У Магды Петровны
Бортштак было трое детей женского пола. Они и теперь живут. Только Магды
Петровны нет на свете. /
В этой истории нет
ничего веселого, и рассказывать мне ее совсем не хочется. Всем нам и так
хватает печали в этой жизни. Но, подумав, я решил, что слишком уж типичный
случай стал мне известен, и я должен рассказать о нем.
В Израиль Магда
Петровна перебралась пять лет назад, с семьей старшей дочери - Софьи, средняя -
Марина, еще раньше, подалась в Америку, а младшая - Анна - осталась в России. У
ее мужа был неплохой бизнес - пекарня, сын учился в спецшколе, был круглым
отличником, и покидать Москву и Анна, и ее муж категорически отказались.
Верный спутник жизни
Магды Петровны - отец ее дочерей - Соломон Борштак - покинул этот мир давно, от
сердечной болезни, не дожив до старости. Делал он важную секретную работу на
оборонном заводе. Там же долгие годы трудилась и Магда Петровна.
Тридцать лет супруги
вместе уходили на свой завод и, как правило, вместе и возвращались домой.
Детей своих они
любили, давали все необходимое, но виделись не так часто. В детстве, девиц,
одну за другой, воспитывали бабушки, а потом дочери выросли, вышли замуж, и
стали жить своей жизнью, оказывая родителям положенные знаки уважения, и
принимая от них разные подарки, как правило, богатые.
И Магда и Соломон Борштак понимали, что отдали
общественному производству много физических сил, времени и нервной энергии,
а дочерям приходилось довольствоваться
тем, что оставалось от физических и духовных сил.
-
Они у нас выросли на остатках, - любил говорить
Соломон.
-
Но на хороших, - утешала мужа Магда.
В такой судьбе детей не было
ничего исключительного. Все население СССР трудилось на общественных работах. И
считалось, что воспитание подрастающего поколения входит в обязанность государства. Еще Макаренко
был убежден в недопустимости родительской опеки ( они, родители, разными
бывают), а хорошее государство ничему плохому детей научить не может.
Дочери Магды Петровны оставались на
"продленке", ходили в разные кружки, а летом отдыхали в пионерском
лагере. Учились они хорошо, и поведением отличались безукоризненным.
Все дочери успели закончить ВУЗы, а потом
Борштак умер, но дети к тому времени встали на ноги, и в активной помощи
родителей уже не нуждались.
Магда Петровна осталась одна в небольшой
квартире на проспекте Мира. Еще три года после смерти мужа, она продолжала
работать в своем проектном бюро, потом вышла на пенсию, но, без труда, нашла
себя в свободной жизни.
Был выработан подробный план посещения музеев, театров и концертных
залов. По выходным она навещала семьи
дочерей, по мере сил занималась внуками - и жизнь всем им казалась вполне
нормальной и упорядоченной.
Потом началась перестройка. Страна стала
переворачиваться с боку на бок, исчезли продукты в магазинах, лихорадило
заводы. Объявили свободу слова - и Россия стала жить с оголенными нервами.
Магда Петровна в партии никогда не состояла, к
Советской власти относилась, как к неизбежному злу, но реформы пугали ее еще
больше.
-
Господи, - часто повторяла она. - Дали бы умереть
спокойно.
Потом открыли границы. Сразу же
уехала в Америку средняя дочь - Марина. Старшая, Софья, не хотела покидать
Москву. Но у ее мужа начались серьезные неприятности на работе , и сына Софьи -
Эдуарда - избили, как "жида", до полусмерти среди бела дня и перед самым домом.
Больше всего Магда Петровна была привязана к
этому мальчику. Он долго болел. Бабушка терпеливо и стоически выхаживала
подростка, и не решилась оставить его в чужой стране, дав свое согласие на
переезд.
Так получилось, что и она оказалась в Израиле.
Внук - Эдуард быстро поправился и перестал нуждаться в опеке бабушки, но ее
пособие и деньги на съем квартиры были существенным подспорьем в семейном
бюджете.
Муж Софьи так и не нашел себя в новой стране,
да и сама Софья металась с места на место, не чуралась любой, черной
работы, но в результате вконец расшатала нервную систему
и разучилась улыбаться.
Потом, как водится, супруги стали обвинять
друг друга в неудачах. Накопилось раздражение, злость … Они развелись.
Все это совсем не нравилось Магде Петровне. Но
она не умела вмешиваться в жизнь своих детей. Да и не считала себя вправе
делать это. Ей тоже было плохо, неуютно в Израиле. И она постоянно думала о
"разводе" с родиной своих предков.
Знакомилась Магда Петровна с новыми людьми
трудно, суетные разговоры не любила, гуляла редко, часами просиживала у телевизора, но и это, со
временем стало проблемой: внук любил смотреть передачи на иврите, а дочь и
вовсе ненавидела "ящик".
- Заткните пасть этой мерзости! - кричала она
раздраженно, вернувшись с тяжелой работы.
Со временем Магда Петровна поняла, что и она
стала мешать дочери, и с ее присутствием мирятся только из-за корыстных
интересов. Она попробовала заикнуться о том, что пришло время им жить врозь.
Но дочь стала кричать ( в последнее время она,
в стенах дома, говорила только криком), что нужно быть полной идиоткой, чтобы
не понимать, что без денег Магды Петровны они все просто умрут с голоду.
Потом, как-то вдруг, Софья сбавила тон, и
стала говорить с мамой на пониженных, даже ласковых, тонах. Участились ее
телефонные переговоры с сестрой в Америке. И наконец, средняя дочь сообщила
Магде Петровне, что ее ждут, не дождутся в городе Чикаго, где неплохо устроился ее зять,
процветают внуки, и средняя сестра - Марина
очень соскучилась по маме.
Магда Петровна поговорила с
"американской" дочерью. Ей не показалось, что она так уж мечтает о встрече, но, тем не менее, официальное приглашение было получено, и в
ноябре 1998, прожив в Израиле 3 года,
Магда Петровна улетела в США погостить в семье средней дочери.
Чудес на свете не бывает. У мужа Софьи была
работа, но не такая уж хорошая. Он тоже, естественно, нервничал и много болел.
Сама старшая дочь дежурила в большой, общественной прачечной. Дочь Софьи вышла замуж
за темнокожего американца, переехала в город на Западном побережье и не
докучала родителям своим вниманием.
Между сестрами была достигнута договоренность,
что пособие и "квартирные" матери Софья станет высылать в Америку, но
у дочери "израильской" совсем не заладилось с работой, Эдуард ушел
служить в армию, и деньги она отсылать не торопилась.
Между сестрами возникла напряженность, потом и
они стали разговаривать по телефону криком, затем международные звонки и вовсе
прекратились.
Америка показалась Магде Петровне чужой
страной в квадрате. Старушка смотрела телевизионные передачи на русском языке и роняла тихие слезы.
Так продолжалось год. Потом случилось горе -
убили мужа младшей дочери Анны. Перед этим он разорился, пробовал скрыться, но
его "достали", как сообщила вдова, кредиторы.
- Мама, - рыдала в телефонную трубку младшая. - Ты должна
приехать. Это ужасно. Я совсем одна. Мама, приезжай!
Впервые за долгие годы Магде
Петровне сказали, что она нужна. Зять покряхтел, растирая до красна лысину, но
наскреб деньги на билет, и Магда Петровна вылетела в Москву.
Вскоре оказалось, что младшая дочь позвала маму под влиянием минуты. Увы, Магда Петровна не очень хорошо знала характеры
своих детей. В противном случае, еще в Чикаго, она бы поняла, что лететь к
младшенькой своей не было особой нужды, что следом за искренней печалью
последует не менее искренний подъем сил.
Красавица Анна никогда не была верна своему
мужу - пекарю, а теперь, когда он погиб, и вовсе пошла в разгул, в полной
уверенности, что "в сорок пять - баба ягодка опять". Она и в самом
деле сохранила всю свою привлекательность, и кое-какие деньжата выручила, продав один из коттеджей
за городом.
Деньги, как она доложила матери, были пущены в
оборот, с надеждой заняться самостоятельным бизнесом, но, на самом деле, все
они были истрачены на поддержание того уровня жизни, к которому Анна привыкла,
сидя за спиной делового мужа.
Ее единственный сын давно учился в Австралии,
по специальной программе для особенно одаренных детей. Он и в самом деле
считался талантливым, многообещающим математиком, был всецело занят наукой, и даже на похороны
отца не прилетел, сославшись на крайнюю занятость.
Первое время Магда Петровна была счастлива,
посещая родных и знакомых. Она сочинила
новый, подробный план культурных мероприятий. И приступила к его осуществлению.
Жизнь пожилой женщины омрачала вынужденность совместного проживания с дочерью. В квартиру
ходили разные мужчины. Анна часто устраивала приемы, а мать мешала, и ей
приходилось долгие часы просиживать в своей комнате с видом на запущенный
зимний парк.
План Магды Петровны был рассчитан на год, но выполнить его не пришлось.
Она стала болеть и болеть тяжело. Врачи сказали дочери, что нужна срочная,
уникальная операция, и операцию эту, как раз, делают хорошо в Израиле, в стране, гражданкой которой и
является заболевшая.
В России эту операцию освоили недавно, проводят ее крайне редко, в исключительных
случаях и стоит эта операция очень дорого.
Мать и дочь решили, что пора Магде Петровне
возвращаться к Софье, но старшая дочь неожиданно воспротивились этому, сказав,
что медицинскую страховку можно будет восстановить, только согласившись на
выплату всех денег, которыми она пользовалась , получая все эти два года
пособие за маму. А она сама неизвестно чем живет: бедствуя, пребывает на грани нищеты. Платная операция
ей совершенно не по карману. Так что, пусть они там, в Москве, выкручиваются
сами.
-
Но мама умрет! - кричала в трубку телефона Анна.
-
А ты хочешь, чтобы умерла я! - кричала в ответ Софья.
Выкрутиться не удалось. Деньги у младшей
дочери иссякли еще до болезни матери. Попытки найти средства для операции оказались
безуспешными. Зять-добряк прислал из Чикаго 500 долларов, на этом все и кончилось.
Но главное было в другом: у Магды Петровны
исчезло желание драться за свою жизнь. Она даже подумала, что и смертельная
болезнь пришла к ней вовремя и нет
смысла больше переезжать из страны в страну, искать любовь и сочувствие
близких…
Магда Петровна умерла весной. Анна сообщила об
этом сестрам, но никто из них не прилетел на похороны.
Еще одна трагическая история короля Лира,
скажет читатель. История без королевства и любящей дочери. История нового
времени и других нелепых и мучительных странствий. История одиночества и несчастной старости.
И еще эта история о том, что все мы платим по
счетам государства, где прожили большую часть своей жизнь. Ибо пороки его и
преступления - стали и нашим несчастьем, и нашим проклятием.
2002 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий