ОСОБЕННОСТИ КРЕЩЕНИЯ

                                               Эдуард Штейнберг 

 Был когда-то знаком с художников Эдуардом Штейнбергом (недавно скончавшимся). Был у него в Тарусе. Геометрию живописи Штейнберга не понял тогда, не понимаю ее и сегодня, но сам он показался мне человеком очень симпатичным, а в Тарусу, по улочкам которой в те времена ходил живой классик – Константин Паустовский – прямо влюбился.

 И вот прочел недавно письмо отца Эдуарда, Аркадия Штейнберга, поэту Вл. Алейникову: « Побываю в Москве – и не то. Ну, всё здесь не то. Сразу тянет к себе, в деревню. Наберу провизии, тащу на себе. С электрички сойду, на своей станции, – а там дождь хлещет. И ничего. Подумаешь, дождь! Провизию – на тачку загружу. Ботинки сниму. Штаны закатаю – и вперёд, босиком, по дождю, по грязи, по холоду, – к дому. Толкаю тачку с поклажей. Шлёпаю по лужам, по колено в воде, – и даже не чувствую, даже думать не хочу о том, что вода ледяная, что осень, холодрыга стоит. Мне так идти – интересно, весело! Доберусь домой, растоплю печку, хлопну чекушку водки – и всё, хоть бы хны. Никаких болезней. Здоров. У меня в деревне – красота! Приволье. Полная свобода. А ещё и река. И лодка есть. И дом. Все поместимся. Приезжайте ко мне, Володя!..» Из Воспоминаний об Аркадии Штейнберге .

 Именно в этом, в подлинном и искреннем чувстве Родины и было подлинное крещение поэта, переводчика и художника, рожденного в Одессе, в еврейской семье. Крещение в те годы было чем-то, вроде диссидентства, а уход из городов, часто вынужденный, единственным глотком воли. (Штейберг 11 лет провел в ГУЛАГе и  тюрьме).           

 Вот Исаак Левитан любил природу России не меньше Штейнберга, а о крещении и не думал. Может быть, потому, что быть в те времена в России евреем и было своего рода диссидентством.

 Я вот тоже к городу   относился, как к рабству. Отрыв от живой природы, так всегда думал, и есть неволя, застенок. Может от того это, что родился и вырос в питерском дворе – колодцы. Игры без солнца, на гнилой поленнице в окружении грязных стен… Выходы в парк (Таврический или Летний сад) были глотками свободы, а  поездки на дачу – самим чудом приобщения к настоящей жизни. Я и сегодня дома в русском лесу, на реке или озере. Но я еврей, воспринимающий отказ от своего еврейства, как прямое предательство и, несмотря на любовь к русской природе, настоящий мой дом только здесь, в Израиле. А может быть, и потому, что стараюсь жить вне дня сегодняшнего, в некоем безвременье, в котором евреи всегда диссиденты, вечная оппозиция.