилетал сюда часто: у него была масса знакомых пилотов, к тому же он выстроил возле кибуца скромную взлетно‑посадочную полосу; Уимерс доставлял обитателям кибуца продовольствие и одежду, в которых они так нуждались. А поскольку попасть в осажденный кибуц мог только он, для его жителей Майкл стал главным связующим звеном, привозил незатейливые подарки — радиоприемники на батарейках, мороженое — роскошь, которую на юге никак иначе было не достать. Такие поступки характеризуют его и объясняют прозвище Король Негева.
Уимерс регулярно циркулировал между Негевом и штабом командования ВВС в центре страны — хлопотал, объяснял, что нужна бóльшая помощь.
«Он был выдающимся человеком, — сказал мне бывший командующий ВВС Израиля Дан Толковский (теперь ему уже 104 года). — Очень решительным, и у него была четкая цель: наладить связь с Негевом».
3 июля Уимерс сообщил в штаб, что нагрузка на взлетно‑посадочную полосу в Ревивиме растет день ото дня и кибуц «уже не в состоянии обслуживать ее как полагается».
Он попросил выделить ему джип с прицепом и помощника: необходимо обслуживать взлетную полосу и управлять полетами, а у него много времени занимают другие дела.
И хотя официально он не числился в ВВС — зачастую было непонятно, кто за ним стоит, — просьбы его обычно исполняли: де‑факто он отвечал в ВВС за всю пустыню Негев. Уимерс бегло говорил по‑английски, поскольку несколько лет жил в Англии, идеально осуществлял связь с иностранными летчиками‑добровольцами: с ними‑то он и отправился в последний полет. Но истинным памятником ему стали аэродромы, которые он организовал и которые позволили перевозить грузы по воздуху.
18 июля 1948 года вступил в силу второй договор о прекращении огня; репутация Уимерса к этому времени уже сложилась. Для местных жителей он был королем, в трудные времена доставлял им продовольствие. Для служащих ВВС он значил еще больше — уникальный знаток отдаленных пустынных земель. И когда ВВС приступили к выполнению приказа Бен‑Гуриона, сразу же обратились к Уимерсу. За считаные дни он помог переделать небольшое пыльное летное поле между Рухамой и Шовалем во взлетно‑посадочную полосу длиной 1100 метров и шириной 40 метров, которая принимала самолеты весом до 30 тонн.
23 августа в 18:00 прибыл первый транспорт, подняв такую пыль, что операцию назвали «Мивца авак», «Пыльный котел». За месяц Авак‑I принял около 200 рейсов. И Авак служил не только для снабжения. Для 2200 бойцов это была единственная возможность передохнуть — слетать нормально поесть и принять горячий душ.
Вскоре частота полетов увеличилась до десяти за ночь. В письме от 8 сентября Уимерс перечислил, что необходимо аэродрому, работавшему на пределе возможностей: генератор, четыре километра электропровода, койки, палатки, одеяла, термосы, деньги. 15 октября бои должны были возобновиться, велась подготовка к операции «Йоав», и первостепенны стали военные грузы. Бен‑Гурион был полон решимости вернуть Израилю пустыню Негев, а потому поступил приказ выстроить еще одну ВПП, чуть дальше на юге. И снова без Уимерса было не обойтись: он нашел место и заложил основание второго аэродрома, Авак‑II, неподалеку от Имры (ныне кибуц Урим).
Уимерс заявил, что здесь можно выстроить ВПП длиной 1600 метров, и попросил генерала Толковского, тогдашнего командующего ВВС, дать добро. 14 сентября было приказано начинать строительство на основе рекомендаций Уимерса. Он прибыл на аэродром 9 октября и выставил вдоль ВПП бочки с горючим, чтобы зажигать их ночью, едва послышится шум двигателей приближающегося самолета. На следующую ночь начали прибывать первые самолеты.
Такие меры предосторожности были необходимы, поскольку условия на аэродроме Авак‑II были еще суровее, чем на Авак‑I. Поле находилось в зоне досягаемости египетской артиллерии, а израильские самолеты везли оружие, горючее, взрывчатку, боеприпасы. Однако израильским войскам удавалось отражать атаки египтян, и Авак‑II сыграл решающую роль в наступательной операции, которая длилась несколько недель и переломила ход событий на южном фронте.
Продленный воздушный мост позволил военным заменить изнуренных бойцов Негева свежими силами из центра и с севера. Всего до окончания операции (21 октября 1948 года) в Негев переправили около 2500 тонн горючего, продовольствия и военных припасов и перевезли в оба конца свыше 5 тыс. человек.
«Майкл в одиночку сотворил чудо, — сказал Дроми (он описал немало подвигов Уимерса в книгах по истории израильских ВВС). — Он был удивительно изобретательным человеком, чего только он не мог смастерить из ничего».
По воспоминаниям родственников и друзей, то время стало звездным часом Уимерса. Глаза его загорались, когда он рассказывал о Негеве и своей роли в кампании. Казалось, он нашел свое призвание. Его давняя подруга Вилбуш говорила, что Уимерс преобразился.
«Передо мной предстал взрослый мужчина, смуглый от загара, влюбленный в эту землю. Это был Майкл, от Броди (старое его прозвище) не осталось и следа, — писала она в 1949 году. — Мне кажется, он наконец обрел равновесие. Он отдавал военной службе все свои знания, талант, всего себя».
Несмотря на колоссальный круг обязанностей, Уимерс по‑прежнему нигде не числился и по собственной инициативе брался за любую работу, — официально ее оформили лишь впоследствии — этакий Форрест Гамп , каким‑то чудом регулярно появлявшийся в нужный момент.
Лишь 14 октября командир ВВС наконец подтвердил в письме командующему южным фронтом, что Уимерс «служит представителем ВВС» по вопросам строительства взлетных полос. К тому времени все ВПП уже были построены. А через десять дней Уимерс погиб.
Когда Негев фактически освободили, Уимерс переключился на Сдом, древнее еврейское поселение возле Мертвого моря: Сдом по‑прежнему находился в окружении. Необходимо было проследить за строительством новой ВПП на здешнем аэродроме: согласно источникам по истории ВВС, имеющиеся площадки часто затапливало, пользоваться ими было небезопасно, учитывая, что самолеты сюда прибывали часто — доставляли грузы размещенным здесь солдатам, а их было более 350 человек.
1 октября Уимерс поставил в известность командование ВВС, что инженеры Сдома отыскали подходящее место для ВПП, 19 октября сообщил, что отдал приказ мостить полосу. Вечером 24 октября сел в ту злополучную «Дакоту», чтобы лететь в Сдом и лично следить за ходом работ.
Перелет начался с того, что в Хайфе на борт самолета поднялись четверо иностранцев, с ними был штатский с собакой — он путешествовал для своего удовольствия. Пассажир с собакой высадился в военном аэропорту Сде‑Дов в Тель‑Авиве: здесь в самолет погрузили припасы, которые следовало доставить в Сдом. Уимерс подписал накладные, выпил чаю в столовой и в 22:40 вместе с остальными сел в самолет. Отправление задержали из‑за тумана, но в конце концов самолет взлетел.
Почти сразу же правый двигатель начал перегреваться, извергать пламя. Пилот запросил аварийную посадку на авиабазе Тель‑Ноф, но на подлете к ней мотор взорвался, правое крыло отвалилось, в 23:55 самолет винтом врезался в землю и обратился в огненный шар. Пожарные, прибывшие на место катастрофы, обнаружили разбросанные на многие километры обломки и обгоревшие части тел.
Уимерса опознали по трех‑четырехдневной щетине. Остальные брились, а он недавно отпустил бороду.
«Я никогда не видел таких разрушений. От самолета ничего не осталось», — написал в рапорте командир 103‑й эскадрильи Данни Розин.
Расследованию не удалось установить точную причину катастрофы. «Дакота» должна была еще 100 часов назад пройти очередное техобслуживание, ее использовали преступно долго. Старший механик эскадрильи давно просил, чтобы ему позволили заменить двигатели «Дакоты» и устранить непрерывную утечку масла. Он неоднократно предупреждал, что летать без огнетушителей нельзя. Но накануне рокового полета ему — редкий случай — дали увольнительную на 48 часов, и самолет вылетел без его разрешения. Ни огнетушителей, ни аварийных парашютов, ни даже удостоверений личности у команды не оказалось.
На следующий день в приказы на проведение полетов внесли пояснения: теперь в самолетах под угрозой трибунала должны были быть парашюты на каждого члена экипажа. После катастрофы к технике безопасности начали относиться серьезнее. Стали чаще отменять рейсы, и пилоты чаще отказывались вылетать, если полагали, что это небезопасно.
После смерти Майкла Уимерса, 28 лет, военный билет № 81338, произвели в лейтенанты. Он стал девятым и последним из жителей кибуца Ревивим — их было всего 30, павших в борьбе за независимость. Его похоронили на военном кладбище в Реховоте в братской могиле вместе с двумя добровольцами из Канады, которые разбились вместе с ним: пилотом Уилфредом Кантером и штурманом Уилли Фишером.
«Лишь после его смерти мы полностью осознали, кем он был и насколько был талантлив», — писал его товарищ‑кибуцник де‑Малах.
«Он был особенный. Большой оптимист, — добавил Толковский, бывший командующий ВВС. — И просто очень славный человек. Энергичный, скромный, носился по Негеву, постоянно решал тамошние трудности».
Уимерс погиб, но война продолжалась, и о нем, как и об остальных, понемногу забыли. Ну что это за кончина — перегруженный старенький самолет, давно не проходивший техобслуживание, разбился с грузом кофе, муки и мыла для израильтян, оказавшихся на территории противника, в то время как израильские бойцы каждый день совершали подвиги и погибали героями.
Когда война наконец завершилась и Израиль собрался рассказать ее историю, оказалось, что рассказать историю Уимерса почти некому.
В конце концов в его честь назвали аэродром в Сдоме, его имя появилось на нескольких давно позабытых военных монументах в разных уголках страны. В 1978 году метеорологический центр, который он основал в Ревивиме, назвали в его честь. В День памяти на ежегодной церемонии в кибуце Ревивим Уимерса поминают как одного из павших за свободу.
Поскольку было неясно, какое положение занимал Уимерс, к тому же и его многочисленные родственники — вот что странно — розысков не предпринимали, возник пробел: официально его память не увековечило ни одно военное учреждение. А что касается ВВС — его словно и не было.
При этом четверых разбившихся вместе с ним иностранцев — а ведь за них тоже здесь некому было ходатайствовать — поминали на ежегодных церемониях в числе 123 погибших добровольцев. А вот Уимерса — нет. Лишь в 2008 году, когда на военной авиабазе Неватим на юге Израиля появился официальный зал памяти, его куратор Таль Ландман начал поиски так называемых павших одиноких солдат , которых официально не поминают.
Ландман вместе с коллегами Эфрат и Гидеоном Галь методично собирал эту головоломку, и в конце концов остался лишь один недостающий фрагмент: Уилф Кантер. И они вышли на меня, а через меня — на моего деда. И так фотографии и биографии всех четверых были включены в просторный зал памяти на авиабазе Неватим.
А Уимерс опять выпал. Поскольку официально он в эскадрилье не числился, его не включили в общий список. Память о нем вообще нигде не увековечили: он по‑прежнему оставался одним из 26 павших одиноких солдат из числа 1520 погибших за всю историю израильских ВВС.
Ландман, летчик‑резервист, узнал об этом упущении и решил исправить его.
«Я считаю, никто не должен умирать дважды. Никто не должен кануть в бездну забвения, — пояснил он. — Эти люди отдали жизнь за страну, и мы не можем смириться с тем, что никто о них не помнит».
Он предложил авиабазе Неватим включить Уимерса, параллельно изучал его досье и искал родственников.
Длинный документальный след привел к интервью в начале 2000‑х в маловразумительной информационной рассылке некоммерческой организации под названием «Ассоциация израильтян — уроженцев Центральной Европы»: в этом письме некий Йоав Цур рассказывал о своем детстве в Германии. Он упомянул в интервью, что настоящая фамилия его предков Ваймерсхаймер, что его младший брат погиб в войну 1948 года и он назвал в его честь младшего сына.
В результате поисков в телефонном справочнике Ландман поздним вечером в феврале 2021 года позвонил Михаэлю Цуру и ошеломил его известием, что израильские ВВС разыскивают родственников его полного тезки — его покойного дяди, погибшего 72 с лишним года назад.
9 апреля 2021 года мы с Ландманом, офицерами авиации, Эфрат и Гидеоном Галь собрались в приморском городке Герцлия на встрече с 20 с лишним членами разросшегося семейства Уимерсов, представителями четырех поколений.
У ныне покойных старших брата и сестры Уимерса Йоава Цура и Михаль Яффе было по четверо детей; им, как и нам, оказалось любопытно узнать об их загадочном двоюродном дедушке.
Майкл (внизу слева) с братом и сестрой. 1932Снимок предоставлен семьей Майкла Уимерса
Дочь Цура Ноа Шендар принесла стопку альбомов, снимков, документов, отразивших путь семьи из Германии через Англию в Израиль. Подробные сведения о жизни и смерти Уимерса, которые она сообщила, помогли — и немало — написать эту статью.
Среди находок оказалось единственное известное упоминание в СМИ о военных заслугах Уимерса. В 1964 году израильская радиовикторина посвятила раздел Уимерсу и его роли в операции «Пыльный котел». В письме к авторам передачи от 29 мая 1964 года его сестра Михаль Яффе отметила, как счастлив был брат в последние месяцы жизни. Она сказала, что он был всецело поглощен службой и когда — и то лишь ненадолго — заезжал к ней в гости, мог проспать сутки кряду.
Среди документальных материалов были и воспоминания жены Йоава Цура Шуламит о последнем визите Уимерса во время первого перемирия в войне 1948 года. По свидетельству Шуламит Цур, Уимерс приехал на церемонию обрезания их первенца, в подарок привез сигареты и канистру с бензином — большая ценность: и то, и другое можно было выгодно обменять. Второго сына они назвали в его честь Михаэлем — на израильский манер.
Михаэль Цур — он родился через 15 лет после смерти Уимерса — вспоминал, что в те редкие случаи, когда отец (это давалось ему нелегко) рассказывал о покойном брате, он отмечал: Михаэль‑младший очень похож на старшего, оба решительные, энергичные, для них нет преград.
«Отец говорил: “Такое мог сказать только мой брат”, — вспоминал Цур. — Он нечасто о нем рассказывал, но очень тосковал по Майклу. И мое имя, и наше сходство сблизили нас. Я с гордостью ношу это имя».
Еще больше информации оказалось в воспоминаниях старшей сестры Шуламит Йеудит Мило, 93 лет. Она призналась, что хранит теплые воспоминания о свойственнике. По ее словам, Уимерс был очень красивый, добрый и вежливый. Как‑то раз пригласил ее в кино и вел себя как настоящий джентльмен.
Но запомнилось ей и то, каким он был неловким, как трудно ему было общаться: живи он сейчас, у него, наверное, диагностировали бы нарушение обучаемости или расстройство аутистичного характера.
Это описание Уимерса и его родных, с которыми он редко виделся, отчасти объясняет, почему о нем забыли. Да, израильская армия в те годы уделяла меньше внимания памяти павших и тесному общению с их близкими. Правда, и семейство Уимерса не особо интересовалось прошлым.
«Они были йекке , скупые на эмоции, — пояснила племянница Уимерса Ноа Шендар. — Не стремились увековечить его память и не говорили об этом. Они не были религиозны, не придавали значения еврейским традициям. Другая культура. Что случилось с Майклом, то случилось, жизнь продолжается, так они считали».
Шендар — тетя Михаль передала ей семейный архив — призналась, что в их семье толком не умели выражать чувства. Когда она узнала о разысканиях Ландмана, ее охватила глубокая горечь.
«Как же можно называть Майкла павшим одиноким солдатом? — спросила она. — У нас большая семья. Просто мы ничего не знали».
Впрочем, добавляет она, символично, что все вышло именно так.
«Всю жизнь он держался особняком, люди его толком не понимали и не знали, как с ним общаться, — сказала она. — Неудивительно, что и после смерти он оказался на отшибе».
Через 70 с лишним лет после гибели Уимерса военная авиабаза Неватим официально признала его заслуги: он был связующим звеном между ВВС и жителями кибуцев в пустыне Негев. Документов, касающихся его жизни и службы, набралось на несколько папок; в них Уимерсу отдают должное: он «организовал взлетно‑посадочные полосы для снабжения жителей, оказавшихся в окружении, заложил основание мест посадки для самолетов “Дакота” 103‑й эскадрильи».
Потомки его брата и сестры побывали на авиабазе, их приглашали на различные мероприятия, посвященные памяти павших летчиков. Ныне семейство Уимерсов чтит память Майкла, делится воспоминаниями о нем.
Михаэль Цур на могиле дяди. 2021Снимок предоставлен семьей Майкла Уимерса
В прошлый День памяти Михаэль Цур посетил могилу дяди в Реховоте. Он признался, что его мучит вина за все ушедшие годы, когда об Уимерсе не вспоминали.
«Я попросил у него прощения, — сказал мне Цур. — Он был человек особенный, уникальный, мы ничего о нем не знали и не пытались узнать. Теперь, мне кажется, мы исправляем эту ошибку».
Дональд Трамп заявил, что США достигли торговой сделки с Индонезией, в результате которой товары из этой страны Юго-Восточной Азии, поступающие в США, будут обложены 19-процентной пошлиной, а Джакарта будет закупать американские энергоносители и самолёты Boeing.
Предварительная сделка стала первой с тех пор, как Трамп на прошлой неделе разослал письма более чем 20 торговым партнёрам, информируя их об уровнях американских пошлин на их экспорт, если они не достигнут соглашения к 1 августа.
В письме на прошлой неделе президент США пригрозил Джакарте 32-процентной пошлиной, но во вторник заявил, что считает последнюю договорённость, согласно которой Америка будет платить нулевые пошлины на экспорт в Индонезию, «выгодной сделкой для обеих сторон».
Трамп сообщил журналистам, что переговорил со своим индонезийским коллегой Прабово Субианто и что сделка с Джакартой предоставит США «полный доступ к Индонезии, ко всему».
В сообщении в социальных сетях после своего выступления Трамп написал, что Индонезия взяла на себя обязательство закупить у США энергоносители на сумму 15 млрд долларов и сельскохозяйственную продукцию на 4,5 млрд долларов. Кроме того, страна купит «50 самолётов Boeing, многие из которых — модели 777».
Министерство экономики Индонезии, координирующее сделку, в среду отказалось комментировать сделку.
Трамп сообщил журналистам, что Индонезия «очень сильна в медной промышленности», металле, на который он на прошлой неделе ввёл 50-процентную пошлину, и что Индонезия также обладает «некоторыми очень ценными» критически важными полезными ископаемыми.
«У нас есть пара таких сделок, о которых будет объявлено», — заявил Трамп во вторник, сообщая журналистам о соглашении с Джакартой. Он сказал, что сделка с Индией «работает в том же направлении».
США также заключили торговые соглашения с Великобританией, Вьетнамом и Китаем, хотя с Лондоном соглашение было подписано только в письменной форме.
О сделке Трампа с Вьетнамом было объявлено в социальных сетях. Подробностей о том, о чём договорились американские и китайские официальные лица на переговорах в Лондоне и Женеве в начале этого года, крайне мало.
В шаге, который перекликается с соглашением с Вьетнамом, Трамп предупредил Джакарту, что если какие-либо товары будут перенаправлены через Индонезию странами, стремящимися избежать высоких пошлин, которые они понесли бы, отправляя товары напрямую в США (процесс, известный как перевалка), то «этот [более высокий] тариф будет добавлен к тарифу, который платит Индонезия».
«У Индонезии есть несколько отличных товаров, а также очень ценные полезные ископаемые и различные другие материалы. Как вы знаете, они славятся, в частности, высококачественной медью, которую мы будем использовать», — сказал Трамп.
"Тринити" и ядерный шантаж: 80 лет спустя Россия пугает мир
Ровно 80 лет назад, 16 июля 1945 года, человечество впервые столкнулось с разрушительной силой ядерного оружия. В пустыне Аламогордо (штат Нью-Мексико, США) была проведена первая в истории ядерная детонация под кодовым названием "Тринити".
Этот взрыв стал кульминацией Манхэттенского проекта и навсегда изменил мировой порядок. Ядерное оружие задумывалось как фактор сдерживания, который должен был остановить глобальные войны и создать новую систему баланса сил.
Однако сегодня, спустя восемь десятилетий, Россия превратила ядерное оружие из инструмента сдерживания в инструмент шантажа. Москва регулярно угрожает применением тактического ядерного оружия, в том числе на территории Украины, пытаясь запугать Запад и навязать свои условия.
С начала полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году ядерная риторика Кремля звучит все чаще – как элемент давления на мировое сообщество и способ сдерживать поддержку Киева. Эти угрозы подрывают устоявшийся ядерный порядок и поднимают вопрос: насколько устойчивым остается мир, если одно государство готово размахивать "ядерной дубинкой" ради собственных амбиций?
Сегодня, вспоминая испытание "Тринити", мир вынужден снова обсуждать, как защититься от новых форм ядерного шантажа и сохранить безопасность для будущих поколений.
ШАС выходит из правительства, но коалиция пока не распадается
ШАС выйдет из правительства, но на данный момент останется частью коалиции. Депутаты Кнессета от ШАС пока не будут поддерживать вотум недоверия правительству, чтобы позволить премьер-министру продолжить попытки принять закон о воинской повинности
Председатель ШАС Арье Дериצילום: Chaim Goldberg/Flash90
Совет мудрецов Торы ШАС собрался сегодня, в среду 16 июля, и принял решение, что партия выйдет из правительства, однако на данный момент останется частью коалиции.
Депутаты Кнессета от партии ШАС не поддержат вотум недоверия правительству, чтобы позволить премьер-министру Биньямину Нетаньяху продолжить попытки принять закон о воинской повинности.
Депутатам от ШАС предписано пока оставаться на своих должностях в комиссиях Кнессета. По данным партийных источников цель этого решения - дать чёткий сигнал о важности для ШАС закона о воинской повинности и при этом партия не идёт на резкие действия, которые привели бы к немедленному свержению правительства.
Министр по делам религий Михаэль Малкиэли, представляющий ШАС, заявил что решение уйти из правительства принято на фоне преследований студентов ешив, изучающих Тору. “В нынешней ситуации невозможно быть членом правительства. При этом ШАС не станет выступать против коалиции. Мы не будем сотрудничать с левыми”, - заявил Малкиэли.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
