Жрец театра и кино

14.03.2018

Шелленберг и Матроскин, Тартюф и Хлестаков – лишь часть ликов Олега Табакова, страстного актера, блистательного режиссера и, конечно же, любителя жизни. Он помог, кому смог, и извинился перед всеми, кого обидел. Его еще долго будут боготворить и бесчестить, но завтра с ним будут прощаться – в МХТ имени Чехова.

Первый инфаркт он перенёс в 1965 году. Подняла Табакова на ноги Галина Волчек, ждавшая его выздоровления, чтобы продолжить ставить с ним «Обыкновенную историю». Ему тогда было 29 лет. Позже он смешно пародировал друзей, которые приходили к нему в больницу прощаться: все думали, что умирает. Табаков вообще на все смотрел как на представление – лицедей от макушки до кончиков пальцев. «Русский актёр – самая бесстыдная профессия», – говорил он весьма справедливо.

Табаков гордился коктейлем своего происхождения – русская, украинская, польская, мордовская кровь. По второму браку матери с Гуго Гольдштерном он породнился ещё и с евреями. Ещё крепче с ними его связал антисемитизм. Лёлик, как называли Табакова в детстве, помнил истории своего дяди Толика о погромах и резне, которые гуляли на Украине, где жили их родственники в начале прошлого века. Его дед прятал у себя еврейских стариков и детей.

Лёлик родился и вырос в Саратове в семье медиков Павла Табакова и Марии Березовской. После революции квартиру у родителей забрали и поделили на коммуналки – им осталось лишь несколько комнат. Остальное пространство было заселено самыми разными людьми – например, практикующим психотерапевтом «дядей Володей Кацем». Кац спасал саратовскую номенклатурную элиту от алкоголизма, вёл приёмы на дому. Когда Лёлику удавалось, он пробирался к нему в комнату, прятался под кроватью и подслушивал, как дядя Володя заклинает: «Вы перестанете пить от первого стакана, от первой рюмки водки…»

Табаков говорил, что настоящей войны не видел. Один лишь раз огромное красно-чёрное зарево полыхало над Саратовом, когда горел разбомбленный нефтезавод «Крекинг». Отец ушёл на фронт, мать очень долго болела, и всё время хотелось есть. Как только мать стала чувствовать себя лучше, родственник дядя Толя устроил её в госпиталь в Эльтоне – небольшом посёлке в Сталинградской области. Туда и переехали на два года. От Эльтона, писал Табаков, только отогнали немцев, в госпиталь доставляли раненых из-под Сталинграда и Курска.

Мать иногда приносила с работы оставшуюся еду, но кашей с мясом Лёлик все равно долго называл блюдо из подгоревшей пшенки – его собственное изобретение. Лёлик пел в палатах для раненых, и за выступления он получал компот или рисовую кашу с фруктами: «Это была еда избранных, то есть тяжелых больных». В Эльтоне был кинотеатр и героическое кино. Фрицы на экране выглядели совершеннейшими идиотами, и Лёлик никак не мог понять, почему, раз они настолько тупые, его отец воюет с ними уже два года.

После войны семья вернулась в Саратов. И мать записала Лёлика в шахматный кружок при Дворце пионеров. Вскоре туда по случайности зашла Наталья Сухостав, набирающая новичков в свой детский театр. Она попросила желающих играть на сцене пройти тест – громко, на весь зал произнести «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Лучше всех с задачей справился Лёлик – он был зачислен в труппу и скоро появился на сцене. В школу-студию МХАТ Табаков тоже поступил легко, хотя и написал во вступительном сочинении что-то противоречивое про выстрел «Авроры». Его за это лишили стипендии в первом семестре. Но дальнейшая учеба прошла весело и без напряжения.

С 1956 года Табаков уже на театральной сцене и в кино. Роли не всегда главные, но всегда яркие, запоминающиеся, блестящие. Играл женщин и мужчин с одной и той же лёгкостью. Переиграл людей во власти всех сортов и калибров – от председателя сельского райсовета до руководителя германской разведки Вальтера фон Шелленберга. После премьеры «Семнадцати мгновений весны» в киноклубе на Лубянке Юрий Андропов уединился с Табаковым, чтобы сказать ему: «Олег Павлович, это безнравственно – так играть гитлеровского генерала!» Племянница фон Шелленберга позже прислала Табакову открытку с благодарностью за доброту, с которой он подошёл к работе над ролью.

Табакова называли хулиганом – он подстраивал коллегам всякие мелкие неприятности ради смеха, имел по этому поводу скандалы за кулисами. Константин Райкин как-то сказал: «Олег Павлович слишком панибратствовал с Мельпоменой. Он, безусловно, выдающийся артист, но был бы ещё более выдающимся, если бы не дёргал её за хвост, за грудь, не шлёпал по заднице, по плечу. Никому это не позволено!» Табаков точно знал, что каждый сам определяет дозволенное – и да, он не был театралом, который падает ниц пред Мельпоменой. Он был из плоти и крови. Возможно, даже слишком для творческого человека ориентирован на жизнь телесную, чувственную.

О еде, например, мог говорить часами. Легко просил добавки понравившегося блюда, ел как истинный эпикуреец, не стесняясь внешних проявлений. Райкин рассказывал, что однажды в гостях у американского культурного атташе на Кутузовском проспекте в Москве уже известный советский актёр театра и кино Олег Табаков вылизал тарелку. Возможно, чтобы показать американцу, насколько вкусно ему было. Посмотрев в сильно округлившиеся глаза атташе в финале действа, Табаков сказал: «Прости, старик, у меня было голодное детство». И парой следующих движений языком довёл тарелку до совершенного блеска. Тот, забыв поменять выражение на лице, так в оторопи и застыл.

Удача улыбалась Табакову не всегда, кстати, а иногда он ею и вовсе пренебрегал. В 1967 году чешский режиссёр Карл Райш готовился снимать фильм «Айседора» с Ванессой Редгрейв в главной роли – Табакову была дана роль Есенина. Контракт на руках, с режиссёром полное взаимопонимание, европейская слава на горизонте – он не поехал. Отказался от работы, славы и баснословного по тем временам гонорара в сорок тысяч фунтов. Не смог оставить «Современник», «свой театр». Но и с «Современником», который он возглавил в 1970 году, через шесть лет пришлось почти расстаться.

С 1973-го он начал преподавать, через три года набрал свой курс. В конце 70-х начальник РСУ Бауманского района Юрий Гольцман помог студии Табакова получить в пользование подвал на улице Чаплыгина – бывший угольный склад, загаженный алкоголиками и бомжами. Вместе со студийцами они вынесли всю грязь и смрад подвала, отмыли его, отремонтировали и начали репетировать. Мытьё сортира собственными руками с тех пор стало неизменным пунктом образовательной программы Табакова – пример подал он сам.

В начале 80-х в их репертуаре было уже шесть спектаклей. О них писали ведущие театральные критики СССР, министр культуры Демичев приглашал на их спектакли своих коллег из социалистических стран. Вскоре ЦК комсомола послал студию на гастроли в Венгрию, и их спектакль имел там успех. В общем, театр был готов к запуску, но в конце концов Министерство культуры отказалось выдавать разрешение на открытие, мотивируя это «политической незрелостью» Табакова и его «непредсказуемым поведением». Драматург Виктор Розов, один из подписантов прошения о создании театра, вернулся с заседания в министерстве с такими словами: «Вы знаете, Олег, а ведь никто про вас хорошего слова не сказал. Понимаете, какая вещь?»

Табаков понимал. Театр остался на полулегальном положении, существовал, как и прежде, на деньги Табакова – ему, как и прежде, помогали власти района. Тем временем «Современник» отказался принять студийцев в труппу, объясняя решение, опять же, непредсказуемостью Олега Павловича. Студийцы печально разошлись по разным театрам. Впрочем, Табаков бы не был Табаковым, если бы в итоге всё не закончилось успехом – спустя ещё семь лет «Табакерка» стала театром.

В предисловии к его воспоминаниям – книжке «Моя настоящая жизнь» – Анатолий Смелянский называет его человеком, «страдавшим комплексом полноценности». И это очень точно. В начале рассказа Табакова о его жизни есть вот какая подробность: «Я появился на свет желанным ребенком. Хотя много позже мама призналась, что тогда она училась на пятом курсе медицинского факультета, и в ее планы не входило заниматься деторождением. Меня старались, как бы это сказать… В общем, извести. Но не тут-то было. Так что живучесть, бойкость и развитый инстинкт самосохранения считаю своими врожденными качествами».

Три театра за одну жизнь, больше 200 ролей на сцене и в кино, не считая озвучки и радиоспектаклей. Он сам поставил порядка 40 спектаклей в семи странах, создал актёрские школы в России и Америке, организовывал фестивали, проводил творческие вечера, терпел бесконечные комиссии и заседания. Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», кавалер французского Почетного легиона, обладатель 25 театральных и кинопремий. В 2012 году он стал доверенным лицом кандидата в президенты Владимира Путина – оппозиционная общественность шикала: стелется, дескать. Кому «стелется», кому «дослужился». Сам Табаков по этому поводу эмоций не высказывал, принял как должное. Когда интервьюеры выстраивали перед ним ряд его заслуг, удач и несомненных достижений, он лишь бровью поводил: ну да, дескать, было. Константин Богомолов, узнав о его смерти, написал: «Табаков – это глагол». Бесконечно жаль, что этот глагол принял форму законченного действия. Но сам Табаков говорил: «Я знаю, откуда пришёл, и я знаю, что жизнь после меня не остановится».

Алена Городецкая