ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КОРОЛЯ ШУТОВ

  Статья эта была написана 10 лет назад. Тогда книга Аллы Зускиной-Перельман только появилась на прилавках магазинов. Сегодня каждый может прочесть ее в Интернете. Книга замечательная!

 Прелюдия к новому Холокосту Сталину удалась. Он казнил самых заметных, самых активных, самых близких к кремлевскому трону СССР евреев. 50 лет назад, ночью, 12 августа, были убиты 13 членов антифашистского комитета.

 Тем самым, генералиссимус поставил точку в заигрывании со светским еврейством Союза; с религиозным, как ему казалось, он разделался давно.

 Евреев в СССР ждали лагеря, массовые казни, гибель от голода и болезней.

 Все это было слишком большой победой дьявола после того, что сотворил с потомками Иакова Гитлер. И Всевышний уничтожил очередного Амалека.

 Дети, близкие казненных в ту страшную, летнюю ночь, остались живы. Живут в Израиле дочери Соломона Михоэлса, сын Переца Маркиша, дочь Вениамина Зускина – Алла.

-         Столько лет прошло, - говорю я Алле Зускиной – Перельман. – И только сегодня появилась ваша книга об отце. Чем это можно объяснить?

-         Я 27 лет живу в Израиле. Перед отъездом спешно собирала в библиотеках кое-какие материалы, нашла все фотографии, и думала, что по приезде сразу начну работать над этой темой, но вышло так, что дети наши тогда еще не выросли. Я работала полный рабочий день, а место службы было далеко от дома. И все-таки мысль об этом долге перед отцом меня не оставляла. Я продолжала накапливать материал. Были все-таки вечера памяти Зускина. Я печатала статьи, давала интервью, но о книге я тогда не думала.

 И вот мне предложили выйти на преждевременную пенсию, а это было накануне столетия дня рождения отца. Я колебалась: уходить на пенсию или нет? И вдруг поняла, что не пенсия меня ждет, а, вполне возможно, главный труд моей жизни.

 К столетию, я понимала,  мне не успеть с книгой. В Синематеке состоялся вечер памяти Вениамина Зускина, и на этом вечере я встретила сотрудников 9 канала телевидения Израиля.  Эти израильтянки ничего не знали о театре Михоэлса, об актере Зускине, об «Антифашистском комитете», но их заинтересовала тема, и они решили снять документальный фильм об отце.

 Вполне возможно, встреча с этими людьми и подтолкнула меня к решению все-таки выйти на пенсию и сесть за книгу.

 Я начала с переводов статей об отце и театре. Переводов  с идиша на русский. Провела черновую работу с другими материалами, и после того вечера в Синематеке села вплотную за работу.

 И тут я поняла, что одними рецензиями и семейным архивом не обойтись. Я стала ездить в Москву, собрала все, что было возможно. Все, что чудом уцелело.

 Я работала  в архивах театральных и даже в Центральном архиве литературы и искусства. И, мне казалось, что собрала все возможные материалы об отце. И вот, в тот момент, когда  я ощутила необходимую полноту материала, и стала вырисовываться книга.

 Тень Диккенса витала надо мной. Я начала писать в старом, классическом стиле: рождение, детство, юность… К сожалению, большую часть спектаклей, в которых играл мой отец, я не видел. Я была тогда совсем ребенком, но все-таки что-то помнила: какие-то рассказы близких, анекдоты, легенды. Мне казалось, что я и должна начинать сначала, но тут прочла в какой-то книжке, что начинать литературную биографию  героя по принципу: детство – отрочество – юность – это как анкету заполнять в отделе кадров.

 Мне стала мешать эта фраза, и тогда я нашла особую форму для книги. Я назвала ее главы – действиями. И это не случайно, и это определило саму форму книги.

 В спектакле есть пролог, эпилог и интермедия. Когда я прочла все материалы ФСБ о допросах и суде над отцом, я не стала помещать их все в конец книги. Я поняла, что не такой эпилог нужен книге об отце, потому что, несмотря на трагическую гибель, самое главное – кем он был. Но и без материалов той трагедии было не обойтись.

 И тогда родилась, как мне кажется, родилась оригинальная форма книги. Но я написала первую часть книги, самую объемную. Во второй я поместила статьи и письма отца – его живой голос.

 В книге много фотографий. Многие из них печатаются впервые. Сам процесс работы в редакции над готовой книгой мне казался очень важным. Я, наверно, замучила редакторов издательства «Гешарим» своими требованиями. У главного редактора появилась даже мысль издать мою переписку с издательством, но вот все позади…

 

 Так получилось, что впервые книгу свою Алла Зускина – Перельман увидел у меня дома. Вот это было самым интересным. Я приставал к Алле с вопросами, а ее интересовал только ее труд, ее детище. Все было проверено: шрифты, качество бумаги, четкость фотографий…. Следил за Аллой и думал об образцовом отношении к своему труду, о том, что сидит передо мной дочь великого актера, и женщине этой наверняка кажется, что где-то рядом витает тень ее отца, и тень та готова принять и судить книгу о живом Зускине.

 Ну, а потом была сама книга, написанная изысканно и страстно.

 Автор превратила страшные документы следствия и суда над Зускиным в пролог  к главам – действиям книги:

 «СУД. Допрос В.Л. Зускина.

 З у с к и н: Я хочу рассказать о моей жизни до театра… то есть рассказать то, чего нет в этих сорока двух томах дела…

 П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: «Ну, хорошо, расскажите свою биографию, только очень кратко… Вы родились … Где?

 З у с к и н. Я родился в литовском городе Поневеж…

 « 28 апреля 1899 года в литовском городе Поневеж ( ныне Паневежис) у потомственного портного Лейбе Зускина и его жены Хаи родился сын Вениамин, Немка, мой отец».

 Так начинает свою книгу автор. Начинает точно и умно. Зускин на суде ищет спасение в памяти о детстве. Это главное о человеке, а не та подлая и кровавая ложь, которой наполнены тома фальсифицированного дела.

 Интермедии допроса и суда станут вступлением ко всем действиям – главам новой книге о Зускине. Но сама книга не превратится в запоздалый, оправдательный вердикт отцу.

 Одна из тем автора : ни театр на идиш, ни идишитская культура, ни работа Грановского, Михоэлса, Зускина – в оправданиях не нуждаются.

 Я приведу типичный отрывок из книги: «Когда в 200 году в Израиле шли съемки документального телефильма «Путешествие Вениамина Зускина», в качестве одного из вариантов для его названия предложили «Шекспир на идиш». Когда я об этом узнала, меня неприятно кольнуло, потому что сочетание этих двух понятий намекало на парадокс, мол, «высокое искусство и … нечто примитивное». Я мгновенно поняла, насколько оскорбительным было бы для отца подобное восприятие, потому что для него благородство и богатство языка идиш были очевидны.

 По-моему, тогда, в 1935 году, у моего отца возникло ощущение, что постановка театром Шекспира будет восприниматься именно, как попытка доказать, что евреи со своим языком идиш могут делать все, «как люди», даже мировую классику ставить. Вряд ли он в точности так думал; скорее, тут сработала прославленная интуиция. Он не хотел, чтобы театр служил «доказательством» чего бы то ни было; он хотел, чтобы театр был органичным».

 Органика в достоинстве. Я не мог видеть «Короля Лира» на сцене театра Михоэлса. Я видел фильм Григория Козинцева и знал, что человек этот был хорошо знаком с творчеством Зускина и Михоэлса. И в фильме своей он повторил найденное этими людьми.

 Уверен,  это Козинцев нашел ключ к замечательному шуту – Олегу Далю – в мудром достоинстве, с которым сыграл своего шута Вениамин Зускин.

 Что еще, кроме мужества, мудрости и достоинства может противопоставить человек страшной, кровавой и безумной трагедии, в которую слишком часто превращается наша жизнь.

 Такое ни один Шекспир не смог бы придумать: «Подсудимый Зускин, будучи членом ЕАК и одновременно ведущим актером Московского еврейского театра, который, как установлено по делу, являлся одним из филиалов ЕАК по националистической пропаганде, вместе с Михоэлсом ставил в театре пьесы, в которых воспевалась еврейская старина, местечковые традиции и быт и трагическая обреченность евреев, чем возбуждал у зрителей – евреев националистические чувства. Направил в Америку ряд статей националистического характера о состоянии искусства в СССР… Зускина Вениамина Львовича … по совокупности совершенных … преступлений на основании ст. 58-1 п. «а» УК РСФСР подвергнуть высшей мере наказания с конфискацией всего имущества».

 Человека, «воспевавшего трагическую обреченность евреев» суд приговорил к расстрелу. Видимо, эти палачи-судьи, в полном затмении и страхе, не понимали, что писали, что говорили и что творили.

 Книга о Зускине скоро появится на прилавках магазинов России и Израиля. Фашизм и большевизм думали, что им удалось покончить с замечательной и неповторимой идишитской культурой евреев Европы. Выход труда Аллы Зускиной – Перельман – еще одно доказательство, что «рукописи не горят», если стоят за ними подлинная красота, мудрость, величие традиций народа и веры.

 Иной раз, кажется, что в этой жизни все, равно или поздно, выстраивается так, как надо. Время «всем сестрам раздает по серьгам».       

 Иосиф Сталин должен был окоченеть на своей даче в Кунцево, близкие, казненных им - замечательных людей - должны были продолжить свою жизнь. Алла Зускина – Перельман должна была перебраться на жительство в Еврейское государство, и должна была написать книгу об отце и книгу эту, благодаря «выправленному» времени, должно было напечатать еврейское издательство в Москве, в типографии «Новости», на улице, которая все еще носит имя Фридриха Энгельса.

 Вижу в этом, казалось бы, не самом громком событии в мире, торжество справедливости и надежду, что рано или поздно уходит безумие, кровь, ненависть, побежденные талантом, мужеством и светом благодарной памяти.