Ерофеев
Володе Фромеру – замечательному писателю и историку - смертельно надоела громкая известность «первопечатника» гениальной поэмы Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки». Но он, как я выяснил, даже не догадывается, почему это произведение впервые увидело свет в Иерусалиме. Дело в том, что иначе и быть не могло.
В. Фромер
«Веничка чувствовал себя в мире... евреем. В этом он признался в своей трагедии «Вальпургиева ночь», в которой вывел себя как еврея. Если Абрам Терц Синявского - это тщательно отработанная поза, то Гуревич из Вальпургиевой ночи, несущий в себе явные черты веничкиного облика, - исповедание веры, попытка с жесткой точностью и емкостью определить особенность своего пути в жизни и искусстве, специфику своего исключительного художнического бесстрашия. Веничка не столько был отвергнут миром, сколько сам его отверг, но при этом не отгородился, а бросил вызов, горько и страшно выразив свое несогласие с устройством мира, показав, что он другой, что он сам выбирает свое гетто. Осмысляя свою миссию, Веничка и взглянул на себя как на еврея. Игорь Авдиев, один из персонажей поэмы "Москва - Петушки", отмечает: Без сомнения, Веня был евреем. Я это понял в самые первые дни нашего знакомства. Нельзя вынудить еврея не быть евреем, раз он родился таковым, как нельзя евреев разлучить водой, огнем, тюрьмой, сумасшедшим домом, - мы сердцем едины. Kонечно, родиться сразу евреем - это рок, фатум, предопределение». Ефим Курганов.
Сам Игорь Авдиев пишет об «еврействе» Ерофеева подробней: «Как-то, сидя с Веней у Тихонова на Пятницкой, мы ловили «вражеские» голоса и попали на голос Тель-Авива: голос говорил о поэме «Москва-Петушки». Мы разволновались ... Голос закончил: «Кто бы ни скрывался под этим вычурным псевдонимом «Венедикт Ерофеев», ясно одно: писатель - еврей!» Без сомнения, Веня был евреем…. « - и далее по приведенному тексту.
Конечно же, захоти Веничка, светлой памяти, перебраться в Еврейское государство по Закону о возвращении, он бы столкнулся с непреодолимыми проблемами. Курганов и Авдиев, наверняка, имеют в виду другой закон от Марины Цветаевой, в котором: «В сем христианнейшем из миров поэты – жиды». А в том, что Ерофеев был изгоем и поэтом - сомневаться не приходится, как и в том, что творчество Цветаевой он оценивал высочайшим образом. Однако, отождествлять Веничку с Гуревичем я бы не стал. Верная подруга Ерофеева Наталья Шмелькова, на руках которой писатель умер (она же Перельман по папе) пишет в своей книге «Последние дни Венедикта Ерофеева»: «Спрашиваю его: «А откуда взялся Гуревич из «Вальпургиевой ночи»? Ответил, что во Владимирском пединституте учился вместе с ним студент Гуревич – очень веселый, остроумный, интеллигентный еврей. Рассказал про него много смешных и интересных историй».
С евреями Веничке повезло: влюбленный в творчество Иосифа Бродского, он дружил с Евгением Рейном, Генрихом Сапгиром и Анатолием Найманом. Правда, с самим прототипом Гуревича произошла осечка: « «А как-то ночью, когда моя бессонница меня томила, я подумал об этом, и возникла идея пьесы. Реализовал ее в один месяц. Теперь уже и в театре идет. Только зачем им нужно было еврейскую тему убирать, не знаю. А вот несколько фраз типа "евреи очень любят выпить за спиной у арабских народов..." оставили». Из интервью Ерофеева Ирине Тосунян.
И вновь не все сходится. Та же Шмелькова пишет: «Приезжал режиссер из театра Пушкина (примерно 30 лет). Предлагал поставить «Вальпургиеву ночь». Заплатят 3000 рублей. Поставил условие: убрать «еврейство». Фамилию Гуревич поменять на русскую. Убрать мат. (Ну и дурак!)». Последнее определение вряд ли принадлежит одной подруге Ерофеева. Надо думать, что и сам Веничка послал, куда подальше тридцатилетнего режиссера. Однако, бедность проклятая, и в конце концов, театр «еврейскую тему» убрал. Время было такое, угрожающе смутное (1988 год): из всех щелей полезла коричневая сволочь. Юдофобское «Общество память» стало массовой и весьма активной организацией. Судя по всему, ее штурмовики в еврействе Венички не сомневались. Шмелькова вспоминает о множестве угроз по телефону: «Ерофеев, если вы не оставите свои семитские штучки, мы и вас не пожалеем, когда сила будет на нашей стороне». Чуждый зоологического национализма, Ерофеев реагировал на его проявление в людях с отвращением. Иногда мог и пошутить: «Если начнутся еврейские погромы, то в знак протеста переименую себя в Венедикта Моисеевича». Веничка честен. Ему отвратителен пафос высоких слов, как и героических намерений, а потому Ерофеев добавляет: « Кого-то могу спрятать в шкаф, но при случае и выдать, если предложат, например, хорошую закуску». Ситуация, хоть и воображаемая, но любопытная. Ту, первую алию конца 80-х, начала 90-х годов прошлого века в Израиле любили называть «колбасной», но вот русский человек, живущий в центре Москвы, свидетельствует, хоть и в шутку, о возможных погромах. Даже в шкаф готов Веничка спрятать одного (!) представителя народа Торы. Интересно кого: Сапгира, Рейна, Ноймана, свою любовь последних лет жизни – Шмелькову - Перельман? Но, если верить писательской честности, спасти от смерти ненадолго – до первой бутылки с закуской. В общем, понятно, что евреям той поры было не до шуток, и в шкафу им сидеть совсем не хотелось, даже в шкафу замечательного писателя, так что понять беженцев той поры можно. Однако, Веничка и другие русские люди явно преувеличивали силу своего народа, силу народного гнева. Черносотенцы России всегда были публикой трусливой и зависимой. Погромы организовывались, как правило, властями. Трудно представить себе Горбачева и его окружение в роли таких организаторов.
Приведем рассказ еще об одном интервью с Ерофеевым: «А как вы относитесь к евреям?» Веня не выдерживает: « Я считаю, что за этим народом будущее». Галя (жена Ерофеева. Прим. А.К.) добавляет: «Народ, который родил Христа, не может быть плохим). Впрочем, и с Галиным юдофильством я бы не стал торопиться. Нерв книги Шмельковой - Перельман в том, что повествует она о жизни втроем: муж-жена-любовница и жизни совершенно открытой. Само собой, без конфликтов (холодных, теплых и горячих) такая жизнь проходить не могла. Об одной такой сцене и рассказывает автор книги: «Галя: «Какая красавица Жанна! А Яна? От одного профиля можно сойти с ума. А ты связался с этой седой стервой!» Мне: «Из-за тебя я стану антисемиткой. Больше сюда не придешь!» И уже не зная, что сказать, Галя вдруг произносит: «Ерофеев, я вас обвенчаю»». Понимаю, шутит так жена Венички, но в каждой шутке, как известно, всего лишь доля шутки. Выходит, народ, родивший Христа, плохим быть никак не может, но «стерва» - любовница мужа способна превратить несчастную жену в антисемитку. Здесь очевиден трагизм дуализма христианского мира, тревожная дисгармония веры. Одна из бесспорных причин юдофобии в том, что евреи, придумав бога-сына, подбросили эту идею другим, а сами остались со своим, первозданным Богом. Многие считают, что сделали они это, чтобы загнать в тупик сознание сопредельных народов. Но оставим общие и семейные разборки, вернемся к «еврейству» самого Ерофеева.
Многими, очень многими критиками, ориентированными национально, «Москва – Петушки» кажется вещью русофобской, а кто способен так поносить русский народ? Понятно кто. Вот две такие рецензии на поэму Венички: ««Москва-Петушки» – безобразная апология алкоголя, глупость, недостойная не то что прочтения, но даже и упоминания. Я думаю, что к столь радикальному неприятию можно отнести и то мнение, что «М.- П.» - это «лишенная «политического нерва» исповедь российского алкоголика». Максим Кононенко. «Эта книга - верх пошлости, дегенератизма и пьяной романтики. Ерофеев - пошляк из пошляков мало того – не знаком с азами литературного творчества. Кроме того книга русофобская на сто процентов. Недаром эту книгу так хвалят жиды». Александр Робертович.
Надо признаться, что нюх у русских нацистов всегда был превосходен. «Семитские штучки» Ерофеева можно было определить без особого труда. Достаточное количество ернических упоминаний Израиля и евреев никак не могли обмануть блюстителей чистоты русской нации. Точно пишет об этом Лев Анинский: «Зачем такие вещи пишет Ерофеев — понятно: ради "люмпенской широты восприятия". Никакого биологического антисемитизма у Ерофеева, разумеется, нет, а есть художественная задача, есть игра, мифологизация пропащего русского, от имени которого Ерофеев и пишет».
Владимир Лазарис, видимо заслуженно, критикует перевод поэмы Венички на иврит: «Совершенно замечательная находка (через двадцать лет после первого чтения книги) состоит в том, что Израиль и евреи не только не были обойдены молчанием проницательным автором, но он сумел показать, как в опьяненном сознании простого работяги выглядит «зримый враг» родного советского государства. Эпизод поимки безбилетника в поезде ничем вроде бы не примечателен, разве что публика смотрит на несчастного «зайца» и думает: «Совесть заела, жидовская морда!» Нили Мирски вообще выбросила эти слова. То ли испугалась, что непонятливые читатели сочтут автора антисемитом, то ли сама не поняла, с чего это обычного «зайца» народ обзывает «жидовской мордой». В другом месте Ерофеев пишет: «Это значит в переводе с древнежидовского...», а Мирски переводит – «с древнееврейского». Или вспоминает автор о соратниках-алкашах, что «они были в совершенном восторге от Израиля, в восторге от арабов, и от Голанских высот в особенности. А Аба Эбан и Моше Даян с языка у них не сходили... И один у другого спрашивает: «Ну как? Нинка из 13-й комнаты даян эбан?»
Ну, не могу не привести этот абзац, насчет Нинки, полностью: « Я расширял им кругозор по мере сил, и им очень нравилось, когда я им расширял, особенно во всем, что касалось Израиля и арабов. Тут они были в совершенном восторге – в восторге от Израиля, в восторге от арабов, и от Голанских высот в особенности. А Абба Эбан и Моше Даян с языка у них не сходили. Приходят они утром с блядок, например, и один у другого спрашивает: «Ну как? Нинка из 13-й комнаты даян эбан?» А тот отвечает с самодовольной усмешкой: «Куда она, падла, денется? Конечно, даян!»
Тот же бредовый стёб и в «Вальпургиевой ночи». Полный псих, по фамилии Прохоров, (действие происходит в сумасшедшем доме) говорит: « Как только появляется еврей – спокойствия как не бывало…. Ну уж не знаю, насколько он был Густав, но жид – это точно…. До появления этого Густава – зайцев было столько в округе, что буквально спотыкаешься об них…. Так исчезли для начала все зайцы, потом косули… пропали сами собой».
В «Записных книжках» Ерофеев серьезен. В круг его чтения входили книги Мартина Бубера, притчи хасидов…. Впрочем, не станем преувеличивать интерес Венички к «избранному народу». Вот творчество ярого юдофоба Василия Розанова он исследовал с академической дотошностью. Но и здесь Ерофеева зачем-то пытаются увести от католической веры, в которой он был крещен: «В своем противостоянии гибнущему миру, в осознании себя грозным свидетелем общего распада и Ерофеев, подобно Розанову, открыл в себе иудея. Им обоим казалось, что русская позиция выражается словами: хреново, но все равно будем жить. А им по душе была позиция: так жить нельзя; лучше взорвать все к чертовой матери, чем так жить. Оба они определяли эту вторую позицию как еврейскую (точнее было бы ее назвать линией ветхозаветных пророков, линией поругания миру) и как особенно близкую себе». Ефим Курганов. Вновь ничего не сходится. Знаю, что Курганов - доктор философии, преподает в университете Хельсинки, но не верю, что есть у этого человека хоть какие-то познания в иудаизме. Василий Розанов страдал болезненной страстью к тайнам Торы и Талмуда, но страсть эту в себе ненавидел и вытравлял из себя иудея ненавистью к «народу избранному». Ветхозаветные Пророки беспощадно бичевали греховное человечество, но никому из них и в голову не приходило «взорвать» Божий мир. Исправить? Да, но пафос Апокалипсиса – это от Иоанна Богослова. Он, хоть и был евреем, но первоапостолом христианским. Ветхозаветные пророки здесь не причем. Получаем «не две большие разницы», а целых десять. Увы, «русская позиция» никогда не была отмечена особым жизнелюбием. Да и сам Веничка жил на грани суицида. Нет, не потому увлекся Ерофеев Василием Розановым и никакого иудея он в себе не открыл, читая тексты автора «Опавших листьев».
При неизбежном расколе в среде творческой интеллигенции той поры он, дитя андеграунда, просто пытался быть на стороне людей порядочных и не кровожадных. «Зоологическим национализмом» Веничка, конечно же, болен не был, но, если оставить в стороне зоологию, ничто человеческое Ерофееву не было чуждо. Один мой знакомый любит перелицовывать старые поговорки. Вот один образчик такого творчества: «Поскреби русского - получишь антисемита». Признаемся - холодная, равнодушная отстраненность Ерофеева к проблемам чужого народа очевидны, да и легкий недоброкачественный привкус есть в юморе Венички на еврейскую тему. Здесь, в Израиле, было не до шуток, когда повторялось имя Моше Даяна. Мне скажут, что есть святое право писателя защищаться от ужасов жизни улыбкой и смехом и разве не исконно еврейское это качество: находить юмор там, где его и нет вовсе? Ладно, вспомним о «семитских штучках» и простим «даяна эбана» автору. Увы, юмором дело не ограничивается. Вот предлагает подруга – Шмелькова посетить первую выставку Марка Шагала в Москве и что же ей отвечает Веничка: « Не пойду на Шагала, не надо нам этих жидяр». Получается, что Генрих Сапгир, Иосиф Бродский, Евгений Рейн – евреи, а нечастные обитатели Витебска начала ХХ века – жиды. Есть еще одно подозрительное обстоятельство: слишком часто появлялась в доме Ерофеева некая фашиствующая дама – Светлана Мельникова. Ее не гонят, с ней не спорят, ее терпеливо выслушивают, и опять в дневниковых заметках Шмельковой-Перельмам всплывает тема закуски и пресловутого шкафа: «Веня очень расстроен. Гуляем почти три часа. Все острит по поводу намеченного на 5 мая, по свидетельству Светланы Мельниковой, погрома. Меня предлагает спрятать в шкафу. «Но при случае, - говорит он, - выдам, если предложат хорошую закуску. Жертвой еще намечается живущий неподалеку Евгений Пастернак». На этом тема погромов не исчерпывается. 14 марта, до смерти Ерофеева меньше двух месяцев: «… приезжала С. Мельникова с журналистами во главе с С. Куняевым. Брали у Ерофеева интервью. За привезенным коньяком несли черт знает что против евреев…. Веничка, как обычно, «тихонько наблюдал»». «Тихонько наблюдал»! Нет, что-то не так было с юдофильством автора « Моей маленькой ленинианы». Боюсь, что воспитанный с младых ногтей в атмосфере юдофобии, Веничка не мог не подхватить вирус этой болезни. Вирус, к счастью, оказался легким, не агрессивным и мало заметным, что, конечно же, делает честь Ерофееву. Этим и утешимся. Но в утешении не уйти от извечного вопроса: и зачем мне это все надо?! Читай себе с превеликим удовольствием замечательную, горькую и светлую книгу «Москва-Петушки». Радуйся, что жил когда-то на свете талант Венички Ерофеева и оставил замечательные следы своего пребывания на нашей печальной планете. Гордись тем, что первый печатный оттиск этого шедевра появился в Иерусалиме. Так нет же - ищешь то, что искать не нужно и опасно. Тысячу раз был прав мудрый Соломон, предупреждая потомков, что «умножая знания, умножаешь скорбь».
И все-таки, уверен, не зря предпринят и этот розыск. Проще говоря, история с «иудеем» - Веничкой говорит в очередной раз о том, что, потомкам Иакова, не стоит ждать милостей от природы, природы человеческой, а надеяться следует только на себя. Нет никакого смысла сетовать на одиночество, множество врагов и искать друзей и соратников там, где их отродясь не было.
5 мая 1990 года погромы в России так и не начались. Через шесть дней умер Венедикт Ерофеев - может быть, последний гений русской словесности.
Комментариев нет:
Отправить комментарий