среда, 13 ноября 2013 г.

ИЗРАИЛЬ КАК ИМПЕРИЯ



 В середине 1958 года Франция де Голя на всех заморских территориях провела референдум об их будущем статусе. Большая часть жителей разных стран,  входящих в состав республики,( за исключением Гвинеи) заявила о своем желании остаться в составе Франции.
 Восьмого января 1961 года ¾  французов вместе с генералом де Голем проголосовали за предоставление Алжиру независимости.
 Восемнадцатого марта 1962 года в Эвиане были подписаны соглашения, дававшие этой заморской территории империи полную независимость. С этого дня Франция перестала быть империей. Генерал де Голь выиграл самую главную битву своей жизни на деле. На словах он продолжал отстаивать идею «национального величия» и настаивать на равноправии Франции и США, гордясь обладанием ядерной игрушкой и заигрывая с СССР. 
 Не помню, кто это произнес: «  Знать – значит предвидеть». Очевидными подсказками полна история человечества. Стоит только найти и внимательно прочесть нужные страницы.
 Не знаю, кто подбросил интеллектуалам Израиля  лексику из советских учебников по историческому материализму: «империя, имперское мышление, неизбежность распада империи». Причем под империей подразумевалось Еврейское государство, которое и само возникло на развалинах Великобритании. Мгновенно, по указке агентов Социнтерна, в категорию имперских захватов вошла часть столицы Израиля и территории, отстоящие от жизненных центров страны на считанные километры.
 Но никто не желал смотреть на карту. «Мирный процесс» начался под лозунгом отказа от имперских захватов. Вряд ли процесс этот был нужен еврейским рабочим или арабским крестьянам. Не народы Эрец-Исраэль стали его инициаторами, но, тем не менее, умелой пропагандой было сделано все, чтобы лозунги ликвидаторов ( не Чернобыля, а самого Израиля) стали привычными и допустимыми. Слово было сказано, за ним без промедления последовали дела.
 Мировое общественное мнение, а точнее те, кто его формирует, не желает учитывать, что Израиль – не Англия, Франция, Бельгия или Португалия. Для нас, действие по навязанной схеме «крушения старых империй» – равнозначно гибели Еврейского государства.
  В грядущем царстве Доллара евреям уготовано место производителей и покупателей, но не граждан независимого государства. Точнее, новый виток  рабства и ассимиляции в галуте.
 Весной 1962 года начался массовый исход французов из Алжира. 3 миллиона беженцев, спасаясь от арабской резни, бросили свои дома, и в панике, теряя свой скарб, на всех подручных средствах, отправились в вынужденное путешествие через Средиземное море.
 Кто теперь помнит или говорит об этой трагедии? Французы не пожалели французов. Кто, в подобной ситуации, пожалеет нас – евреев? Школу «гостеприимства» цивилизованного и просвещенного  Запада евреи уже проходили накануне гитлеровского геноцида.
 Уместно вспомнить, что и тогда, задолго до  безумия ликвидаторов, был обнародован принцип «мирного процесса». Вот он, разработанный в сентябре 1959 г. генералом де Голем: « Правительство алжирцев, созданное самими алжирцами, опирается на помощь Франции и тесный союз с ней в области экономики, обороны и внешних сношений»
 Благородно, честно, справедливо. Этими словесами и лозунгами во имя свободы, равенства и братства была расшатана решимость французов сохранить за собой заморские территории. В действительности слова, как обычно, остались словами, благими намерениями. Сценарий тех событий был прописан не в Париже, и плевать было авторам на тех, кто жил в Алжире под угрозой резни.
 Из воспоминаний де Голя: « Восьмого января 1959 года я направился в Елисейский дворец, чтобы приступить к исполнению своих обязанностей…. Вернувшись, я чувствую, как за моей спиной захлопываются одна за другой двери дворца – отныне я пленник своих обязанностей».
 Каких обязанностей де Голь уточнит в одной из своих речей в ноябре 1959 года: « Европа – от Атлантического океана до Уральского хребта – эта та Европа, которая должна решать судьбы мира».
 Свои судьбы, надо думать, без вмешательства грядущей империи Доллара. Но все это, как водится в кругах политических, вновь не более чем слова. Другой француз – Ж. Ренар отметил как-то: «Искренность в политике производит впечатление искусного обмана». Проще говоря, у честного, правдивого человека просто нет шанса стать успешным политиком. И понятно, что в нашем случае, обязанности Де Голя состояли совсем в ином.
 Тезис об объединенной, сильной Европе был нужен генералу, как прикрытие позорного, поспешного и непродуманного ухода из Северной Африки во имя торжества другой империи, против которой, как будто,  выступал герой французского сопротивления всю свою политическую жизнь.
 Необходимо краткое отступление: к середине 20 века мир колоний совершенно переродился. Из системы уничтожающей и угнетающей он превратился в систему  о п е к а ю щ у ю.
 Но именно в этот момент, когда опека прежних колоний все больше стала походить на справедливое и полезное сотрудничество, империи, будто по команде сверху, стали катастрофически разрушаться.
 Независимость – дело доброе и необходимое, но мировые империи разрушались поспешно, хаотично, под прессом кровавого террора. В итоге, распад прежних государственных образований  привел к чудовищной волне гражданских и межгосударственных войн, к росту нищеты, на фоне гонки вооружений, бесправию «освободившихся народов» - чудовищному росту  насилия. Африка и Азия заплатили за свою независимость десятками миллионов убитых. Континенты эти на долгие годы стали «пороховой бочкой» современной цивилизации.
 На наших глазах рухнула Советская империя. Рухнула поделом и закономерно, но распад СССР произошел с такой же лихорадочной, нездоровой поспешностью. Какие еще "сорняки" вырастут на развалинах СССР – покажет время.
 Вернемся к концу пятидесятых годов. И снова во Францию. 15 апреля 1958 года было созвано Национальное собрание с одним вопросом в повестке дня: «Положение в Северной Африке».
 В Алжире к этой дате прошли стотысячные демонстрации протеста против отделении этой провинции от Французской республики. Граждане самой Франции не желали предавать и оставлять без защиты миллионы своих братьев за морем.
 Левое правительство, в угаре социалистической демагогии, проявляло все признаки слабости, неспособности к защите интересов государства.
 Социалист - Ги Моле, тот самый, что устроил нашему Шимону Пересу по дружбе ядерный реактор, своей пассивностью и нерешительностью только усугубил алжирский кризис. Террор горстки негодяев именно при этом человеке был признан «национально – освободительной борьбой алжирского народа».  Но Ги Моле прекрасно понимал, что решительное отступление из Африки – равнозначно мгновенной потери власти и прекращению на долгие годы самого процесса «распада империи», а он просто обязан был продолжаться до конца, а не ограничится дарования независимости Тунису и Марокко.
 Было решено, что продолжит «мирный процесс» человек, менее всего, как тогда казалось, подходящий для этого дела.
 Гражданское правительство обвинили в африканских неудачах, и в этот миг голисты поняли, что настал их «момент истины». В 1957 году де Голь получил огромные, по тем временам, средства и развязал широкую рекламную компанию за свое возвращение к власти.
 К весне этого года генерал де Голь был лидером совершенно обескровленного, потерпевшего сокрушительное поражение движения правых, национальных сил Франции. К 1 января 1958 года вся страна вновь смотрела на своего генерала влюбленными глазами.
 Игра началась под лозунгами сохранения последней заморской территории и жизней земляков в Алжире, но именно на де Голя была возложена обязанность поставить решительную точку в деле окончательного распада Французской империи.
  М. Мирович в своей книге о генерале - танкисте пишет: « … среди военного контингента, дислоцированного в Алжире, стала зреть идея о насильственной передаче власти «сильной» фигуре, которая могла бы сохранить Алжир для Франции. На роль такой фигуры в первую очередь подходил генерал де Голь. Именно он сумел, по мнению генерала Салана, сохранить Францию среди супердержав, несмотря на совершенно очевидную катастрофу 1940 года».
 Пройдет три года и Салан  поднимет в Алжире мятеж с целью высадить десант в Париже, сместить де Голя, и прекратить всякие попытки, ведущие к окончательному распаду империи.
 Салан был отважным, честным генералом и плохим политиком. Сам же де Голь говорил в год жестокого подавления восстания французский войск в Алжире так: « Если бы в июне 1958 года я сказал, что намереваюсь предоставить Алжиру независимость, я был бы свергнут в тот же самый день, и ничего не смог бы с этим поделать. Но я всегда знал, чего хотел».
 Признание красноречивое, по своему цинизму не знающее себе равных. Но все верно. В 1958 году народ и армию Франции следовало еще обработать соответствующей пропагандой в нужном направлении, провести реформу государственной системы, покончить с Четвертой республикой, укрепить единоличную власть – и только потом сделать то, «чего хотел» де Голь и к чему, естественно,  стремился не он один, а невидимые, неслышные, но в тоже время все определяющие силы за спиной французского президента.
  Как только стало понятным, куда ведет политика генерала, как только были получены тому прямые доказательства, сами голисты отвернулись от своего лидера. Премьер – министр  Дебре тут же подал в отставку, охотно принятую де Голем.
 На место премьера тут же был поставлен Жорж Помпиду, человек, казалось, политический чуждый генералу, но чуждый только для непосвященных. На самом деле Помпиду был в центре интриги по сдаче Алжира, руководил секретариатом де Голя, успешно устанавливал и поддерживал контакты с, так называемым, Временным правительством Алжирской республики.
 После «студенческой революции в Париже» 1968 года де Голь был вынужден уйти в отставку. Он сделал это при полном безразличии народа Франции. В памяти народа он остался лишь, как герой сопротивления нацизму.
 И снова необходимо отступление. Долгое время мир жил привычным стереотипом о противостоянии двух систем: «свободного мира и коммунистической империи». На самом деле, любому толковому политику и экономисту было  давно ясно: СССР –  организм обреченный на гибель, и самые серьезные противоречия гнездятся не в конфронтации с ним, а внутри «свободного мира», где Западная Европа, даже после чудовищного кровопускания Второй мировой войны, противостояла сказочно усиливающейся империи Доллара.
 Нужны были США такие мощные образования, как Англия и Франция, с миллионами квадратных километров заморских территорий, с гигантским рынком сбыта для фунта и франка, с огромными запасами полезных ископаемых? Вопрос риторический. И началось то, что и должно было произойти: распад мировых империй, более похожий на стихийное бедствие, чем на продуманное и цивилизованное решение вопроса. Было необходимо расчистить место для нового миропорядка.
Это теперь политики США понимают, к чему привела эта расчистка. Не станем забывать, что исламский террор, ядерная гонка в странах третьего мира – все это следствие распада империй.
 Но тогда миру было предложена новая система зависимости: более изысканная и эффективная, без использования армии и других институтов подавления национальной самостоятельности. Рост производительных сил во всем мире привел и к неизбежному и фатальному росту значения денег, к торжеству общества потребления.
 Начались не очередные, глобальные войны с применением смертоносного оружия, а стычки региональные и тихие войны валют, в которых доллар одерживал одну победу за другой, неуклонно создавая свою империю глобального, унифицированного, экономического порядка.
  Свободная Африка вот уже десятки лет вымирает от голода, болезней и войн. Алжирцы, добившиеся независимости, жестоко режут друг друга в борьбе за власть и почитают великим счастьем возможность покинуть свою свободную Родину. Солдаты армии США погибают во многих странах третьего мира. Не благодарностью за полученную свободу живет этот мир, а местью и ненавистью к сытому Западу. 
  Азия полна острейших национальных и религиозных проблем, грозящих миру уже не очередным, обычным, конфликтам, а ядерной бойней. И этот материк больше похож не на стабильное, гражданское общество, а на лагеря потенциальных беженцев, в погоне за средствами пропитания.
 Что произошло с Израилем? Прежде он был козырной картой США в борьбе с Кремлем на Ближнем Востоке, но рухнула Советская империя, и у наших друзей сразу пропал интерес к Израилю, и сразу, как по команде, начался «мирный процесс», после соответствующей и массированной обработки общественного мнения внутри Израиля.
 Родилась «Палестинская автономия», как прелюдия к гибели несуществующей «Еврейской империи». На де Голя совершили дюжину неудавшихся покушений. Ицхак Рабин погиб. Эхуд Барак продолжил его дело  неуклюже, прямолинейно,  торопясь сдать все, что было велено. Барак стал слишком искренним проводником курса на «новый Ближний Восток», а потому потерпел полный крах, как политик. Долготерпеливый народ простил бы этому генералу отдачу территорий, но не смог простить национального позора, унижения. А именно это унижение и было целью Арафата. Барак уступил свое место, ушел в тень.
 Процесс борьбы с арабами территорий мог стать неуправляемым в огне вспыхнувшей интифады. Оставалось одно – сделать его управляемым.
 Пришла очередь Ариэля Шарона, Кто следующий? Боюсь, это не так уж важно.
 Параллели опасны. Франция, скукужившись на своей родовой территории, все-таки осталась Францией, хоть и вошла в зону империи Доллара. Израилю, расставаясь с «имперским прошлым», придется отдавать по частям или сразу свое собственное тело. Причем отдавать лютым врагам, все помыслы которых направлены на уничтожение Еврейского государства.

 Каждый, кому некуда больше деваться с нашей многострадальной земли, понимает это.  Каждый, кто не намерен складывать чемоданы, знает, что начнется после завоевания арабами территорий независимости. Нищета, бесправие, террор только усугубиться в Газе и на Западном берегу Иордана. Все мы, кстати, находимся на этом берегу, и Еврейскому государству, прежде хоть как-то изолированному от зловонной ямы территорий, придется дышать с ними одним воздухом нищеты, криминала, ненависти. Не потребуется больше никаких войн, чтобы уничтожить Израиль. Мы сделаем это своими собственными руками. То, что мир юдофобов против Израиля – это полбеды, но как лихо стремимся к самоубийству мы сами. Уговаривая себя же  на основе новых капитулянтских соглашений, на волне очередного национального безумия,  что Храмовая гора в Иерусалиме – это заморская территория Еврейской империи, подлежащей распаду.

НА ПЛОЩАДИ ЦАРЕЙ Рассказ




 Цахи Крепс нагнулся и взял из груды плакатов первый попавшийся. Он подумал, что с этим транспарантом обязательно привлечет к себе внимание.     Рост под метр девяносто, стать, вес, сила, суровая мужская красота, подчеркнутая аккуратно подстриженной бородкой – «шкиперкой» – все было при Цахи.
 Его, конечно, не могли не заметить телевизионные камеры и журналисты, во множестве прибывшие на площадь Царей.
 Цахи знал, что он скажет им. Он даже отрепетировал свое выступление дома. Он знал, что этот экспромт должен быть выверенным, взвешенным, но и достаточно спекулятивным. Только в этом случае у Крепса был шанс попасть на экраны телевидения. Он придумал вот такой неожиданный ход: Цахи скажет им, что готов бесплатно отдать поселенцам свою квартиру в центре Тель-Авива, а сам он станет арендовать жилплощадь. Он громогласно объявит свой телефон, как гарантию намерений. Цахи знал, чем он закончит свой призыв.
-         Я люблю вас - братья мои! – скажет Крепс. – Я зову вас к себе. Я готов отдать вам все, только бы убрать все препятствия на пути к миру.
 Цахи Крепс ненавидел поселенцев. Впрочем, он не жаловал и эту площадь, и эту толпу на ней. Он заранее презирал тех журналистов, которые подойдут к нему. Он даже плакат, поднятый над головой, ненавидел.
 Прямо перед ним, на огромном экране, держал речь ловкий политик. Сам этот человек был где-то далеко, на трибуне, отделенной от толпы переносной изгородью и сотней метров ступеней. Он был еле различим, этот политик, но, благодаря экранам и мощным динамикам, царил на площади Царей.
 Кахи Крепс ненавидел этого политика тоже, и знал почему. Он, Цахи, стоял в толпе с дурацким плакатом, а политик был там, наверху, недостижим, но лик его маячил на огромном экране, и слышали политика все. В то время как Цахи Крепса, не слышал никто.
 Рядом с ним были свои люди. Он узнал их еще в очереди, перед полицейским кордоном, закрывающим путь к площади Царей. Узнал по запаху дорогих духов, одеколона и дезодорантов. Он узнал их по лицам и по одежде. Он ненавидел их всех, хотя и был одним из них.
  Полицейские внимательно проверяли каждого входящего.
-         Оружие есть?
-         Только слово, - громко пошутил Цахи, небрежно, не без рисовки, вынув трубку изо рта.
Низкорослый полицейский не понял шутку. Он смерил дородную фигуру Крепса мрачным взглядом, демонстративно ощупал его планкой индикатора, хотя и так было видно, что нет никакой взрывчатки на теле Цахи.
 Крепс возненавидел и этого, замороченного полицейского, его смуглую физиономию, голубую форму и несоразмерные туфли  на коротких ногах стража порядка. Да и несло от полицейского чужим духом.         
  Цахи Крепс жил один, и был мужчиной, но в его спальне стоял трельяж с богатым набором помад, кремов, духов и одеколонов перед большим, складным, и всегда вытертым до блеска, зеркалом. Крепс держал это богатство не только для посетительниц его спальни, но, в основном, для себя.
 В свои пятьдесят  Цахи внимательно и последовательно следил за своей внешностью, и в результате выглядел превосходно. Те, кто не знал его паспортные данные, никогда не давали Цахи больше сорока пяти лет.
 Крепса всегда тянуло к  людям, не знакомым с его удостоверением личности.
 Они были готовы слушать его истории. Истории о нем, о Цахи Крепсе.  Потом эти люди куда-то исчезали, но возникали новые. Внешность Цахи привлекала к нему, как правило, тех, кто не мог похвастаться силой, красотой и ростом.
 Этим людям, вполне возможно, казалось, что знакомство с Цахи, хоть в какой-то степени, прибавит им то, чем обделила их природа.
 И женщин тянуло к нему. Женщины догадывались о  мужской силе Цахи, и никогда не были разочарованы. Но его романы длились недолго. Крепс был трижды женат, но лишь с первой своей женой, Этель, он прожил пять лет. Все остальные уходили, и даже убегали от Цахи через несколько месяцев.
 Он не понимал, почему так происходит. Женщины не объясняли причин своего ухода. Они просто оставляли Крепса – и все.
 Только первая его жена, Этель, как-то обмолвилась: « Твой недостаток не  в том, что ты способен говорить только о себе. Ты и  д у м а е ш ь  только о себе – вот настоящая беда».
 Цахи тогда не обиделся. Он попытался думать о других. Например, о своей матери. Мама Крепса  болела и болела тяжело. В своем хостеле она бывала реже, чем в разных больницах.
 Цахи честно постарался думать о больной родительнице, но сразу же вспомнил эпизод из детства, когда избитый мальчишками - соседями, прибежал к маме весь в слезах, и спрашивал ее: «За что? За что? Я ничего им не сделал!»
-         Не плачь, миленький, - говорила мама. - Нас ненавидят, потому что мы – евреи. Вот и все.
 И Цахи в тот момент возненавидел маму, потому что она родила его евреем, а теперь, по маминой вине, его били мальчишки и кричали ему «Жид!».
 Потом Крепса – младшего родители увезли в Израиль. Случилось это в 1957 году, когда Цахи только пошел в школу. Тогда правительство СССР решило выпустить за границу  незначительное число евреев, бывших граждан Польши.
 Отец Цахи был старым, закаленным  сионистом. Он терпеть не мог советскую власть, и был уверен, что в стране евреев – царство добра и справедливости.
 Прошел год трудной жизни в Израиле, и Цахи возненавидел отца за постоянную ругань, жалобы и проклятия в адрес «еврейских большевиков, захвативших власть в этом, проклятом государстве». Он и «это государство» возненавидел вслед за отцом. Но вовсе не за то, что в нем «большевики захватили власть, а просто так: по душевной необходимости.
 Старший Крепс вскоре умер, и начались годы бедности, жалких, унизительных попыток матери Цахи дать единственному сыну образование. Ничего не вышло из этих попыток. Только курс школьных наук удалось осилить Цахи.
 Но вряд ли, в тот день, на площади Царей, кто-нибудь из незнакомых  мог предположить, что человек такой внешности, не имеет, по крайней мере, вторую степень. Цахи, по своему обличью, «тянул»  на известного поэта или профессора университета.
 Однако был он гримером в одном из театров Тель-Авива. Причем, вполне заурядным гримером. Как правило, ему доверяли наводить глянец на актеров вторых ролей. За работой Цахи думал, по обыкновению, только о своей персоне, а это неизбежно сказывалось на качестве грима. 
 «Неудачники гримируют неудачников», - приговорил как-то себя Цахи, но сразу отогнал эту крамольную мысль и подумал с ненавистью о начальнице гримерного цеха: мерзкой бабе, невзлюбившей Крепса только потому, что он обошел своим вниманием эту уродину с обвисшей грудью.
  Тем временем, Цахи решил, что, стоя на месте, он не привлечет к своей персоне репортеров, и двинулся, подняв повыше лозунг, по лабиринту толпы.
 Вскоре Крепс заметил довольно большую группу гомосексуалистов и лесбиянок, отмеченных цветастыми флажками. Цахи знал, что возле сексуальных меньшинств всегда вертятся журналисты. Он и остановился неподалеку от них.
 Цахи ненавидел сексуальные меньшинства. Он вспомнил слова одного старого актера, известного брюзги. Актер говорил так: « Они согласны быть, кем угодно: наркоманами, лесбиянками, гомиками, американцами, европейцами, гражданами мира – только не евреями».
 Цахи тогда ничего не ответил старому актеру. За три года до этого разговора он сам предпринял лихорадочную попытку стать американцем, но за два года мук эмиграции возненавидел США больше, чем Израиль – и вернулся….
 Рядом с одной из девиц – лесбиянок уже вертелся репортер с профессиональной фотокамерой. Крепс небрежно, не спеша, двинулся в его сторону, но и на этот  раз остался незамеченным.
 На площади было много собак и детей. Детей обнимали и целовали люди, похожие на Цахи. У Крепса тоже был сын Дани от первой жены Этель, но сын, отслужив в армии, уехал за счастьем в Канаду. Впрочем, и раньше Цахи виделся с наследником крайне редко. У него не было в этом душевной необходимости, а потом Крепсу казалось, что Дани, по наущению матери, презирает и ненавидит его.
 Собаку Цахи когда-то завел, но потом был вынужден отдать ее знакомым. О собаке приходилось постоянно думать, а это раздражало Крепса.
  Здесь, на площади Царей, многих псов украшали материей с лозунгами насчет мира. Собакам и без того было жарко. Лохматые, четвероногие друзья человека лежали и сидели на траве сквера, оглушенные ревом из динамиков, тяжко дыша и высунув языки.
 Псов  часто фотографировали репортеры. На  Цахи по – прежнему никто не желал направлять свои объективы.
 Крепс ни раз замечал в толпе знакомые лица. С ним даже здоровались мельком, и он небрежно отвечал на приветствия. Цахи почти всю свою жизнь провел в Тель-Авиве. Он был завсегдатаем модных кафе, и знал  всю богемную и около богемную публику приморского города. Он и сам принадлежал к этому, многочисленному классу жителей Тель-Авива.
 Лучшие из знакомых Цахи: заурядные поэты, художники, музыканты - в глубине души, были уверены в исключительной силе своего таланта. Все они презирали или ненавидели мир, который не смог оценить их замечательный дар: мир «черных и фанатиков».
 Себя же люди из класса Цахи считали бесспорной элитой общества, его сливками, его совестью и духовным потенциалом. Так сложилось, что в руках этих людей оказалась значительная власть над культурой страны. С годами они создали многоступенчатую, бюрократическую систему защиты от всего, что невольно напоминало им о заурядности их же интеллектуальных  данных. Тем самым, они сделали все, чтобы светская, художественная культура Израиля не поднялась выше провинциальных амбиций.
 Цахи Крепс когда-то пробовал заняться живописью. Он работал с разноцветными плоскостями, совершенно не умея рисовать. Потом ему это наскучило. Цахи забросил холст и краски, но так и остался непонятым художником, чья живопись решительно и бесповоротно обогнала свое время. Крепс стал простым гримером в театре, и этим он тоже гордился, считая, и не без оснований, что его друзья и приятели создали свою особую тоскливую и бездарную культуру, пропитанную фальшивым либерализмом и рабством моды в искусстве.
 Так что, даже в рядах своего класса Крепс был одинок. Его классу, как и большинству людей на свете, нужны были слушатели и почитатели, а не самовлюбленные ораторы из заштатных гримеров.
 Здесь, и на этой площади, знакомые Цахи плохо слушали витий - политиков. Они были рады увидеть друг друга, обняться, расцеловаться, поговорить о чем угодно, только не о «мирном процессе». Впрочем, особо ударные места в речах ораторов они встречали ленивыми, как и положено элите, аплодисментами.
 Бурно выражала свой восторг только молодежь: «комсомольцы» в синих блузах, стянутых на груди ботиночными шнурками. Но «комсомольцев» и привезли для этой цели из отдаленных городов Израиля. Элита пришла на митинг сама.
 Цахи ни разу не унизил себя аплодисментами. Он понимал, что присутствует на одном из предвыборных шоу. Небольшая, но богатая партия, в ходе этого митинга, всячески способствовала расколу другой, большой партии, в надежде пополнить свои ряды из числа отступников.
 Цахи понимал, что все эти красивые слова, лозунги, ораторы и певцы на трибуне – все это было куплено людьми, чья цель была проста: добиться еще большей власти и денег.
-         Там, на трибуне, цари, - думал Цахи. – А здесь, внизу, бараны…. И я - безмозглый баран – стою, подняв над головой этот дурацкий плакат и жду, как дешевая шлюха, что на меня обратят внимание.
 Крепс, по своему обыкновению, и, в очередной раз, подумал о себе, но как-то странно, непривычно подумал и даже испугался, что он начинает ненавидеть и себя тоже.
 Это Цахи совсем не понравилось, не могло понравиться. Подобные мысли были для него чем-то новым, тревожным, неуютным.
 Цахи вновь вспомнил о маме. Слова ее вспомнил. О нем, конечно, были те слова:
 - Цахи, - сказала мама. – Мне кажется, что ты обречен ненавидеть поселенцев и ортодоксов. Без этой ненависти и жизнь твоя будет, как пища без соли и перца. Тебе нужна эта ненависть, как адреналин в крови.
  Цахи стал говорить что-то маме о зловредности этих самых поселений, о религиозных фанатиках и мракобесах, спорить с ней.
 Но мама плохо слушала сына. Уже тогда она страдала от болей в сердце.
 - Цахи, - сказала мама. – Ненавидящий рано или поздно начинает ненавидеть сам себя. Мы все поселенцы на этой земле, предки всех, живущих ныне  евреев, верили в Бога и соблюдали кашрут. Нельзя ненавидеть свою историю и своих предков…     
 Последний оратор, под гром аплодисментов, исчез с белых простыней экранов. Митинг завершился могучим хором собравшихся.
-         Мы победим! – кричали люди. – Мы победим!!
«Кого победим? Зачем? Почему?» - думал с досадой Цахи, и, вообще, зачем быть победителем в этом обреченном мире побежденных?
 Крепсу стало нечем дышать. Лоб покрылся испариной. В толпе он начал задыхаться от духоты. Цахи решительно направился у выходу, но спохватился, вспомнив, что все еще держит над головой плакат.
 Тогда он изменил маршрут и пробился через ряды поющих к груде не разобранных лозунгов. Цахи хотел швырнуть свой призыв на землю, но передумал и аккуратно положил транспарант в общую кучу.
 «МИР СЕЙЧАС» - значилось на призыве, оставленном Цахи.
 Он смотрел на  ясную и простую надпись и почему-то не мог оторвать глаз от этих крупных букв на языке Торы. И вдруг  он утратил способность себя контролировать: « Ненавижу ваш мир! – истошно, срываясь на визг, заорал Цахи Крепс. – Ненавижу! И ваш мир сейчас! И вчера! И завтра!

 Люди увлеченно пели свой гимн, и мало кто обратил внимание на орущего Цахи. Он был одним из многих, в тот весенний, душный вечер, на площади Царей.          

                                                                                                              2001 г.

ЗАКОННОСТЬ ПОСЕЛЕНИЙ


Израильский адвокат Алан Бейкер – 

госсекретарю США Джону Керри: 
«Вы дезинформированы как в отношении закона, 
так и в отношении фактов»




Йорам Эттингер, известный израильский общественный деятель и демограф, в прошлом дипломат высокого ранга, опубликовал письмо своего коллеги, дипломата и адвоката Алана Бейкера. В прошлом Бейкер занимал на протяжении многих лет ответственные дипоматические посты и представлял Израиль на множестве международных форумов, где требовались экспертные знания международного права. Среди прочего, он принимал участие в переговорах и выработке соглашений между Израилем и Египтом, Иорданией, Ливаном и ПА. 

В январе 2012 г. Бейкер был назначен одним из трех членов комиссии под председательством вышедшего в отставку судьи Верховного суда Эдмонда Леви, созданной премьер-министром Б.Нетаниягу для определения юридического статуса еврейских поселений в Иудее и Самарии. 

Доклад с выводами комиссии был подан премьер-министру Б.Нетаниягу полгода спустя, в июле 2012 г. В своем докладе комиссия рекомендовала предпринять шаги для утверждения того факта, что строительство еврейских поселений в Иудее и Самарии вполне законно. В докладе также утверждалось, что с точки зрения международного права присутствие Израиля в Иудее и Самарии (называемых в принятом ныне дипломатическом языке "Западным берегом") не является оккупацией, а израильские поселения там вполне соответствуют международному праву. 

"Доклад Леви" был "положен под сукно", а члены комиссии больше ни на какие государственные должности не приглашались. 




Алан Бейкер (на снимке) родился в традиционной еврейской семье в Англии, где получил юридическое образование и совершил Алию (переехал в Израиль) вместе с родителями в 1969 году. 

Он является членом израильской Коллегии адвокатов, Ассоциации международного права, Международного Института гуманитарного права, Международной Ассоциации еврейских адвокатов и юристов, а также израильской панели арбитров в Постоянном арбитражном суде. 

Предлагаемое читателям «МЗ» письмо, по сути, должно было быть написано премьер-министром Нетаниягу, который получил от комиссии Леви весь необходимый юридический инструментарий, чтобы противостоять американскому давлению. Однако понимая, что Б. Нетаниягу никогда такого письма не напишет, авокат и опытный дипломат А. Бейкер выступил с собственной инициативой. 



* * *


Алан Бейкер, адвокат, посол (в отст.) 

P.O.B. 182, Har Adar, Israel 90836



Высокочтимому Джеймсу Керри, Государственному секретарю США
The State Department, Washington D.C. 
November 8, 2013

Уважаемый Госсекретарь Керри, 

Услышав на протяжении последних нескольких недель, как Вы многократно заявляли, что "израильские поселения незаконны", я со всем уважением хочу однозначно констатировать, что Вы ошибаетесь и дезинформированы как в отношении закона, так и в отношении фактов. 

В соответствии с "Соглашениями Осло" и, конкретно, с промежуточным израильско-палестинским соглашением 1995 г., "вопрос о поселениях" является одним из подлежащих обсуждению в ходе переговоров относительно окончательного урегулирования. Президент Билл Клинтон от имени США подписал это соглашение в качестве свидетеля, вместе с лидерами ЕС, России, Египта, Иордании и Норвегии. 

Ваши заявления служат не только для вынесения суждения по этому вопросу еще до переговоров, но и для подрыва честности этого соглашения, а также и срыва самих переговоров, которые Вы с таким энтузиазмом продвигаете. 

Ваше утверждение, что израильские поселения противозаконны, не имеет под собой юридических оснований. Часто цитируемый запрет на перемещение населения на оккупированные территории (статья 49 4-й Женевской конвенции), как следует из собственных официальных комментариев Международной комиссии  Красного Креста, сформулированных в 1949 г., имел целью предотвратить массовый трансфер населения, предпринятый нацистами в ходе Второй мировой войны. Этот запрет никогда не предназначался для применения в отношении к поселенческой политике Израиля. Попытки международной общественности применить эту статью к Израилю продиктованы чисто политическими мотивами, с которыми Вы и Соединенные Штаты не солидаризируетесь. 

Формальная применимость этой конвенции к оспариваемым территориям (речь идет о территориях за пределами линии прекращения огня 1949 г., которые после Шестидневной войны 1967 г. стали необоснованно называть "границами 4 июня 1967 г." - Э.Ш.) невозможна по той причине, что эти территории не были отобраны у прежнего законного и суверенного владельца. 

Эти территории не могут определяться как "палестинские территории" или, как Вы лично часто заявляете, как "Палестина". Такого образования не существует, и целью переговоров о статусе постоянного урегулирования как раз и является определение, по взаимному согласию, статуса этих территорий, на которые Израиль имеет законное право претендовать в соответствии с международным юридическим и историческим правом. Как можете Вы пытаться подорвать эти переговоры? 

Ни в одном из подписанных соглашений между Израилем и палестинцами нет требования, чтобы Израиль прекратил или заморозил поселенческую деятельность. Как раз наоборот. Вышеупомянутое промежуточное соглашение 1995 г. предоставляет каждой из сторон право планировать, разделять на зоны и застраивать районы, находящиеся под ее управлением. 

Израильская поселенческая политика не препятствует исходу переговоров, а также не включает в себя выселение местных палестинских (арабских - Э.Ш.) жителей с их частной собственности. Израиль действительно должным образом готов вести переговоры по вопросу о поселениях, что, таким образом, не оставляет места ни для каких предварительных определений с Вашей стороны, имеющих целью загодя определить исход переговоров. 

Многократно повторяя это ошибочное утверждение, что израильские поселения нелегитимны, и угрожая Израилю "третьей палестинской интифадой" и международной изоляцией и делегитимацией, Вы, в действительности, позволяете себе стать рупором палестинской пропаганды и даже подогреваете ее, тем самым оказывая нечестное давление на Израиль. Это в равной мере касается и Ваших искусственных и оторванных от реальности временных рамок переговоров. 

Тем самым, Вы поддерживаете одну из переговаривающихся сторон, подрывая доверие к себе лично и к США в целом. 

Во имя восстановления доверия к Вам и к Соединенным Штатам, чтобы Вы могли подойти к переговорам с чистыми руками, я с уважением прошу Вас публично и официально отказаться от Вашего определения израильских поселений как незаконных и прекратить оказывать давление на Израиль. 


С уважением, 

Алан Бейкер, адвокат, посол (в отст.), 
бывший юридический советник израильского министерства иностранных дел, 
бывший посол Израиля в Канаде, 
директор Института современных отношений 
Иерусалимского Центра общественных отношений, 
директор отдела международных действий Юридического форума Израиля

 Да плевать этому Керри с его хозяином - законны поселения или нет.  Есть цель - душить Израиль, а как не имеет значения.

МУЖСКАЯ ДОЛЯ



 Недавно узнал, что репатриация из России и Украины резко возросла. Может быть, эта моя давняя история кому-нибудь пригодится.


    « Раздумываю над отношением людей ко мне. Как бы  мал я ни был, нет никого, кто понимал бы меня     полностью. Иметь человека, который понимал бы,     жену, например, - это значило бы иметь опору во всем, иметь Бога».
                                             Франц КАФКА « Дневники». 

 Мы прибыли в Израиль с первой волной алии, в 1991 году. Мы – это моя бывшая жена - Анна, моя дочь – Ксения, и я – Борис Кофман./
 То, что я буду говорить вам сейчас не плод каких-то внезапных озарений. Я об этом всем долго думал, старался понять, по возможности объективно, почему у нас все так нелепо и грустно вышло. Почему Анна и я, в итоге, люди бедные, одинокие, безвозвратно потерявшие друг друга, и без иллюзий по поводу каких-то улучшений в нашей дальнейшей судьбе. /
 Прежде  жили мы в городе, на берегу Азовского моря. Я работал сменным мастером на заводе «Красный котельщик», а моя жена кладовщицей на том же предприятии. /
 Жили мы, особенно не размышляя о том, как живем. Как-то по инерции жили. Особыми талантами, настойчивостью, тщеславием от соседей наших не отличались. Жили, как все. И никогда не задумывались о том, что можно жить лучше, богаче и так далее.  /
 Отпуск мы проводили всей семьей у родителей жены, в станице, а воскресные дни, как правило, врозь. С утра я уходил с друзьями ловить рыбу, а вечером  смотрел телевизор. Особенно не отходил от экрана последние годы, когда в стране начались разные перемены под властью Горбачева.
 За границей мы с женой были всего один раз, по профсоюзной путевке в Болгарии, на курорте «Золотые пески». /
 В общем, дожили до сорока лет в тишине и покое. Были, конечно, ссоры семейные, но по мелочам. У Анны, уверен в этом, и у меня – никогда даже в мыслях не было, что наступит момент нашего расставания. /
 Надо сказать, что поженились мы взрослыми людьми: мне было 30 лет, а Анне – 29. Была у нас любовь и взаимное понимание. Через год родилась Ксюша, мы получили двухкомнатную квартиру в новом доме, и все, казалось, шло так, как и должно было идти./
 Мама моя, учительница истории, жила тоже в Таганроге, но отдельно от нас. Была у нее комната в пристройке к школе, а отца своего я не знал никогда. Они с матерью расстались сразу же, как только я родился. /
 Ну вот, в начале девяностых,  все стало как-то рассыпаться и обнажился какой-то нерв, что ли. Все чувствовали себя, как  звери кошачьей породы перед сильной грозой./
 У нас в городе появились открыто эмиссары СОХНУТа, и Евреи стали уезжать на родину предков. Моя мама не хотела, чтобы мы уезжали. У меня с ней однажды состоялся серьезный разговор./
 Вот, как сейчас, маму вижу. Светлая о ней память. Сидит мама у окошка в своей крохотной комнатке, на носу тяжелые очки, и смотрит она на меня из-за этих очков своими огромными глазами, а в глазах одна боль. /
-         Боренька, - говорит. - Я тебе сейчас такое скажу, какое никогда бы, при иных обстоятельствах, не сказала. Ты уж прости меня, но должна я тебе это сказать. Матери своих детей знают. Не все, конечно, но большинство. Я тебя, моего сына единственного, смею думать, знаю. Тебе, Боря, в чужой стране не выжить. Ты – мальчик слабый. Ты всегда слабый был, не физически, тут, слава Богу, все в порядке, а душой, Боренька, характером. В чужой стране, первое дело, характер нужен, сила воли. Без этого пропадешь.   И жена твоя, Анна, тоже не богатырь, скажу так. Тихая она у тебя, безответная, и умишка, прости уж, не ахти какого. Куда вам ехать, да еще с Ксюшей. Дома, сам знаешь, и солома едома. Дома, как – нибудь, выкрутимся. Люди кругом. А там, кто тебе поможет. /
 Я уж не помню, что маме ответил. Разные глупые слова говорил, крепко на нее, если честно, обидевшись. Помню только, что все ее упрекал в искажении исторических событий и в партийности. Только теперь понимаю, что события эти были не причем, да и партийность мамина тоже.
 Осталась мама моя в Таганроге, а мы уехали. Поселились в городе Ашкелоне. Первое время жили в Центре абсорбции, неподалеку от моря, и казалось нам, что попали в рай. /
 Только один эпизод меня еще тогда насторожил. Мы, почти сразу, на другой день по приезде, попали всей семьей в супермаркет. Сами понимаете, что такого обилия товаров, и промышленных, и продовольственных, мы не видели никогда.  Уехали из города, обнищавшего вконец. Приличного куска мяса было не достать. Верите, иной раз кормились только тем, что удавалось на удочку поймать в нашей соленой луже.
 А тут – прямо храм настоящий. Смотрю, моя Анна поначалу будто онемела, и шагу ступить не может, а потом вдруг стала говорить, говорить, говорить…. Верите, за всю нашу совместную жизнь не сказала столько слов сразу, сколько в тот день, в том проклятом магазине. /
 Раскраснелась вся. Бегает от витрины к витрине, от прилавка к прилавку, тащит за собой Ксюшку, тараторит без перерыва: /
-         Борь, смотри! А это что?! Господи, Борька, ты глянь только! Живут люди! Во дают! /
Все давали. Были бы деньги. У нас тогда кое-что имелось. Тратили, не задумываясь. В тот день еле доволокли покупки до дому. /
 Я тогда радовался, глядя на супругу свою дорогую. Никогда я ее такой оживленной и веселой не видел. Потом, у зеркала, обновки примеряла, и такой она мне красивой показалось, как в молодости…. Ночь у нас потом была тоже исключительная, давно нам так хорошо вместе не было./
 Жизнь наша дальнейшая пошла по простому графику: утром ульпан, зубрим иврит, потом пляж, а вечером – магазины. /
 Не успели обернуться, и денежки наши испарились, будто их и не было. Тут встретил одного знакомого. Он мне посоветовал утроиться автобусы мыть на Центральную автобусную станцию в Тель- Авиве. Тогда новую еще достраивали, но моечный центр в подвале работал. Анна сказала, что со мной трудиться пойдет…Работа ночная. Мы Ксюшку свою уложим спать, а сами торопимся к микроавтобусу. Нас к моечной привозили, а платили 12 шекелей в час./
 В общем, появились деньги, но из ульпана пришлось уйти. График наш поменялся: утром отсыпались после ночной смены, а потом в магазины шли, на море уж сил не хватало. /
 Квартиру сняли по дешевке, в развалюхе, на земле, но мебель там кое-какая была. Не хуже нашей мебели, в Таганроге. Только Анна сразу сказала, что в таком убожестве жить она не будет. Ну, приобрели мы диваны для салона и спальню. Холодильник  купили из лучших, и всякие электротовары, включая стиральную машину и телевизор с большим экраном. /
 Все, как вы понимаете, в рассрочку. Только рассрочка эта вытягивала из нас почти все, что зарабатывали. Питались скромно. Раз в неделю, в четверг, ходили с тележкой на рынок. Брали все по дешевке, тем и кормились. /
 Ночная работа – не сахар. Вытягивала она из нас все соки. Лишний вес быстро сбросили, а потом усталость появилась тяжелая. Первое время выспишься утром, проснешься бодрый, со свежей головой, а прошло пару месяцев - очи продерешь, и будто и не спал совсем: башка тяжелая и в ногах силы нет. / 
 Я тогда понял, что нужно нам с Анной новую работу искать. Устроились без труда в промышленную зону на конвейер по упаковке. Платили там чуть больше, да и работали в две смены всего, без ночных. /
 Вроде, полегче стало, но замечаю, что-то в наших отношениях женой неладно. Что-то я стал все не так делать: походка у меня не та стала, бутылку открываю не так, по телевизору не те программы смотрю и так далее. А однажды мне Анна и говорит, сморщившись: « Что-то у тебя, Боря, руки совсем маленькие, как у женщины». Никогда не обращал внимания на свои руки, а тут гляжу – и в самом деле коротки пальчики. /
 Значит, сначала замечания пошли, а потом она покрикивать на меня стала, да так раздраженно, с нервом. Ночей хороших давно у нас не было. Так, любились иногда, по привычке. И разговоры пошли у нас какие-то странные./
-         Ты бы, - говорит. – Борис, пошел на какие курсы. Так и будешь гроши зарабатывать и всю жизнь коробки клеить за гроши. У тебя семья все-таки, дочь растет. Совесть надо иметь./
 А какие курсы? Иврита нет, да и очередь на курсы эти большая. Мне уже за сорок было, а брать старались тех, что помоложе… Нет, не то я говорю. Тут, права была мама моя, характер нужен, настойчивость, умение устраиваться как-то. Особые таланты, а откуда им взяться. /
 Делаю перед женой           вид, что ищу эти курсы да новую работу, а сам, по вечерам,  на закате, ухожу к морю, на волнорез, смотреть на чужую рыбалку. Потом и сам кое-какую снасть купил. Спрятал ее у приятеля, не решился домой отнести, и тоже стал с удочкой часами простаивать на молу, у «Марины. /  
 Так еще год прошел. Однажды ловлю я рыбу. Море за моей спиной бъет волну о камень, брызги затылок мочат. Рядом со мной знакомый котяра сидит, ждет мелкого улова. Хорошо!/
  Вдруг, что-то меня заставило голову повернуть: смотрю на дальнем конце мола стоит  Анна, и смотрит на меня пристально. /
 Смешался, засуетился, удочку сворачивать стал./
-         Аннушка, - кричу. - Я сейчас! /
А она, будто и не слышала, повернулась, ушла. Дома ни слова мне не сказала. Я что-то бормотал в свое оправдание, а она молчком, потом начипурилась, напялила на себя все свои украшения – и к двери. /
-         Ты куда? – спрашиваю. /
Даже не повернулась. /
 Мы с Ксюшкой в тот вечер чуть ли не до полуночи телевизор смотрели. Дочь так и заснула в кресле. Потом, слышу, у нашего дома машина остановилась. Дверь, по летнему времени, была открыта настежь. Вижу, из машины Анна выходит, потом останавливается у места водителя и, наклонившись, спутника своего как будто целует. /
 По телевизору тогда какая-то «мыльная опера» шла, а у меня, значит, своя началась. Анна все сразу и выдала: мол, появился у нее состоятельный, хороший мужчина, из местных, и она больше не желает со мной жить, потому что нашелся человек, способный, как положено, оценить ее красоту и остатки молодости. Все это она мне выдала совершенно спокойно, почти шепотом, как по  написанному и стоя у раскрытой двери. /
 А я, как полный дурак, не знаю, что и сказать, совсем растерялся ./
-         И  уложи Ксюшу спать нормально, - сказала Анна строго. – А то у тебя ребенок спит, как бомж. /
 Потом она ушла к той машине и уехала…. Мы развелись. Ксюша осталась со мной. «Временно», так сказала Анна, но это «временно» продолжалось два года, пока ее тот местный не бросил. /
 Моя бывшая жена говорила, правда, что это она его бросила, потому что Шауль оказался совсем не таким богачом, за кого себя выдавал. И вообще был мелочным, жадным человеком. Семью свою старую не забывал, а Анну держал в «черном теле». /
 Узнал я все это от бывшей жены, но вернуться ко мне Анна не захотела. Только забрала Ксюшку, и стала жить отдельно, встречаясь с разными мужчинами, а мне часто дочь привозила. «На постой», как она говорила. /
 Такая пошла жизнь. Совсем дрянная, если признаться. Я попивать стал. Дружки сразу нашлись. Рыбалка спасала, но ходил я на мол все реже и реже. С работы конвейерной меня поперли. Устроился грузчиком на мусоровозку./
 Ксюшка как-то незаметно выросла, стала жить своей жизнью лет с шестнадцати, багрут не получила, устроилась на работу официанткой в ресторан. Сейчас она в армии. Иногда меня навещает. Все пробует направить на путь истинный. /
-         Папа, - говорит. – В Израиле климат жаркий. И все пьющие люди по этой причине быстро сходят с ума./
 Вот так она меня учит жить. И правильно учит. Да, три года назад мама моя тяжело заболела. Я наскреб долларов, в долги влез, но слетал в Таганрог. Застал ее живой еще, в больнице. /
 Мама, как меня увидела, сразу заплакала. /
-         Боренька, милый, - говорит. – Оставайся, живи в моей комнатке при школе, кому она нужна. Рыбу будешь ловить. У нас рыбалка совсем хорошая стала./
 Я к тому разговору узнал, что завод наш почти остановился, работу мне там не получить. Кругом нищета беспросветная. Последние доллары ушли маме на лекарства разные… Не помогло. Третьего марта 1999 года я ее похоронил, и в Израиль вернулся. /
 Как я про жизнь мою думаю? А просто. Жили мы душа в душу, потому что соблазнов не было никаких. Любая женщина хочет красиво жить, если мир вокруг нее красивый. Вот мы в такой и попали. Мужик со своей долей может примириться, а женщине это трудно сделать. /
 Мы, мужчины, по своему предназначению, добытчиками должны быть, но не каждому дано это качество: добывать, сколько женщине нужно. Вот мне не дано. Выше головы не прыгнешь, да тут еще и страна чужая. /
 В эмиграции большое терпение нужно, любовь друг к другу, умение прощать и понимать трудности каждого. Это целая наука, наверно, и тоже не каждому дано ее усвоить./
 Деньги проклятые все погубили. Помню, пробовал ее уговорить, не покупать лишнего. А у нее на все был один ответ:/
 - Живому человеку все нужно. Молчи!/
 Только не думайте, что я во всем свою жену виню. Она, бедная, постаралась вскочить на ходу в последний вагон, последний свой шанс использовать на ту судьбу, которая ей была по душе. Не получилось, да и не могло, наверно, получится. Мне ее теперь жаль очень. Трудно ее теперь узнать: вся размалеванная, растолстела, но одежду в обтяжку носит, по местной моде. Видели бы вы, какой я ее в Израиль привез…. /
 Мусоровозка Бориса испортилась. Эту историю он мне рассказал за каких-нибудь 15 минут, пока шофер машины вызывал и ждал помощь. /

 Удивительно, как можно такую длинную и трудную жизнь человека рассказать за  15 минут./

НУЖНО ПОМНИТЬ



Два фильма можно было увидеть недавно. В одном, польском «Последствия. Стерня после жатвы» - утверждалось, что забыть и простить грех убийства невинных людей нельзя и невозможно. В другом, телевизионном, из России - «Крик совы» весь пафос детектива был направлен на то, чтобы доказать противоположное: забудем и простим. Нужно отметить, что в сериале разговор шел тоже об убийствах в лагере смерти, а не только о простом сотрудничестве с оккупантами. 
 Я понимаю авторов из России. Очень хочется забыть о кровавом ХХ веке, но сама проклятая жизнь не позволяет сделать это. Недавно в Польше случился погром под лозунгом: «Бей русских и жидов!», да и в России прошел «Русский марш» под девизом: «Бей чурок и тех же жидов!» Выходит, что пребывать в сладком беспамятстве как-то рано. Получается, что в Польше был сделан честный и сильный фильм, а вот в России – лукавый и сладкий, в духе усопшего соцреализма.

В ПОДОБИИ СМЕРТЬ


 Вернее всего, Бог наказал "народ избранный" юдофобией не за то, что отринул этот народ проповедника из Назарета, а за то, что его породил. Кто-то говорит: не наказал, а сохранил и выделил. Пусть он скажет это миллионам жертв людской злобы. Кто-то считает, что Творец наказал евреев Холокостом за размах ассимиляции. Не думаю, что это так. В Испании 15 века уход от веры предков был не столь частым явлением. Однако, трагедия насильственного исхода потомков Иакова из этой страны произошла, как и подобные трагедии в средние века. Мне кажется, что тихий уход, исчезновение - Господь склонен прощать евреям. Другое дело, когда уход сродни крику, демонстрации, а то и прямому предательству - воинствующему подобию толпе.
Я боюсь евреев отступников гораздо больше, чем инородцев - прямых врагов Израиля. Сам Карл Маркс был страшен не своей пропагандой ненависти, а тем, что решительно и шумно ушел от  заповедей своего народа. Примеров не столь ярких множество... Мне было страшно, когда я читал книжонку еврея и марксиста Шломо Занда. Так страшно и стыдно, будто я сам накропал эту мерзость, но испытал я  злые чувства не потому, что банда юдофобов начнет с визгом цитировать этот донос еврея на свой народ. Одним камешком больше или меньше в фундамент нового Аушвица - не столь это важно.  Боюсь коллективной ответственности, но не той, о которой трубит и трубила черная сотня, а только той, к которой приговорил свой народ Всевышний за предательство и отступничество.


 Беда в том, что евреи - народ крайне отзывчивый на зов добра и зла. Нации, чей интеллект спит или дремлет способны на разного рода зверства в должности подручных. Умственные способности потомков Иакова прошли отличную школу, даже высшее образование имеют. Евреи способны  не только воспринимать и отзываться на зло, но и творить его с воодушевлением и дьявольской энергией. 
 И вот, какой-нибудь, потомок святого, праведника, человека Божьего, глубокого знатока Торы и Законов Моше, вдруг становится ярым инквизитором, лизоблюдом Сталина или прислужником исламского террора...
 Видимо, все дело в силе зова. Время от времени дьявол  просыпается и вопит так, что голос зла начинает владеть гипнотической силой. Негодяи, предатели, святотатцы никогда не переводились в еврейской среде. Это, впрочем, нормально для любого народа.  Однако, вся еврейская исключительность состоит в том, что в миг, когда количество зла  формируется в критическую или дозволенную массу, обязательно следует катастрофический взрыв. Еврейский народ хронически не выдерживает особого груза греха.
  Мне неведомо, почему так вышло, но это так.
 Нормальный человек легко ищет и находит виновного в своих же грехах. Нормальный народ всегда непорочен за счет злодея - соседа. Такая психология, личности и нации, ведет к хронической неизлечимости порока. Но как она  врачует больную совесть, как дает силы жить за счет собственного мифа. 
 Евреям не дано право верить в свою святость. И любой суд над нами начинается с суда над самим собой.
 Герой Кафки – господин К. не знал, в чем его вина. Не знал он кто, и по какому праву его приговаривают к смерти. Пошлость антуража не давала читателю возможность даже помыслить, что судит героя «Процесса» Высший суд. А это так и было.
 Сегодня меня не пугает неонацизм, арабский террор и прочее. Я знаю, что это преодолимо с Божьей помощью. Он не простит евреям только одного – предательства самих себя.
 Господи, за что ты лишил нас права на грех? Почему не сделал мой народ таким, как все народы? За что Ты сотворил нас жертвой изначально? Даруя право на покаяние, – и только. Ты запретил нам мучительство, а сам мучаешь нас, оставив лишь право на защиту. Право вечно доказывать грязному и кровавому уроду, что не он отвратителен, а  мы не так плохи, как он думает.
  За что Ты не можешь простить неуемной страсти еврея к подобию? Законного, спасительного желания быть такими, как все? Нельзя! Почему? Нет ответа.
 За что, Господи? Вот они: мошенники и лихоимцы, блудодеи и шлюхи, убийцы и фанатики…. Это мы, мы – люди мира, таки же как все "двуногие без перьев"!… Не слышит. И никогда не услышит. У Него другой план, другие виды на народ Торы. Он занят дрессурой. Он гоняет евреев бичом по арене мира, грубо, безжалостно. Он и жизнь сохраняет «избранному народу», потому что нет у Него под рукой других подопытных человеческих существ. Нет, и боюсь, не будет никогда. 
 Время от времени бич опускается, голос Его слабеет. Это, судя по всему, тоже входит в план неведомых лабораторных исследований.
 Вот как сегодня заметно ослабел голос добра, евреев зовущий. И они снова готовы молиться чужим идолам, и разбивать лоб у подножья «золотого тельца». Евреи вновь участвуют в чужой и гибельной игре, предавая себя с маниакальным упорством самоубийцы. 

  Израиль резвится сегодня, сладостно купаясь в грехе подобия. Жестоковыйные - не хотят и думать о той минуте, когда Он в очередной раз откроет дверь в свою Лабораторию, ужаснется и вновь начнет наводить в ней порядок. 

ВСЕ НЕНАВИДЯТ ВСЕХ



 Гордыня! Только гордыней могу объяснить убежденность некоторых потомков Иакова, что, евреев, ненавидят все и больше всех. В этом проклятом мире, где все пропитано завистью и ненавистью, еврей просто-напросто не исключение из правил. А почему, собственно, он должен им быть?
 Еще один устоявшийся миф: Ближний Восток - самая горячая точка планеты. Весь мир только и озабочен согласием между евреями и арабами. Особенно любят мирить нас в тихой Скандинавии. Вот оттуда и пришло одно любопытное сообщение.
 Группа чеченцев с железными палками и ножами напала в Норвегии на курдов. Убитых нет, но много раненных, причем тяжело. А теперь почитаем комментарии читателей в Интернете на эту банальную новость.
 « Да все нормально чеченцы это ж борцы за свою свободу по версии Европы».
« Курды тоже борцы за свободу и чем больше они друг друга порежут, тем больше дадут свободы всему цивилизованному миру».
«Чем чаще чеченцы будут показывать "товар лицом", тем быстрее мир опомнится. Русские ушли из "вайнахского" "родного" города, а им все что-то неймется, видимо европейцы тоже пока не в курсе, что лет эдак через пятьдесят и Осло может оказаться "исторической родиной чеченцев" со всем вытекающими последствиями...»
«Согласен. Вот у европейцев и возникла реальная возможность показать России, как надо управляться с дикими горными племенами чеченов. Посмотрим, поучимся, может быть. Полицейских чечены уже шугали, на дискотеках ножами резали. Теперь вот и до беженцев добрались».
«Ребята, совершенно согласна на все 100, я живу в Дании и знаю, как безобразно и нагло ведут себя эти нецивилизованные племена».
«Чеченам пока особо доверять не получается (хотя и слышал от близких людей, что есть среди них нормальные люди), а вот курды, так это вообще отстой полный, это как албанцы и сомалийцы, мозгов ноль, агрессия, понты....»
«Чеченцам наплевать на ваше отношение к ним ! Они всегда жили, живут и будут жить по своим национальным законам (адатам), которые в некоторых случаях бывают выше всяких конституций и даже религии. В данном случае оскорбили женщин, а такое смертельно наказуемо! Многим из вас так и неймется увидеть чеченцев после 15 лет войн и целенаправленных репрессий к этому народу увидеть их "раздавленными, обнищавщими, голодными, разутыми, спивщимися, бомжующими, как в другие и "главные" народы России". Не дождетесь! Всевышний дал нам самое сильное и плодовитое семя! Где бы мы не жили, мы сохраняем свое все чистое и национальное. Народы Европы забрали к себе нас для того, чтобы "омолодить свои гены",так как чрезмерная цивилизация, о которой вы так ратуете,"оголубила" эти народы. Скоро оружие некому будет в руках держать! И еще! Чеченцы очень злопамятны и не прощают обиды. Они не любят ждать, пока разберутся продажные суды, а любят сами наказывать обидчиков.
 «Чечня – это наказание России за грехи, за Сталина, Берию, за тех, кто решал судьбы людей без суда и следствия. Мир постоянно стремится к равновесию. Пройдет время, накопятся грехи и у чеченцев, когда они из обиженных перерастут в обидчиков, а число убитых ими превысит число жертв в прощшлом. Тогда пойдет отдача обратная. Видали мы таких борцов за чистоту нации за счет унижения (а бывало и уничтожения) других народов. Все они лежат в земле сырой, так и не добившись своей цели».
«Вы, ослы, со своими адатами к другим лезете и других по ним жить заставляете. Какого в Норвегию попёрли? В своих горах скучно, резать некого? По вашим адатам русскую женщину бить, насиловать и убивать можно? Вы лицемеры, и Аллах вас наказывает за это. А Европе так и надо! Она-то заслужила себе таких братьев. Совет вам да любовь!»
 «Странно! Сталин грешил, а Россия виновата. Россия - дура сажала и сажает себе на шею братьев меньших, друзей четвероногих. За это и получает. Помогли грузинам от Турции - получили Сталина. Научили вайнахов писать стоя - получили Дудаева с кодлой. Собрали Польшу по кусочкам - получаем ПРО НАТО. Братушки болгары и те в НАТО. Кому было нужно русское мессианство. Для чего столько родной крови пролито? Боже! Избавь Россию от подонков и дураков!»
 «Когда служил в Дагестане был поражен - ни кто не любит чеченов. Из 34-х национальностей ни одна. Европа их экстремистов защищала. Десяток чеченов могут загнуть сотню их граждан-баранов... (или баранов -граждан )»
«Ну, послушай примитивное существо. Это чеченцы полезли к вам в 1994 году со своими адатами бомбить Москву во главе с свинорылым , вечно пьяным , чеченским воеводой Ельциным Борисом. Балда, учи историю своего нецивилизованного государства с населением потомков Шарикова из Собачьего сердца. А то так и помрешь озлобленной невеждой с водочным перегаром.
 «Прошу прощения, не обижайте болгар. Ест среди них идиоты (прежде всего политики) но  30-40% сохраняют народную память и помнят, кто их освободил. Ни в коем случае не сравнивайте болгаров с балтийскими народами или, например, немцами. Среди этих мало кто любит русских».
«Если ты мне назовешь хоть один народ на планете Земля, который любит русского, то я публично признаюсь русскому народу в любви и признаю то, что я ничтожество. Так как я живу уже десяток лет в Европе и знаю ее изнутри, советую тебе не говорить здесь в Европе, что ты русский. Это тоже, что сказать "я спившийся бомж, у которого есть атомное оружие". Во многие приличные заведения вас вообще не впускают. А вот если ты балда скажешь что ты чеченец, то тебя запустят и проводят с почетом и уважением, потому-то, если даже чеченец и не цивилизован, зато европеец знает что он не на столько опущенный свин , чтобы воровать в гостиницах полотенца, спальное белье и лампочки , как это делают русские туристы».
«Если ты считаешь что мир должен опомниться после того как пацаны оторвали курдов , то я тебе на это отвечу что мир давно должен быть в шоке от русских которые выжигали целые села вместе с женщинами , стариками и детьми в Чечне (село Самашки) Ладно , чеченцев можно выжигать , они плохие. Может тебе перелистать жуткую историю России за последние сто лет?... Вам до цивилизации чеченцев далеко как до Луны. А звездеть вы тут можете без конца».
« У кабардинцев даже что - то типа пословицы есть: пустить чеченца в дом, что волка в овчарню».
«Да ладно гнать то.. Вы сами себя там русскими называете в силу того, что названия ваших племён там порой даже выговорить не могут».
"И еще! Чеченцы очень злопамятны и не прощают обиды. Они не любят ждать пока разберутся продажные суды, а любят сами наказывать обидчиков." Давай, докажи ещё раз что вы дикари. Всё ваши "законы гор" ни что иное, как право сильного издеваться над слабым. Цивилизация? Не твои ли соплеменники выкладывают видео с камер мобильных телефонов, где они отрабатывают борцовские приёмы на женщинах или живьём закапывают их в землю?»
«В Австралию съезди и рискни показать там свои "законы"».

 Это я еще самые «тихие», подцензурные комментарии выбрал. И стоит заметить, что вся эта планетарная свара на обывательском уровне от грызни политических элит мало чем отличается. Да и не может отличаться. Популизм и демонстрация ненависти неразрывны.

 Так что успокоимся и перестанем жаловаться на судьбу, на некое изгойство, на одиночество в этом «прекрасном» мире, где, повторю это, все ненавидят всех.