вторник, 12 декабря 2017 г.

"БОЛЬШОЙ ТЕРРОР" И ЕВРЕИ

«Галки» и «палки» 1937–1938 годов

Беседу ведут Семен Чарный и  Афанасий Мамедов 4 декабря 2017
Поделиться207
 
Твитнуть
 
Поделиться1
В этом году мы отметили две большие юбилейные даты — столетие Октябрьской революции и 80‑летие начала Большого террора 1937–1938 годов. Что роднит эти две даты? Каковы реальные причины сталинских репрессий? Почему Большой террор долгие годы ассоциируется в народе с «еврейской чисткой» в высших эшелонах власти и уверенностью в том, что они носили обоснованный характер? Об этом мы попросили рассказать доктора исторических наук, исследователя советской политики и национальных отношений Геннадия Костырченко, советского и российского историка и литературоведа Давида Фельдмана, доктора философии, заместителя председателя совета Научно‑информационного и просветительского центра общества «Мемориал» Никиту Петрова.
Плакат к 20‑летней годовщине Октябрьской революции Художник Ираклий Тоидзе. 1937
Геннадий Костырченко
Если говорить о теме «Большой террор и евреи» и связанных с этой темой двух противоположных по смыслу исторических мифах: 1) этот террор — апогей «еврейско‑большевистских» репрессий против русского народа, и 2) Большой террор — инструмент, использованный «русским государственником» Сталиным для избавления от «еврейской гвардии» Ленина, — то первый из них, как представляется, не имеет ничего общего с реальным прошлым. Ибо от Большого террора пострадали наряду с русскими и другие народы СССР, в том числе и евреи. Что касается второго утверждения, то в нем есть некое фактическое ядро, правда подвергшееся слишком вольной интерпретации. Большой террор — это период конвейерной смены элит, когда Сталин активно избавлялся от тех, кого считал отработанным материалом, подлежавшим замене на лично преданных ему выдвиженцев. Поскольку евреи начиная с 1917 года были широко представлены в аппарате власти в СССР (в том числе и в НКВД) и многие из них подпали под чистку 1937–1938 годов, может создаться впечатление, что она носила антиеврейский характер. Но это в корне неверно, поскольку их преследовали не по этническому признаку, а по политическому — как бывших участников «контрреволюционных буржуазных» партий либо как злоумышлявших против Сталина оппозиционеров внутри ВКП(б). На этот политический феномен наложилась пришедшаяся на вторую половину 1930‑х замена идеологических парадигм — ленинского пролетарского интернационализма на сталинский советский патриотизм, в котором русскому народу отводилась роль «старшего брата» и государствообразующей нации. И это тоже сделало в 1937 году нежелательным сколько‑нибудь заметное присутствие евреев в советском руководстве, где в пропагандистских целях был оставлен, как известно, единственный их представитель — Лазарь Каганович.
Теперь касательно того, что в рамках Большого террора подверглись разгрому ряд еврейских организаций — как легальных, так и нелегальных — и что некоторые публицисты сравнивают в этом плане СССР и нацистскую Германию или строят мостик от Большого террора к антиеврейским кампаниям последних лет сталинского правления. Если в Германии стержнем кампании репрессий против еврейских организаций был открытый, законодательно внедренный антисемитизм, то в СССР, напротив, буквально накануне Большого террора Молотов специально озвучил шестилетней давности ответ Сталина на вопрос Еврейского телеграфного агентства (Jewish Telegraphic Agency) об антисемитизме как крайней форме расового шовинизма и наиболее опасном пережитке каннибализма. Репрессии по национальному признаку во время Большого террора были, но их истоком стала параноидальная уверенность советского вождя в наличии «враждебного окружения»: репрессиям подверглись уроженцы т. н. лимитрофных государств, возникших на обломках Российской империи, а также Германии, и т. н. харбинцы — бывшие сотрудники Китайской Восточной железной дороги, которые после ее продажи Японии в 1935 году выехали в СССР. В каких‑то случаях в качестве «шпионов» оказывались и евреи. Так, к примеру, СССР принял некоторое количество немецких беженцев‑антифашистов — в основном врачей, среди которых было немало евреев. И вот 9 мая 1937 года НКВД Украины выпускает циркуляр о том, что эти врачи связаны с гестапо. В результате более 40 из них арестовывают, а 19 потом расстреливают. Таким же «шпионским» оказалось «дело “Агро‑Джойнта”», по которому 31 сотрудник этой компании, специально созданной американской благотворительной организацией «Джойнт» для поддержки еврейского земледелия в СССР, был арестован как участник американо‑сионистского шпионского подполья. Из них 17 человек вскоре были расстреляны. Когда руководитель «Агро‑Джойнта» Джозеф (Иосиф) Розен, добившись приема у Вячеслава Молотова, стал упрашивать Молотова освободить его подчиненных как ни в чем не повинных, то в ответ услышал сухую фразу: «Ничего сделать нельзя, ведь они все сознались в своих преступлениях». При этом, конечно, председатель СНК и второй после Сталина человек в СССР предпочел умолчать о том, как были добыты эти признания. За связи с «Агро‑Джойнтом» было уничтожено и руководство ОЗЕТ (Общества землеустройства еврейских трудящихся) во главе с бывшим главой Евсекции Семеном Диманштейном. А поскольку «Агро‑Джойнт» неофициально помогал ряду религиозных общин и сионистских организаций, то репрессии затронули и их.
Иосиф Сталин и Лазарь Каганович в среднеазиатских национальных костюмах. 1936
Впрочем, один случай сугубо антиеврейской чистки все же был. Назначенный руководителем украинского НКВД Александр Успенский в начале 1938 года привез на утверждение всесильному наркому НКВД Ежову список новой верхушки своего ведомства. Согласно показаниям бывшего руководителя секретариата НКВД СССР Исаака Шапиро, Ежов, взглянув на список, где было много евреев, заметил: «Это что у нас? Украина или Биробиджан?», после чего стал вычеркивать еврейские фамилии. И вот Успенский, воспринявший это как руководство к действию, сразу приказал по возвращении в Киев: «Евреев из аппарата НКВД убрать!» Параллельно на Украине стали «вскрываться» сионистские организации. В дальнейшем эти действия описывались как «перегибы». Поскольку подобных антиеврейских проявлений еще не было тогда ни в центре, ни в других союзных республиках, склоняюсь к мысли, что они был порождены самодеятельностью Успенского, воспринявшего слова Ежова как некую директиву «сверху» и решившего, что называется, отличиться в ее исполнении.

Давид Фельдман
Советский террор не в 1937 году начался. Другого метода управления тоталитарным государством нет. Ленин пытался сменить административную элиту в начале 1920‑х годов. Не успел. Сталин решал задачу последовательно. Избавлялся от сторонников Троцкого, затем Каменева и Зиновьева, после — Бухарина. Массовые аресты и казни — предупреждение всем советским гражданам. Разумеется, все это возможно было только в ситуации всеобщей истерии, страха перед «внешним врагом».
Обратимся к пресловутому «маршальскому заговору». Уничтожены были десятки тысяч представителей так называемого начальствующего состава советских вооруженных сил. Значительная часть высшего командования. Эта мера абсурдна в аспекте подготовки к войне. Однако целесообразна, если речь идет о профилактике военного переворота. Другой вопрос — был ли заговор. Ныне весьма модны концепции, согласно которым заговорщики все же появились. Однако в качестве доказательств предъявлены только выдержки из протоколов допросов. Там все сознались. Но про истязания подследственных давно известно. А как только речь идет о проверке, исследователям объясняют, что все архивные материалы в комплексе посмотреть нельзя. Спорить не с кем. Не было «маршальского заговора». Есть лишь попытки героизировать Сталина.
Теперь о «нашумевшей» книге «Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря»: это откровенно антисемитское издание. Удивительно, что пока ни слова не сказано по поводу этого «исторического труда», который абсолютно точно соответствует известной норме права — «возбуждение национальной розни». Дело даже не только в том, насколько точно в этой книге изложены биографии чекистов‑евреев. Предвзятость налицо. Начнем с заглавия. Да, немало было евреев в ЧК, ГПУ, Управлении госбезопасности НКВД. Тут бы и заинтересоваться, почему так получилось, если раньше и позже все иначе. В Российской империи, согласно закону, не мог быть государственным служащим подданный, исповедующий иудаизм. В армии служить полагалось, а вот офицером не стать, хоть все награды получи. Дискриминация была конфессиональной. Этническая — во вторую очередь. Тот, кто отрекался от религии предков, мог претендовать на государственную службу, а иначе в области социальной реализации перекрыты едва ли не все пути. Соответственно, евреев, хотя бы из соображений самолюбия не желавших стать отступниками, само устройство государства буквально выталкивало в революционное движение. Когда большевики пришли к власти, новая тайная полиция должна была решать кадровую проблему. Требовались, прежде всего, те, кто не был связан с административными элитами Российской империи. А это в первую очередь дискриминированные. Значит, евреи. С другой стороны, требовались грамотные сотрудники. А еврейский мальчик с пяти лет изучал Тору. Неграмотных практически не было. Именно еврейская молодежь оказалась востребованной в первую очередь. А к 1937 году Сталин менял и чекистский кадровый состав. Уцелели немногие.
Смешны аргументы авторов книги. Вот они сообщают, что некоторые евреи‑чекисты устраивали на службу родственников. Преподносится это так, словно только еврейская родня попадала в ЧК и ГПУ. Но если обратиться к другим справочным изданиям, подготовленным историками, а не пропагандистами, выясняется, что родственный протекционизм — фактор внеэтнический.
Вот и другой аргумент пропагандистов: еврей‑чекист сообщает, что поступил на службу в «органы», руководствуясь соображениями материальной выгоды. Однако добровольно о себе такое не мог сказать ни один сотрудник ЧК или НКВД. Авторы книги попросту уводят читателей от вопроса об источнике сведений. А это протокол допроса. Выбивали из подследственных подобного рода признания. Такая у псевдоисториков техника аргументации. Все манипулятивные приемы, что использованы авторами книги, известны. Достаточно просто глянуть в комментарии, чтобы ее направленность стала очевидной.
На исходе 1930‑х годов, а затем и двадцать лет спустя использовалась такая пропагандистская уловка: во всем доносчики виноваты, а Сталин тут ни при чем, еще менее — спе‑цифика именно советского государства.
Работа любой полиции строится на основе агентурного осведомления. В сталинскую эпоху оперативный сотрудник отчитывался «галками» и «палками».
Каждое переданное в трибунал дело — «палка». Ну а «галка», соответственно, расширение агентурной сети. Официально завербованный осведомитель. На это средства выделялись: снять конспиративную квартиру для встреч с агентами, в ресторане посидеть. Агентурную сеть полагалось расширять, «галки» свидетельствовали об усердии, «палки» — доказательство успеха. Механизм так действовал. Были, конечно, так называемые «ложные доносы». Их называли «инициативными». Однако не в них суть. Не на доносах обвинения строились. И секретных осведомителей чекисты не предъявляли судьям. Для этого использовались другие граждане, которых заставляли подписывать нужные следователям материалы. Что до «ложных доносов», так для их проверки и существуют офицеры спецслужб. Байка про то, что были сотни тысяч доносчиков, сгубивших миллионы безвинных граждан, — это пропагандистский ход.
Фрагменты газеты «Правда» от 29 января 1937 года и 12 марта 1938 года, посвященные процессу антисоветского «право‑троцкистского блока»

Никита Петров
Большой террор как апофеоз, наивысшая точка проявления карательно‑репрессивной политики советской власти, ее тоталитарного устройства был неизбежным следствием переворота 1917 года. Чем более радикальные изменения большевики собирались провести в общественном устройстве страны, тем неизбежнее возрастала степень радикализации и мер борьбы с сопротивлением большевизации. А сопротивление советской власти было. И физическим, на уровне вооруженной борьбы, и духовным, когда советскую власть не принимала лучшая часть российской интеллигенции. И в этом смысле многие историки полагают, что, конечно, 1937–1938 годы — феноменальный апофеоз террора. Только за 15 месяцев — с августа 1937‑го по ноябрь 1938‑го — было арестовано свыше 1 млн 500 тыс. человек, из них чуть более 700 тыс. расстреляны, причем подавляющее большинство — по решению внесудебных органов. С моей же точки зрения, этот террор был предопределен самой классовой доктриной, заложенной в основу коммунистической идеологии. Прежде всего надо сказать, что сама идея создания бесклассового общества подталкивала Сталина в середине 1930‑х годов к ускоренному и насильственному решению этой проблемы. Стирание грани между классами, как это туманно было обозначено в директивных документах партии, Сталин проделал буквально. Чудовищный процесс раскрестьянивания (коллективизации) в 1930 году сопровождался теми же самыми видами репрессий — «тройки» в полпредствах ОГПУ, расстрелы и выселение по лимитам, которые были изначально утверждены в Москве; то есть, если говорить о терроре 1937–1938 годов, то это не стихия, как некоторые пытаются изобразить сегодня, не природное бедствие, а спланированное, обдуманное и осуществленное преступление власти против собственного народа. И преступление это, во‑первых, опиралось на идеологические доктрины большевистского мировоззрения, а во‑вторых, безусловно, на то, что было привнесено лично Сталиным.
Построение социализма в отдельно взятой стране неизбежно означало, что это будет своего рода осажденная крепость во враждебном окружении, и тогда намечаются две основные линии репрессий. Одна — против так называемых традиционных классовых врагов, это представители бывших классов или разбогатевшие в годы советской власти крестьяне, которых стали называть кулаками, и те, кто в той или иной степени связан с заграницей. Отдельные титульные нации сопредельных с СССР государств, живущие внутри СССР. Они становятся потенциальными врагами с точки зрения сталинского мировоззрения, во внутренних бумагах НКВД их называют «людской базой иностранных разведок», и, разумеется, они попадают в эти так называемые «национальные контингенты» к началу «национальных операций». Это были не только представители вышеуказанных наций, но и те, кто был связан с данными странами, имел там родственников, вел разного рода переписку. Скажем, военнопленные красноармейцы, оказавшиеся в плену в Польше в 1920 году, — те из них, кто вернулся в СССР, стали мишенью так называемой «польской операции» НКВД. Операция против поляков и лиц, связанных с Польшей, началась в августе 1937 года. Одним словом, это две основные группы — по классовому и национальному признаку. И, конечно, еще те, кто когда‑то примыкал к каким‑то «неленинским партиям» (левые эсеры, правые эсеры, меньшевики и др.), и «свои», но представители партийной оппозиции, скажем правые, «зиновьевцы», «троцкисты», «рабочая оппозиция», то есть те, кто входил в РКП(б) — ВКП(б), но разошелся со Сталиным в политических взглядах. В этом смысле Большой террор — а мы называем его Большим с легкой руки американского историка Роберта Конквеста — действительно начинается с тотальной борьбы со всеми теми, кто проходил по категориям реальных или же потенциальных противников, подозрительных и могущих таковыми стать.
Большой террор, конечно, не ассоциируется с «большой еврейской чисткой», потому что говорить отдельно о евреях как жертвах Большого террора довольно сложно по одной простой причине: дело в том, что в статистической отчетности НКВД по результатам Большого террора не указывалась национальность репрессированных вплоть до июля 1938 года. Отчетность составлялась по критериям окраски оперативного учета. Отчитывались о числе арестованных, по каким конкретно операциям они были арестованы, сколько приговорено к смерти, сколько к лагерному заключению, из каких социальных слоев взяты эти люди и по подозрению в каком преступлении. Но ничего не говорилось о национальности. Лишь с июля 1938 года стали обращать внимание на национальную составляющую. Узнать национальный состав репрессированных в годы Большого террора можно, только ведя поименный учет всех тех, кто попал под каток репрессий.
Митинг на Красной площади, посвященный приговору, вынесенному троцкистам. Архив журнала «Огонек»
Большой террор начался не с начала 1937 года, как некоторые полагают. Это было вполне ясным и четким решением Политбюро ЦК от 2 июля 1937 года, которое начинало кампанию против так называемых кулаков, антисоветских элементов и профессионально‑уголовной преступности. В ходе подготовки приказа 00447, который был подписан и утвержден Политбюро в последних числах июля 1937 года, туда добавились и другие категории, например члены бывших антисоветских партий или даже те, кто сидел в лагерях, хотя они уже имели свой срок, тем не менее были назначены к уничтожению. Операция началась в ряде регионов 5 августа, в остальных 15 августа, но пока готовился этот приказ, появилось решение Политбюро от 20 июля, а потом приказ НКВД от 25 июля о так называемой «немецкой операции», 11 августа 1937 года появился приказ о «польской операции», в сентябре 1937 года — о «харбинской операции», в ноябре последовала директива о так называемой «латышской операции», позднее к ней присоединились и «греческая», и «афганская», и «эстонская», «финская», «иранская»… И вот это‑то мы и называем Большим террором. Именно террор против населения всей страны, а не каких‑то избранных руководящих групп. Потому что если говорить о терроре против советской элиты, то с 27 февраля 1937 года Сталину поступают на рассмотрение так называемые расстрельные списки. Списки, в которых предрешается расстрел или лагерное заключение, для представителей партийно‑хозяйственной и военной элиты подписывает сам Сталин и узкий состав членов Политбюро. Таких списков выявлено в архиве 383. Вот это и есть целенаправленное уничтожение правящей верхушки. Начиная с руководящего состава, сидевшего в Москве, и кончая периферийными деятелями партии и даже деятелями науки, искусства и культуры.
Среди директив о массовых операциях НКВД 1937–1938 годов мне не встречались какие‑либо специальные директивы относительно того, как проводить репрессии против евреев. Репрессии против евреев были частным случаем и «национальных операций», и операции по приказу НКВД № 00447 (согласно которому арестовывали и представителей духовенства всех конфессий, то есть и раввинов). В ходе «национальных операций» число арестованных и расстрелянных евреев могло быть очень значительным только потому, что они могли быть связанными каким‑то образом с этими странами, имели там родственников или сами когда‑нибудь проживали. Также евреи становились жертвами тех самых сталинских расстрельных списков, жертвами чисток советской элиты.
Чтобы ответить на вопрос, какой процент составляли евреи среди жертв репрессий, необходимо исследовать весь массив архивно‑следственных дел. К сожалению, в полном объеме они сегодня недоступны и нынешнее руководство РФ, которое могло бы давно составить официальный государственный реестр репрессированных при советской власти (с указанием всех персональных данных, включая национальность) — такие данные есть в главном информационном центре МВД России, — категорически не желает этого делать. 

Комментариев нет:

Отправить комментарий