Ярким событием культурной жизни Нью-Йорка было выступление Максима Венгерова и Полины Осетинской в Карнеги-холле. Программа включала великие имена: Бах, Бетховен, Чайковский, Шостакович, исполнители с мировой известностью, полный зал, изначально настроенный на восторженное восприятие. Внимание к концерту усугубилось и тем, что во время, когда культурные связи Америки и России ослабели как того не было даже во время Холодной войны, Осетинская и Венгеров активно протестуют против войны в Украине и их выступления в России под запретом.
Не менее половины присутствующих были советские и постсоветские иммигранты, Максим и Полина им хорошо знакомы с той поры, когда они, музыкальные вундеркинды, появились на сцене и стали национальной сенсацией. В отличие от трагических реалий и легенд, когда талант в детстве и юности исчезает в зрелые годы, музыканты не ушли в забвении и приумножили мастерство и признание.
Печать пишет о Венгерове как об одном из самых титулованных и высокооплачиваемых музыкантов в мире; есть публикации, освещающие рекордные цены билетов на его концерты. Он обладатель скрипки Страдивари, на которой играл великий Крейцер. Венгеров известен и активной преподавательской деятельностью.
В интернете огромное число публикаций о Венгерове, как правило, весьма одобрительных, не буду повторять сказанное в изобилии, но я сохранил больше впечатлений от его выступлений в ранней юности, чем от недавнего концерта. Замечу только, что по причинам, недоступным моему пониманию, играя высокую классику, он выступал в каком-то несусветном костюме и кроссовках, а Осетинская в изумительно элегантном платье, в полной гармонии блистательного мастерства, облика и туалета.
После концерта стояла долгая очередь в артистическую, много милых, трогательных, скромных старушек с цветами, знающих Полину с давних времён, и по сию пору с ней в переписке, она их помнит и очень дорожит доброй памятью. На улице молодежь ждала возможность выразить свои восторги. Была и, как обычно в подобном случае, иммигрантская тусовка, шумно представляющая своё присутствие, мнение и значение. Заметная околотворческими амбициями дама громко оповестила окружение: “Она мне душу порвала Чайковским”, и оглянулась по сторонам – все ли услышали. Бедная, и без того жить нелегко, как же ей теперь, с порванной душою. Но обошлось без скорой помощи. Впрочем, такая картина всегда и везде атрибут популярности артиста.
Я не музыкальный критик, не пишу ревю, не анализирую интерпретацией. Думаю, словесность бессильна объяснить феномен Баха и Рихтера, как и любого феноменального, за пределами осознания, дарования. Авторитетный музыковед, ведущий обозреватель “Нью-Йорк таймс” Гарольд Шонберг, статьи которого могли вознести или низвергнуть с олимпийских высот, писал, что исполнителю музыкальная критика не нужна, а обычный читатель рецензий не понимает язык профессионалов, но для восприятия музыки нужно понимать место и время её создания. (Можно уточнить: публикации важны для исполнителя как средство рекламы и пиара.)
Я порой читаю с любопытством экспертов, но их мнение для меня мало что значит. Деконструкция ничего не добавит, скорее, обеднит, ослабит восприятие. Слушатель воспринимает и реагирует на исполнение, пропуская его через свой мир, свои переживания и состояния. Или, по Хайдеггеру, через свою сущность и существование.
Для меня Осетинская самый яркий и интересный пианист нашего времени. Так случилось, что я знал её с семи лет и одно время много общался с её отцом, известным кинематографистом Олегом Осетинским. В моём опыте, личное сближение с творческим человеком чаще всего негативно влияет на независимое восприятие его творчества и тогда, когда возникает близкая дружба, и когда отношения омрачаются или заканчиваются конфликтом.
Не буду заниматься психоанализом, как на меня повлияло знакомство с Осетинскими, мы не виделись 35 лет; после смерти Олега мы переписываемся с Полиной, и я слушаю ее записи. Она часто выступает с партнерами, играет много современной музыки, но в моём понимании величие и уникальность Полины сполна раскрываются, когда она наедине с роялем, играя Баха, Шуберта, Шумана, Шопена. “Музыкант – весь мир в одном себе”, говорил Шостакович, не о многих так скажешь, но феномену Осетинской нет более точного определения. Она и сама говорит, что родилась одиночкой, белой вороной, и остается такой по сию пору.
Сегодня даже малая заметка об Осетинской не ограничена информацией о маршруте гастролей, программе, реакции публики и критики. Она активно включена в политическую и общественную жизнь страны. “Искусство вне политики” не отражает ее нынешнее мировоззрение и жизнь.
“С кем вы, мастера культуры”, требовал ответа буревестник революции Горький; вопрос обрел вновь актуальность. С начала войны в Украине многие концертные организации, музыкальные исполнители активно включились в политическую борьбу. Метрополитен опера заявила, что не будет сотрудничать с исполнителями и организациями, которые поддерживают российское правительство и отменила гастроли Большого театра, Валерия Гергиева и Анны Нетребко. Подобную политику проводят многие страны и организации Америки и Европы. В то же время, на Западе увеличилось количество выступлений музыкантов с Украины и попавших в опалу в России. Порой политизация доходит до требований сократить исполнение произведений русских композиторов. “Нью-Йорк Таймс” опубликовала мнение читателя, предлагающего не допустить молодых российских пианистов к конкурсу Вана Клиберна. Стоит напомнить, что Клиберн обрёл мировую славу, победив на конкурсе Чайковского во время Холодной войны. В то время Сол Юрок регулярно приглашал в Америку звёзд советской музыкальной сцены.
Почти треть российских артистов прекратили выступления на родине или эмигрировали. Печать сообщает, что 20 тысяч работников культуры требуют прекращения войны в Украине и освобождение её территории. В их числе многие представители классической музыки. Скрипач Гидон Кремер, пианист Евгений Кисин многие годы публично выступают против авторитарного режима в России. Дирижёр Семен Бычков сделал заявление: “Молчание перед лицом зла становится соучастием… Хранить молчание сегодня это предательство нашей совести и наших ценностей.” Пианист Александр Мельников заявил перед выступлением в Германии, что он в гневе за то, что российское правительство заставляет его чувствовать себя виновным быть русским. Дирижёр Кирилл Петренко считает, что нападение на Украину “это нож в спину всему миру.” Пианист Даниил Трифонов говорит: “Это трагедия. Я хочу принести утешение и мир в это трудное время”. Дирижёры Томас Сандерлинг и Василий Петренко прекратили свою деятельность в России, протестуя против российской оккупации независимого государства. Во время недавнего фестиваля в Танглвуде я беседовал с дирижёром Дмитрием Слободянюком, он сказал, что определил своё отношение к авторитарному режиму задолго до нынешнего кризиса.
Почти все знаменитости, чьи критические голоса слышны в печати, на телевидении и со цены, осуждают и требуют издалека, обосновавшись и установив карьеру. Скажем прямо, карьере это не вредит. Полина в другом положении. Она критиковала подавление оппозиции до войны, это привело к тому, что для неё были закрыты филармонические залы. А в последнее время даже немногие запланированные гастроли были отменены. Чем больше об этом писала печать, чем чаще её приглашали оппозиционные блогеры, тем жёстче становились ответные меры.
Полина не отступает. “Это черный день русской истории, ужас, стыд и позор. Я прошу украинцев и весь мир помнить, что многие русские не хотят этой войны”.
У Полины трое детей, растит их без мужа, и престарелая мать, она много занимается благотворительностью, требующий времени и затрат, всё в её жизни не просто, сыну предстоит операция, статус обязывает и расходы велики, но в её положении на корпоратив не позовут, и богатый спонсор не появится. И её западные агенты, говорит Полина, “сетуют что меня трудно продавать на Западе, потому что я недостаточно откровенно одеваюсь на сцене, не надеваю тряпки с разрезом до пупа, как Юджа Ванг”. (Суперуспешная и дорогая китайская пианистка, перечень знаменитостей, сполна использующих секс-арсенал, можно долго продолжать.)
Полина смотрит на мир реалистично, без иллюзий, с полным пониманием места и времени, но моральные компромиссы, так же как профессиональные, для нее невозможны. Когда началась война, она написала мне: “Мы ничего не смогли сделать, чтобы предотвратить это преступление. Нам теперь остаётся только отойди в сторонку.” Но: “Я не хочу уезжать”, и стоять в стороне она не намерена. “Мне важно иметь возможность открыто высказывать свою позицию. Остается только уповать на то, что меня не убьют в тёмном подъезде.”
Когда она прилетела на нынешние гастроли, мы договорились о встрече, Полина очень много читает, и я спросил, какие книги можно принести: музыка, философия, психология, её любимый Джонатан Франзен. Она ответила: “Учитывая, что я в России теперь под запретом и совсем не понимаю, где окажусь в ближайшее время, ничего не могу брать и везти, нет никакой гарантии, что мне не придётся бежать из страны в неизвестном направлении”. Я ответил: “Подожду со своими предложениями до поры, когда вы замечательно обустроитесь в новых обстоятельствах и в свободное от концертов время сможете читать в оригинале. Ваш прекрасный портрет на стене Карнеги-холла в том убеждает, не оставляя сомнений”.
Но пока сомнений много. В мире искусства конкуренция не слабее чем в бизнесе, сегодня это тот же рынок, где всё продаётся и покупается, нередко большой талант без инвестиций и затратного пиара остаётся невостребованным. Музыкальная классика составляет лишь один процент рынка продаж, мои студенты не слушают ничего кроме рэпа и теxно. Государственные дотации минимальны, без спонсоров классике не выжить, и их нужно ублажать и соответствовать. Музыкальный рынок Запада все больше завоевывают азиаты, аффирмативные меры и политкорректность требуют “покончить с белыми и гендерными привилегиями” и допустить на большую сцену больше цветных, геев и прочих из альтернативного ряда. Да и среди “своих” идут нелегкие разборки, у кого больше диссидентских заслуг и кто более достоен.
Не у всех талант Барышникова и Ростроповича, и сейчас не то время, когда каждого сбежавшего от партийного диктата встречали с распростертыми объятиями. Чтобы найти преподавательскую работу парт-тайм в школе или скромном колледже, нужно разослать сотни резюме, и не каждому повезет. Музыканта с дипломом консерватории можно услышать в ресторане, на улице, в метро. Ситуация во многом напоминает положение, когда творческая интеллигенция бежала на Запад после российской революции или из Германии во время фашизма. Увы, далеко не все искатели свободы и лучшей жизни найдут себе место в новых обстоятельствах.
Но хочется надеяться что то, что Россия потеряла, обретёт и оценит цивилизованный мир. При всём желание верить в светлое будущее мира, высокой классики и Полины Осетинской, было бы хорошо, если бы кто-то из покровителей искусства попытался заслужить известность не только своим именем на концертном зале, но и помощью уникальному музыканту в расцвете личности и дарования.
xxx
Полина Осетинская начала музыкальную жизнь в 5 лет, концертирует с 7 лет, в 8 лет играла в Московской консерватории, где в ту пору ещё был ценз мастерства и дарования, и богатого спонсора было недостаточно, чтобы выйти на сцену. Россию вундеркиндом не удивишь, но к раннему концертированию было осторожное отношение – как бы ранней непомерной нагрузкой не сломать детскую психику, не заразить звёздной болезнью.
Но Полина зачаровывала с детских лет и артистическим обликом, и необычной судьбой, и интуитивным пониманием психологии и ожиданий публики. Она не прошла изначально традиционный путь ученика советской музыкальной школы, где могли научить безупречной виртуозной технике и примерному знанию музыкальной грамоты, но часто втискивали в нормы и каноны, подавляя индивидуальность.
“Невежество демоническая сила”, говорили классики, и молодая пианистка страха не ведала перед любой аудиторией, она уверено освоила не только искусство разговора на равных с композитором, но и хорошо знала, чего от неё ждут и умело тому соответствовала.
В жизни Полины всё было непривычно, не по правилам. Её учил отец, Олег Осетинский, не имеющие музыкального образования, не играющий на рояле. Ему принесли известность культовые советские фильмы “Звезда пленительного счастья”, ” Бой с тенью”, “Взлёт”, “Ломоносов”. Недавно Николай Цискаридзе, звезда балета и телеэкрана, российский патриот, ссылался на “Звезду” – фильм о декабристах, чтобы подсказать властям, как мудро царь решал вопросы борьбы с оппозицией. (Идея фильма прямо противоположна пониманию патриота, но этот эпизод отражает актуальность фильма и аберрацию патриотического сознания в нынешней России.)
Я расскажу об Осетинском подробнее, потому что он сыграл огромную роль в судьбе Полины, по сию пору нет дня, когда она его бы не вспомнила, и почти все сказанное и написанное о ней, связано с его именем.
В кругах творческой интеллигенции и окружающего мира Олег был знаменит не только искусством кино, но и попранием всех норм и приличий, публичными скандалами с коллегами, пьяными кутежами, он говорил, что пьёт не для куража и свободы, а чтобы утишить свою огнедышащую душу и темперамент. У Олега была колоссальная память и эрудиция. Дмитрий Быков недавно вспоминал, как Олег часами читал стихотворения непубликуемых в стране поэтов. При его образе жизни трудно было представить, когда он находит время для чтения, но литературу он знал великолепно, судил бесстрашно и точно и все собирался написать великий роман, как только купит новый компьютер.
Могу сказать определённо: Полина была центром и смыслом жизни Осетинского, и не только в силу отцовской любви; в своей литературной и кинодеятельности он и в малой мере не реализовал свой огромный талант, и Полина была его надеждой и проектом достигнуть всё то, что он не сумел в своём творчестве. Его сценарий “Рояль с двойной репетицией”, где Полина должна была сыграть главную роль (остался нереализованным), очень точно раскрывает отношения отца и дочери, в которых любовь и тирания были нераздельны.
Я не мог обойти вниманием такую личность, выдающуюся даже по масштабам московского декаданса. Базы для общения было немного, я совсем не пил, не знал кино, каждый вечер я был в Консерватории и искренне не понимал, что может соперничать с музыкой и зачем терять время на что-то другое. Мы сблизились, когда появилась Полина. Олег убеждал, что такого гения не знала история, на концертах знаменитостей он говорил: “Полина сыграла бы лучше”. Игра Полины меня в том не убеждала, и мнение в высоких кругах было: “У Полины половина нот пропущена, и половина не те”.
Но экстраординарность девочки, отца и обстоятельств и меня зачаровали, и мы с Олегом много ходили по высоким кабинетам, в ту пору для меня открытым, убеждать представить юное дарование городу и миру. Олег неминуемо срывался в спор и скандал, я пытался умиротворить обстановку. Я познакомил Полину и Олега с моими самыми близкими друзьями Александром Майкапаром, замечательным музыкантом и педагогом, и его женой Леной, Александр настоятельно советовал, чтобы Полина получила музыкальное образование. Нам удалось уговорить Олега отвести её в школу. Но Олег сидел на уроках, и дело окончилось очередным скандалом. В ту пору появилось много изданий, всем хотелось горячих тем и сенсацией, статьи о Полине шли в номер немедленно, в этом потоке были и мои опусы.
Олег был из числа русских, о которых Солженицын говорил: “Слишком русский”. С патриотами из рядов “Памяти”, со средой Дугина он не имел ничего общего, но, когда началась “Война с террором”, он много писал об исламской угрозе и заслужил репутацию расиста и националиста. Антисемитом он определённо не был, но деликатности от него ждать не приходилось. Мы много говорили о литературе, однажды я спросил его мнение о Доктороу, Олег отреагировал: “А, этот еврей!”. Но и о русском он мог сказать в том же духе или много хуже.
Когда Олег заходил ко мне домой, исключений ни для кого он не делал, вопроса, что можно, что нельзя не возникало. Как и все убеждённые в своей гениальности, он считал, что каждое его слово откровение и дар миру, и что для каждого честь и заслуга быть рядом с ним. При этом люди, которые никогда бы не потерпели подобного отношения от кого-либо другого, обычно уступали его нраву. Не думаю, что это чисто русский феномен. Весьма схожий тип психики и поведения был у Нормана Мейлера, но великий американский писатель смог сполна выразить свой творческий потенциал, а Осетинский ушел в саморазрушение.
Наши отношения постепенно прекратились, но Олег мне позвонил, когда в 13 лет Полина от него убежала, сорвав многомиллионный контракт на гастроли в Америке, не выдержав тиранической нагрузки и получив дюжину тяжелых медицинских диагнозов. Кроме занятий музыкой, она должна была за пару дней прочитать знаменитый роман, каждый день выучить стихотворение и что-то по истории искусств, пробежать десять километров, играть по вечерам для бесчисленных гостей, поддерживать с ними интеллектуальную беседу. Отец утверждал, что стресс исцеляется другим стрессом, и был уверен, что у дочери счастливое детство.
Расставшись с отцом, Полине пришлось переучиваться, осваивать упущенное. У неё были замечательные педагоги Марина Вульф и Вера Горностаева, многие люди оказали ей поддержку в трудное время. Но и завистников и недоброжелателей всегда было много. Ницшеанская максима “Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее”, несостоятельна морально и практически, но Полинин случай, как и во всём другом, исключение.
Когда я уехал в Америку, мы отношений не поддерживали. Олег приезжал в Нью-Йорк с намерением спасти Россию и найти её место в Западном мире, получив для того необходимую помощь Америки. Он явился к Ларисе Шенкер, редактору “Слова”, со статьей, в которой речь шла о том, как после революции Америка помогла России поднять индустрию и сельское хозяйство. Лариса жаловалась мне, что люди, с которыми она познакомила Олега, были от него в ужасе. Олег разыскивал меня, но понимая, что идея утопическая, а переубедить его невозможно и помочь ничем не могу, я уклонился от встречи.
Олег умер два года назад, Полина встретилась с ним незадолго до смерти, но мира с дочерью не получилось. Он был в неистовстве, узнав, что Полина написала книгу, ставшую бестселлером, “Прощай, грусть”, о ее детстве и отношениях с отцом.
Сегодня Полина желанный гость в медиа, собеседники пытаются говорить с ней на равных, не всегда понимая, кто перед ними. Тем не менее, Полина не отказывается от этой платформы чтобы выразить свои убеждения: “Не могу молчать!”.
Олег Осетинский часто говорил: “Человек рождён, чтобы воссиять”. Этот завет отца дочь выполнила. Музыка и личность в ней неотделимы и равновелики. У Полины очень серьёзное отношение к религии, и ее судьбу и миссию определят не политики и менеджеры, а только Бог рассудит.
Photography by Fadi Kheir
