"ЕВРЕЙСКОЕ" ПИСЬМО ЛЬВА ТОЛСТОГО

«Дорогой Исаак Борисович!... Дай Бог вам всего хорошего. Не изменяйте своих чувств ко мне, вы же мне так близки, как было с первого нашего сближения. Близки вы мне, как и все те, кто верит и служит тому же, для всех одному и тому же Богу…. Знаете ли вы учение Рабиновича? Он писал мне, прислал с вои проповеди, и сын его ходит ко мне. Я не думаю, чтобы это учение имело будущность.

 Гораздо мне ближе по духу замечательный талмудист и высоко понимающий это учение еврей Эфрос… Эфрос признает Христа не Мессией, а одним из мудрых учителей жизни, и это воззрение мне гораздо ближе, чем неясное и неопределенное положение Рабиновича»     Из письма Льва Толстого И.Б. Файнерману от 5 марта 1896 г.

 Исаак Файнерван учительствовал в Полтаве, принял православие по церковному обряду, затем стал толстовцем. Сын его был арестован за уклонение от воинской повинности. Лев Николаевич всеми силами способствовал освобождению из узилища своего единомышленника – пацифиста.

 Сведений об Эфросе добыть не удалось, а вот упомянутый основатель иудео – христианской секты Рабинович – фигура любопытная. И, прежде всего, тем, что стал этот человек яблоком раздора между Львом Толстым и замечательным философом Владимиром Соловьевым. Последнему, как раз, этот Иосиф Рабинович, организовавший молитвенный дом «Вифлеем» в Кишиневе, очень нравился. Вл. Соловьев приводит в своей фундаментальной работе «Еврейство и христианский вопрос» отрывки из проповедей Рабиновича. Вот один из них: « Но знай же, народ мой, что это и есть твоя болезнь, по нем ты только и страдаешь – по брате твоем Иисусе. Твоя болезнь только в том, что ты его не имеешь. Прими же Его, и исцелишься от всех своих страданий….Верую воистину, что всякий человек оправдывается без дел закона, одною верою в Иисуса Мессию».

 Соловьев и Рабинович,  Фейнерман,  и Лев Толстой, как и большая часть «защитников» народа еврейского, были убеждены, что народ этот болен, страдает, мечтает излечиться и прочее. Положение это было аксиомой. Народ жертва всегда болен, народ палач – совершенно здоров и в излечении не нуждается. В общем, чтобы не провоцировать зло палачества лучше совсем исчезнуть, неважно по какому рецепту радетелей о судьбе еврейства.

 Сущность спора между «спасителями» тоже очевидна. Рабинович посмел назвать Христа Мессией. Этим же «грехом» страдал и сам Соловьев. Вот почему классик отверг проповедь Рабиновича, восславил идеи Эфроса, а Влад. Соловьева так и не признал мыслителем достойным похвалы и уважения.

 Что еще, кроме верности своей веры, считал Толстой болезнью народа еврейского? Здесь он не смог открыть ничего нового, кроме нездоровой приверженности к материи при игнорировании духа.

« … христианин ( и чем более он христианин, тем более) сознает, что богатство не есть высшее благо и потому не может положить  на него все свои силы, как делает это тот, для кого богатство есть благословение Божие. От этого и вызывающий во всем мире такую зависть успех в денежных делах евреев».  Приведенный отрывок  из статьи Льва Николаевича «Конец века», написанной осенью 1905 г., Толстой исключил из окончательного текста по совету своего издателя Горбунова – Посадова.

 Тем не менее, слово не воробей – вот оно и сохранилось в полном собрании сочинений классика. Вновь оговорюсь, никак этот текст не доказывает юдофобию Льва Николаевича. Здесь все сложнее.

 Всякое личное изобретение, если оно претендует на эпохальное значение, утверждается обычным путем отрицания иных философских или религиозных доктрин, поиском их несовершенства. Проще говоря – я прав, потому что другие ошибаются. Лев Николаевич Толстой с его пропагандой внецерковного христианства был настолько близок к иудаизму, что необходимость всячески подчеркивать свою дистанцию от «веры Моисеевой» была всегда актуальна для этого человека. Отсюда  и приверженность к мифу о каком-то особом финансовом гении евреев, связанном с  природой их веры.

 Гений Льва Николаевича в публицистике своей почему-то постоянно давало сбои, игнорировал обычный            человеческий фактор. В молодости и годы зрелости писатель был довольно успешным собственником. Деньги считать любил и умел, но со временем подчинил свою жизнь требованиям высокой морали, отказался от собственности в пользу своих детей и вообще практически от всякой финансовой деятельности, возложив ее тяготы на плечи своей супруги.

 Тем не менее, быт писателя и в старости мало чем отличался от удобств и благополучия общепринятой жизни в дворянской усадьбе. Подобное несоответствие своего положения и философской доктрины мучило Льва Николаевича и в, конечном итоге, привело к его уходу из Ясной Поляны и смерти.

 Тем не менее, все написанное о пагубной природе денег было сочинено человеком,  не ведавшим, что такое настоящая бедность, когда не знаешь, чем накормить своих голодных детей. 90% российских евреев той поры и жили в этой чудовищной нищете, несмотря на свой «финансовый гений». Знал об этом Лев Николаевич? Вернее всего, не хотел знать. Подобная правда мешала бросить камень в сторону «ветхозаветной веры», а без этого жеста не мог Толстой, как и всякий христианин, отстоять свою доктрину, согласно которой русский предприниматель обогащается, мучаясь и страдая, вопреки своим христианским идеалам, а еврей богатеет с благословения  веры предков.

 Владимир Соловьев, хоть и тоже советовал потомкам Иакова излечиться, исчезнув, в этом вопросе разобрался гораздо глубже: «… религиозный материализм евреев заставлял их обращать величайшее внимание на материальную природу, но не для того, чтобы служить ей, а чтобы в ней и через нее служить Высшему Богу».

 Почему Толстой все-таки легко согласился исключить приведенный абзац из своей статьи? Думаю, время было неподходящим – погромным (1905 г.), когда добавлять свою гирьку на весы черносотенцев гуманист и либерал позволить себе не мог. И  на том спасибо.