Товарищи, братцы! Не верьте тому, что слышали! Я по-прежнему за вас!" — это были последние слова. Через несколько секунд произносившего их человека безжалостно удавили. Повешенный труп обнаружили только месяц спустя. Так закончился земной путь недавнего лидера общественного мнения, выводившего на улицы десятки тысяч людей, – попа Георгия Гапона.
Будущий властитель душ и смутьян родился в зажиточной, но особо не выделявшейся крестьянской семье под Полтавой. Мальчик был неглуп, учился в школе, и затем родители решили, что его талантов хватит на нечто большее, чем уход за скотиной. В полтавском духовном училище молодой Гапон увлёкся религиозными идеями Льва Толстого и вообще имел неоднозначную репутацию. Он обещал стать неплохим богословом, но отношения с преподавателями не складывались. Однако он получил место в церкви при полтавском кладбище и некоторое время успешно проповедовал. Уже тогда выяснилось, что молодой поп — яркий оратор: вокруг Гапона сложился небольшой кружок почитателей.
В столице на Гапона обратили внимание в 1898 году. Молодой священник хотел поступить в Духовную академию Петербурга и ради этого отправился на приём к почти всесильному Константину Победоносцеву, обер-прокурору Святейшего синода. Проблема состояла в том, что Гапон был приверженцем религиозного учения Толстого и уже прославился вольнодумством. Церковных иерархов Гапон неласково именовал фарисеями. Однако Победоносцев пошёл навстречу молодому человеку. Гапона зачислили в академию.
Но всего лишь года обучения ему хватило, чтобы разочароваться в церковной иерархии. Куда сильнее учёбы его привлекала работа с бедняками — и в Петербурге, где он учился, и в Ялте, куда ездил лечиться. Гапон служил в церкви Галерной гавани, где собирались самые бедные рабочие, нищие, словом, люди с социального дна. Гапон работал также в приюте Синего Креста. Его проповеди и он сам быстро стали известны на самом высоком уровне. Дело в том, что попечителями приюта, где служил молодой священник, были многие знатные дамы.
Ораторские таланты Гапона производили впечатление не только на бедных: он познакомился с сенатором Николаем Аничковым и целым рядом светских дам. Однако бескомпромиссность священника занимала общество недолго. Он вёл себя слишком экстравагантно, да вдобавок нелестно отзывался о работе Аничкова, ведавшего приютами. Наконец, огласку получила личная жизнь Гапона. Он рано овдовел, но теперь увлёкся бывшей воспитанницей приюта Александрой Узладевой. Та ответила взаимностью, они начали жить вместе. Разразился грандиозный скандал: слишком страстный священник и без того начал надоедать обществу, а внебрачная связь и вовсе сажала на репутацию полтавского попа огромное пятно. Гапона отчислили из академии после третьего курса, ему грозят лишением сана. И здесь в его жизни происходит судьбоносное событие. Гапона замечает Особый отдел департамента полиции — политический сыск.
Проповедник под колпаком
Сергей Зубатов
Особым отделом руководил Сергей Зубатов. Этот чиновник видел опасность революционного движения для Российской империи и имел неординарный план борьбы с ним. Зубатов считал бессмысленными лобовые меры вроде отправки всех подряд подозреваемых на каторгу. Рабочее революционное движение было слишком сложно победить, и Зубатов вместо этого предлагал его возглавить. Идея состояла в том, чтобы создать легальные рабочие организации, которые находились бы под надзором и контролем полиции и мягко уводились от политической борьбы. Рациональное зерно в соображениях Зубатова имелось. Если интеллигенты чаще всего вели именно политическую борьбу, рабочие упирали на экономические и социальные требования. В рамках попыток угнать движение у революционеров Зубатов и вышел на контакт с Гапоном.
Зубатов предложил Гапону возглавить одну из ячеек "карманной оппозиции" — Общество взаимопомощи рабочих механического производства". Гапон позднее утверждал, что не доверял Зубатову, но первые сто рублей взял быстро и впоследствии исправно получал деньги. Он читал популярные лекции, снабжал кассы взаимопомощи рабочих, постоянно общался с людьми и проповедовал. Идея борьбы за социальную справедливость, кажется, искренне захватила его. Интересно, что затея оказалась живучей, и, даже когда Зубатова отправили в отставку, Гапон не прекратил своих занятий.
Он устроил чайный клуб, и даже ухитрился получать деньги от петербургских властей на литературу и прессу. Кроме того, он работал священником при тюрьме и тратил часть собственного жалования на свои собрания. За своё положение в академии и церкви он был спокоен: Зубатов до своей отставки успел всё устроить. Полиция также не переживала, считая, что Гапон у неё в кармане. Наконец, среди рабочих организация Гапона пользовалась всё более широкой популярностью: собраний для нормального разговора им, как оказалось, очень не хватало. Интересно, кстати, что алкоголь у Гапона был воспрещён, но это никак не снижало популярности его чайных посиделок. На одном из собраний присутствовал даже мэр Санкт-Петербурга.
Кажется, священнику было не о чем волноваться. Однако Гапону всё время приходилось балансировать между противоположными требованиями. Для полицейских политические разговоры были неприемлемы, но рабочих они живо интересовали. До поры до времени Гапон мог сидеть на двух стульях. В течение 1904 года он открывал всё новые и новые отделения своего собрания по всему Петербургу. За пределами столицы ему не удалось распространить своё влияние: киевские и московские власти отреагировали на его организацию кисло. Однако на берегах Невы дело спорилось. Идиллия продолжалась до января 1905 года.
На расстрел
В самом начале года началась забастовка, вызванная увольнением нескольких человек с Путиловского завода из-за их общественного активизма и конкретно — из-за членства в организации Гапона. Не отреагировать собрание не могло. Сначала бастовали 12 тысяч человек, через два дня — уже 26 тысяч, затем численность бастующих доходит до ста тысяч человек, причём лидерами толпы поначалу были активисты именно гапоновской организации. Гапон поначалу не был уверен в необходимости радикальных мер. Однако отступать было некуда: радикального протеста не простили бы власти, бездействия не простили бы товарищи рабочие.
Гапон быстро решил, что нужно оседлать волну, и вышел с программой радикальных требований. Ещё более смелым был план священника вручить петицию лично царю. Случилось нечто, противоположное желаниям бывшего шефа Гапона Зубатова. Петиция была полна не только социальных и экономических, но и политических требований. Прошение на высочайшее имя содержало и пункты о прекращении войны, и о народном представительстве на основании всеобщего, прямого, тайного и равного голосования, о свободе слова, печати, собраний, профсоюзов, нормировке сверхурочных, восьмичасовом рабочем дне, страховании.
Большинство этих требований, понятное дело, исходили не от толпы, а были разработаны заранее Гапоном и небольшой группой его единомышленников. Для экспромта эта программа была слишком подробной и сложной, но она и не была подготовлена в спешке. Правда, о чём Гапон явно не думал, так это о том, что своими требованиями он загоняет правительство в угол: целый ряд пунктов содержал слово "немедленно", включая самые неконкретные — "свободу борьбы труда с капиталом" и "нормальную заработную плату". Что ещё важнее, было неясно, что делать, если начнётся силовое противостояние. Однако Гапон, видимо, окончательно решил, что "он здесь власть", и не думал о таких мелочах.
Как бы то ни было, в воскресенье 9 января громадная толпа — по оценкам, в 100–150 тысяч человек — отправилась к Зимнему дворцу. Гапон ещё перед этим имел беседу с министром юстиции, но никакого компромисса добиться не удалось. Более того, в кругу своих Гапон обещал народный бунт в случае отказа Николая выполнять требования толпы. Однако правительство уже решило не пускать протестующих в центр города и в случае чего — использовать силу. В город были стянуты войска. Правительство было напугано и реагировало, руководствуясь во многом эмоциями.
Толпа шла с иконами, портретами императора, Гапон шагал впереди.
Перед полуднем колонны, идущие к дворцу, были атакованы солдатами — пехотой и кавалерией. Где-то стрелять начинали без предупреждения, где-то давали холостые залпы, но в конечном счёте солдаты и казаки почти везде начали бить на поражение из винтовок, рубить толпу шашками, топтать лошадьми и избивать нагайками. Гапона с легким ранением увели и спрятали в квартире Максима Горького. Погибло и умерло от ран 130 человек, 299 получили несмертельные ранения. Предполагается, что эти цифры ощутимо, хотя и не принципиально занижены.
Неудачливый революционер
После расстрела Гапон уехал за границу, в Швейцарию. Он сошёлся с самыми разными левыми радикалами, от Плеханова до Ленина. Сам Гапон стал сторонником самых радикальных мер. Он пытался затеять вооружённое восстание ещё в Петербурге, но не нашлось ни оружия, ни способов его отыскать. Он вернулся к этой идее в Швейцарии, но быстро поссорился с частью эмигрантов. Социалисты-революционеры (эсеры), с которыми он было связался, имели куда больше опыта в том, что касается террора и вооружённых действий, но подчиняться беглому агитатору отказались.
Гапон зарабатывал литературным трудом: он получил отличный гонорар за издание автобиографии. В августе 1905 года он попытался организовать восстание в Петербурге. Для этого Гапон и его товарищи хотели прислать в Россию партию оружия. Доставить груз в страну собирались через Финляндию, а основную техническую работу выполнили эсеры. Однако предприятие кончилось полным провалом: пароход с оружием сел на мель. Как ни странно, в эмиграции Гапон долгое время чувствовал себя отлично. Он был популярнейшим российским оппозиционером, его общества искали эсеры, Ленин, Плеханов, анархисты, западные политики, журналисты осаждали его. Однако теперь, после провала плана восстания, его акции пали. Прошло всего-то несколько месяцев, но в России многое изменилось до неузнаваемости. Император Николай подписал манифест о предоставлении политических свобод, учредил Госдуму, а в революцию пришло очень много новых людей, включая новых лидеров.
Осень 1905 года. Гапон тайно возвращается в Россию, но конспирация его весьма условна. Вскоре к Гапону является чиновник для особых поручений Манасевич-Мануйлов, который предлагает ему снова выступить в качестве "карманного оппозиционера". И снова Гапон соглашается. Сложно сказать, что к тому моменту осталось от искреннего борца за права рабочих. В начале карьеры было трудно заподозрить Гапона в отсутствии искренности, теперь искренность в его действиях невероятно трудно найти.
Похоже, его уже заботил только собственный статус иконы оппозиции. Как бы то ни было, Гапон начал агитировать против вооружённых выступлений и поддерживал политику правительства, о чём недавно и помыслить было невозможно. Остальные революционеры, в первую очередь Петербургский совет рабочих депутатов, были в бешенстве. Однако поделать ничего не могли: Гапон всё ещё был одним из самых популярных лидеров. К тому же Гапону щедро платили.
Катастрофа разразилась из-за банальной человеческой жадности. Журналист Матюшенский, один из ближайших товарищей Гапона, похитил 23 тысячи рублей, то есть основную часть денег, которые попу-революционеру передало правительство, и бежал в Саратов. Деньги удалось вернуть, но пока по России перемещались двадцать три тысячи (для тех времен очень крупные деньги), история всплыла и стала известна некоторому количеству лиц, а вскоре компромат сделался достоянием гласности. Остатки прежней гапоновской организации прикрыли лидера. Было объявлено, что деньги брали в качестве компенсации убытков, нанесённых трагедией 9 января. Но спасти недавнего лидера революции уже ничто не могло: его репутация рушилась.
Петр Рутенберг
Однако одновременно с ударом по репутации в глазах рабочих Гапон потерял расположение полиции. Сам по себе он уже не был ценным агентом. Теперь полиция требовала сведений о террористическом подполье. Гапон отчаянно уцепился за этот способ доказать свою полезность. Он предложил свои услуги для вербовки эсера Рутенберга. Полковник Герасимов, глава русского контртеррора, скептически отнёсся к этому предложению: "Больше всего Гапон говорил о Рутенберге. В его изображении Рутенберг играл главную роль в революционном движении. Он был руководителем Боевой организации. Но в глубине своего сердца он потерял веру в победу революции. За крупную сумму он, наверное, будет готов предать революционеров. Так говорил Гапон. Всё это уяснило мне, что Гапон просто болтает вздор. Нет сомнений, что он готов всё и всех предать, но — он ничего не знает. Моё впечатление укрепилось: это неопасный враг, бесполезный друг".
Чем впечатляет Гапон в этот период своей жизни, так это глубиной падения: ещё недавно король общественного мнения и пламенный борец теперь скатился до роли жалкого предателя. Однако это был не конец цепочки. Гапон решил обмануть ещё и полицию. Он направился уже к Рутенбергу, рассказал о своей вербовке и предложил притворно согласиться, втереться в доверие к полиции и использовать эти контакты, чтобы убить министров Витте и Дурново. Однако Рутенберг почуял, чем пахнет дело, и рассказал обо всём товарищам-эсерам.
Ключевое решение принял Евно Азеф, сам провокатор на службе полиции и одновременно ключевая фигура террористической организации эсеров. Рутенбергу велели притворяться, что он принимает план Гапона.
Рутенберг пригласил товарища в дачный посёлок Озерки неподалёку от Петербурга. Там кроме самого Рутенберга Гапона ждали вооружённые рабочие. Местом встречи была выбрана дача. Когда Гапон, полный новых планов, зашёл туда, Рутенберг спросил его: "А если бы рабочие узнали про твои сношения с полицией?" — "Ничего они не знают", — ответил Гапон, — "а если бы и узнали, я скажу, что сносился для их же пользы". Рутенберг не унимался: "А если бы они узнали всё, что я про тебя знаю? Что ты выдал меня, что ты взялся соблазнить меня в провокаторы, взялся узнать через меня и выдать Боевую организацию?" — Рутенберг говорил всё это, зная, что разговор слышат. Когда впечатляющий диалог закончился, в комнату вошли. Гапон сопротивлялся, но на него даже не стали тратить пули. Человека, предавшего всех, кого можно, удушили и повесили.
Дело об убийстве Гапона не дало никаких результатов: Рутенберг, единственный опознанный убийца, бежал, остальных так и не нашли. Рутенберг мучился от воспоминаний: он был другом Гапона, а теперь сыграл такую роль в его убийстве. На похоронах провокатора присутствовали сотни две рабочих, так и не поверивших в то, что хоронят предателя. Гапон имел все задатки настоящего народного вождя и мог сыграть выдающуюся положительную роль в событиях в России, причём и на стороне революционеров, и на стороне властей, но разменял всё на череду предательств и в итоге принял глупую и пошлую смерть.
Комментариев нет:
Отправить комментарий