суббота, 30 ноября 2013 г.

НЕ ИДЕТ КАРТА!

                                                                       Если бы и в жизни так..

 Один азартный игрок так оценил последние деяния арабов: « Бесятся они, не идет им карта. Не на ту фишку ставят. Невезучий народ».
-         Ну, - сказал я. – Это мы, евреи, народ везучий? Нам карта прет пожизненно?
-         Нет вопросов – все точно, прет! - сказал он.
-         И это после Холокоста и всех наших несчастий?! – воскликнул я.
-         Ну, без проблем – нет жизни. Без болезни – здоровья. Без тени – света, - усмехнулся он. – Мы, евреи, народ, в конечном итоге, счастливый и удачливый.
 Помню, только отмахнулся от этого оптимиста, но невольно вспомнил его речи совсем недавно. И, казалось, не к месту. Вспомнил, наблюдая за стариками-немцами в одном из санаториев Восточной Европы.
 В чем-то мой знакомый был прав. Каждый серьезный картежник знает, как трудно «ломать» карту. Вот не идет она – и все! Самым фантастическим образом  не идет. Не твой день выпал. Уймись и затихни. Пойми, есть только четыре способа избежать сокрушительного поражения:
1.      Никогда не жалуйся на плохую карту.
2.      Не требуй пересдачи.
3.      Не подозревай удачливых игроков в мошенничестве.
4.      При любой возможности прекрати игру.
При этом не теряй веру, что когда-нибудь наступит твой день, и солнце твоей судьбы неизбежно покажется из-за туч.
 Твой личный день и день целых наций и государств – понятия несопоставимые. Иной раз, день народа длится не одно тысячелетие. Вот и живи, когда одним «карта» прет, а другие вечно в проигрыше. Вечно – от понятия «в веках».
 Логику, причины такого невезения искать бесполезно. Причины ищут себе в успокоение. Поверить в фатальность, непреодолимость судьбы слишком трудно. Так что можно по-человечески понять, когда неудачник жалуется, требует «пересдачи» и ищет виновника своих несчастий.
 Основной пациент санатория, где я побывал когда-то, - немец. Большинству немцев за 70. Аккуратный, прибранный, вежливый и чистый народ. Одежды белые по тону, держатся с достоинством, но приветливо, и твердо убеждены, что весь мир просто обязан говорить на немецком языке.
 Фрау волосы не красят. Сединой своей гордятся: завивают ее «барашком» и холят. Старики являются в столовую точно в срок. Понимают они прием пищи, как ответственный праздник на людях, потому и одеваются подчеркнуто аккуратно, с некоторым изыском. Рады немцы друг другу и пациентам санатория иных национальностей тоже рады без меры. Иначе, как призыв к единству и братству, радость эту расшифровать невозможно.
-         Гутен морген! Гутен абент!
Доброе утро, добрый день и вечер… побежденных. Народу, которому, не смотря ни что, идет карта. Злое утро, злой день, злой вечер – победителям. Там, далеко от этого санатория.
 И невольно представил себе победителей в этом замечательном, почти стерильном, месте: спитых, беззубых, в черни глубоких морщин, в заплатанных, лоснящихся пиджаках, в застиранных до невозможности юбках и праздничных  кофтах из панбархата, будто покрытого плесенью времени… Нет! Подобное невозможно! Это праздник достойной и спокойной старости не для чудом уцелевших солдат, вдов и сирот той  страшной войны. У победителей иная участь.
 Солдатики рейха, мальчики и девочки из гитлерюгенд, дети нацистов, палачей и строителей концлагерей, здесь пожинают плоды своего поражения.
 Им идет карта.
 Кто-то скажет: эти немецкие старики благополучно перестроились и подняли на своих плечах хозяйство разгромленной Германии. А теперь они, по праву, живут на хорошую пенсию богатой страны, и вот теперь, состарившись, могут себе позволить существенно укрепить свое здоровье.
 Работа и порядок – идолы немца. Любая работа и любой порядок.
 Но разве старики России не на своих плечах вытащили страну из полной, чудовищной разрухи. Это они на себе пахали, рвали жилы, ворочая камни на строительстве, вставали засветло, скрюченными от холода пальцами мяли сосцы тощих коров, добывая для детей каплю молока….
 На русской бабе держалась Россия всегда. Даже пейзане на пашне художника Тропинина – только женщины. На матерях держалась страна, чьи дети сгорали в пламени бесконечных войн, на вдовах держалась, помнящих, порой, лишь куцые месяцы плотской любви.
 Нет этих старух в том санатории Восточной Европы. Нет и нигде в мире. Они и не знают такого понятия, как отдых. До смертного своего часа держат на плечах своих тяжелую и холодную русскую землю. По сей день держат.
 Старики, от отчаяния, что карта так и не идет, пьют без продыха. С утра до вечера пьют. У стариков, победителей, праздник на дне стакана. Другого отдыха, кроме больного забытья, они и не знают. С медалям и орденам – ничего не получили они за ту победу, да и не могли получить.
 Пусть побежденные лечат свои больные суставы, но где победители? Разве у них не те же старческие, ломкие, больные кости, не те же уставшие мышцы, не те же ненадежные сосуды? Разве только старикам-немцам нужна жизнь спокойная, тихая, без боли?
 Вопросы о справедливости обречены. Нет на них ответа. Не идет карта – и все. Наказание за грехи? Какие грехи у старухи, приговоренной смолоду к рабскому труду в колхозе, потерявшей на войне с фашистом отца и всех братьев?
 Какие грехи у вечно пьяного старичка, утратившего ногу от бедра в детстве, когда боронил он поле, некогда заминированное немцем…. Какие грехи…
 Терпели, покорны были? Но бунтовали, восставали и даже побеждали, себе на беду, отдавая власть чудищам несусветным.
 Не идет карта, как ни садись, как ни колдуй с колодой. Когда не идет, даже шулерство не в помощь. Цари, большевики, президенты – все не в масть. И это знают настоящие игроки.
 Вот Антон Чехов сказал о своем народе страшное: «Русский человек жить не хочет». А тому, кто жить не хочет, зачем гнаться за этой жизнью на чужеземных, серо - водородных водах. Свои-то не пьются.
 Знаю, со мной начнут спорить. Искать причины неудач. Придумать причин этих можно сколько угодно. Вам объяснят, почему страна, одно рудное месторождение которой где-то за Уралом богаче всех шахт Германии, не может послать своих стариков подлечить усталые кости.
 Вам все объяснят: разумно, толково, с цифрами в руках, с рассуждениями, насчет характера власти и психологии народной. Сам грешил подобным, стараясь объяснить себе фатальные неудачи коренного народа нашей Родины.
 Вроде бы объяснил, но перед лицом абсурда и чудовищной несправедливости все объяснения меркнут. Остается только одно: не идет карта!
 А что же с  евреями. В том-то и причина нашей нестыковки с Россией, что нам, повторяю это, карта прет. О чем, я уверен, завистливо и мстительно догадывались даже такие новейшие исследователи еврейских удач и неудач, как А.И. Солженицын. Прет, вопреки всему, вопреки всем несчастьям и видимым проигрышам. Вопреки всем жалобам, а, может быть, и благодаря им.
 Это тем, кому не идет карта, жаловаться нельзя. Евреям – можно. Они и жалуются, и стонут, и просят у Бога пощады и справедливости, не желая признать, что и пощада им обеспечена, и справедливость в наличии.
 Евреи прошли через тысячелетия, сохранили себя, сохранят и дальше – им идет нужная масть, даже тогда, когда кажется, что поражение неминуемо.
 Причем идет тайно, скрыто, подчас неожиданно и случайно, совсем не так, как немцам в описанном санатории. Во всей их улыбчивости, радушии, аккуратности – была некая натужность, искусственность, дань моде. Был больной нерв игрока, точно знающего, как изменчива карта.
 Еврейская игра полна гордыни и самоуверенности, полной убежденности, несмотря на бесконечные, тяжкие стоны,  на благосклонность судьбы.
 И рок  покорен отважным. Он провел потомков Иакова через 40 веков гонений, проведет и дальше, не сомневаюсь в этом, и оставляю дурные пророчества для другой статьи. Они, пророчества эти, как уже отмечалось, тоже необходимы. Без стонов и улыбки не дождешься.
 Русских стариков невыразимо жалко, и так хочется верить, что дьявол перестанет тасовать колоду их жизни и день завтрашний этого народа станет днем возрождения нации.

 А арабы пусть бесятся в кровавом своем безумии. Что им еще остается делать, когда карта не идет?

НЕИЗБЕЖНОСТЬ «ХОЛМА ВСТРЕЧ»

  

"Полковник ЦАХАЛа Нурит Ламаи, занимающая высокий пост в медицинской службе Армии обороны Израиля, стала героиней громкого скандала после телефонного разговора с рекламным агентом. Женщина, находящаяся в отпуске за границей, ответила агенту фирмы «Сим Золь» не просто крайне невежливо: она заявила, что «ненавидит ультраортодоксов» и желает, чтобы все они умерли". Из СМИ


 Мир между людьми, поколениями, временами – как все это сложно. Иной раз, кажется, – недостижимо, но от мира этого, во многом зависит благоденствие любого народа. Ничто так не огорчает меня в Израиле, как упрямое, тупое и жестокое противостояние  светской и религиозной части населения Еврейского государства.
 Противостояние во всем: в политике, в искусстве, в быту. Иной раз кажется, что евреи – народ совершенно неспособный на компромисс, нация, расколотая на две враждебные половины, не способные ни понять, ни принять друг друга.
 Мы сами втаскиваем «троянского коня» гражданской распри в наши города, окруженные полчищами кровожадных врагов. Ради «красного словца» ненависти к самим себе мы готовы пожертвовать не только памятью предков, но и своей жизнью.
    Но все это, сказанное мной, не более, чем заклинания и общие слова. Реально иное. Ни одна религиозная культура ( а иной у евреев нет) не подвергалась таким насмешкам, издевательствам, поношениям, как иудаизм. Причем наиболее рьяно занимались и занимаются этим сами евреи.
 Можно искать причины распри в галутных комплексах, не изжитых, а, порой, и углубленных в условиях еврейской государственности. Можно сетовать на мнимую «закрытость» и сложность иудаизма. Говорят, что еврейская, религиозная культура требует от человека глубоких знаний и повседневного труда, а подобные требования не могут вызвать «энтузиазма масс».
 Исписаны тысячи страниц, в попытке объяснить и понять дефекты нашего, национального сознания. Отсутствует, насколько мне известно, сравнительный анализ. И это странно, потому что комплекс национальной неполноценности был свойственен не только евреям.   
 Я расскажу одну поучительную историю, для многих, возможно, и неизвестную. Историю, которая, как мне кажется, вскрывает истоки «японского, экономического чуда».  Чуда, продемонстрированного страной, живущей, в буквальном смысле, на вулкане и потерпевшей страшное и жестокое поражение в войне. Землей, крайне переселенной, и лишенной полезных ископаемых. Чуда, продемонстрированного государством победившего интеллекта. А подобные победы готовятся долгой, культурной историей нации.
 Всегда считал вершиной искусства мира древнюю поэзию японцев. Империя, долгие века отделенная от остального человечества броней неприязни, выработала уникальную и поразительную литературу, отражающую дух, красоту и надежды своего народа. Именно своего, а не какого–нибудь другого.
 Когда жил поэт Сарумару – Дао (в восьмом или девятом) – потомкам неизвестно . Но имя этого человека осталось  в истории культуры Японии, потому что не могли исчезнуть его стихи:
 Далеко в горах
 По красной листве кленов
 Ступает олень.
 Я услышал его крик,
 Так грустно осень идет.
 Пять традиционный строчек, канон, а какая сила, какая красота и беспредельность чувства за этими строчками. И рядом печаль другого поэта. Не слова, сотканные из букв, а эхо времени:
 Пожухли краски
 Летних цветов, вот и я
 Вглядываюсь в жизнь
 Свою и вижу только
 Осени долгие дожди.
 Много веков назад интеллект японцев нашел в чем гармония мира нашего, соединил накрепко то, что, казалось, соединить невозможно, нашел выражение истинного, религиозного чувства.
 Отомо-но Якомоти жил 13 веков назад. Я слышу не только его шаги, его голос, слышу дыхание этого человека:
 Полет сороки
 Над радугой небесной,
 Как мостик в небе.
 Иней искрится, значит.
 Ночь ушла без остатка.
 Любовная лирика «старых» японцев удивительна и прекрасна. Любовь понималась ими, как Божественная природа человека.
 Аривара – но Юкихара, девятый век:
 Мы в разлуке, но
 На вершинах Инаба
 Прислушиваюсь
 К шепоту горных сосен:
 Я снова вернусь к тебе.
 Сколько было чувственности в японской поэзии. Подлинной чувственности, лишенной грубой пошлости и ханжества.
 Свои пятистишия Рубоко Шо сочинил в 10 веке нашей эры. Эти стихи стали недавним и случайным открытием в японской культуре. Кого-то они повергли в шок, но подлинным знатокам  поэзии принесли настоящую радость.
 Ты отбросила полог
 И ветреной ночью
 Залучила к себе ночевать
 И тогда на рукав мой с Небесной реки
 Луна опустилась тихонько.
 А вот еще удивительные строчки:
 Кто развязал роковые бои
 Кто разбудил императорский гнев
 Целую колени девчонки
 От росы потемнели ее
 Шелковые башмачки.
До этой великой поэзии были «Песнь песней» царя Соломона, Катулл и Сапфо, после будут Шекспир, Бернс, Пушкин и Рембо. И каждый из них, несмотря на схожесть человеческой страсти, описывал страсть эту, как  еврей и римлянин, англичанин или русский. И только поэтому, благодаря непохожести голоса каждого, сохранились в истории следы человеческого гения.
 Привлек несчастную к себе вплотную.
 Увы, любовь служанки –
 Недолговечная росинка
 На острие листка бамбука.
 Так мог написать о любви только японец.
 Но к чему я все это? Причем тут межобщинная рознь в Израиле? Не пробую ли я , по примеру японских поэтов древности, соединить несоединимое в общую картину мира. «Еврейский вопрос» с росинкой на листе бамбука? Нет, все гораздо проще.
 Лет 120 назад, окончательно рухнул железный занавес, отделяющий Японию от всего остального мира, но вместе с этим стало воспитываться в народе японском имперское сознание. Худшее, что было  в характере нации, нашло выход.
 На пороге страшных войн, участия в переделе мира, многие деятели японской культуры стали пропагандировать законы Просвещения, обязательной ассимиляции внутри европейской культуры, принципиального отказа от «варварского» наследия своей, забвения национальных традиций в искусстве.
 Японские «модернисты» стремились творить по эстетическим канонам, выработанным в Италии, Франции, России…. «Западники» наполнили рынок Островов жалкими копиями полотен Рембрандта, статуй Микеланджело, прозы Достоевского и Толстого.
 Противники вестернизации фанатично, как это обычно бывает, ратовали за возрождение японского духа в искусстве, писали о сугубо национальной  японской добродетели, воспитанной этим искусством. Они призывали к верности вековым традициям.
 Бурлила Япония. Вся эта знакомая и банальная интеллектуальная смута шла параллельно со смутой идеологической, с агрессивным психозом нации, с войной и кризисами в экономике.
 Однако, и к счастью, продолжалось в Японии противостояние культур недолго. Уверен, не взрывы атомных бомб помогли японцам очнуться от дурного сна, а способность национального интеллекта примерить Просвещение с «духом народа».
 Подлинные ценности японская поэзия, литература, кино – выработали только тогда, когда художники «страны восходящего солнца» смогли найти «золотую середину» между достижениями  мировой культуры и древними, национальными традициями.
 Японцы в искусстве усвоили «секреты Запада», но при этом ухитрились остаться японцами. Хозяйственная, экономическая жизнь страны тут же подчинилась наступившему миру в культуре нации.
 Эти заметки начаты с  шедевров древности. Вот образцы современной японской поэзии  из книги «Новые хайку»? Тема воды, в дождливой стране, окруженной могучим океаном, постоянна и неизменна. Я отобрал всего лишь несколько хайку на эту тему из японской поэзии «серебряного века».
 Огромный храм.
 Летний ливень хлещет и хлещет
 Не утихает…

 Майские дожди –
 Даже школа сегодня закрыта
 В горной деревушке…

 Осенняя буря,
 Всю влагу небес исчерпав,
 Помчалась дальше…
 Тысячелетие пролегает между приведенными образцами японской поэзии, но губительное время будто исчезло, нация отстояла красоту своего Я, значит, - сохранила свое достоинство, жизненность и силу.
  Бог японца – удивительная природа Островов: коварная и ласковая, прекрасная и суровая. Природа еврея – в сознании Бога. Иной национальной культуры у нас нет, и не будет. Потомок Иакова может верить или не верить во Всевышнего, но он остается евреем  до тех пор, пока сохраняет уважение к религии, и традициям своего народа.
 Художественная культура евреев, так уж сложилась в тысячелетиях, шла не от почвы, а от неба. В этом ее сложность и противоречивость. Летающие люди Марка Шагала – мудрый символ этой самой сложности.
   Все связано в нашем мире. Победы массового, «конвейерного» искусства не менее опасны, чем террор исламистов и последствия экономического кризиса.
 Нельзя оторвать душу человеческую от тела. Нельзя вылепить эту душу заново в мировом, инкубаторном центре.
  Израиль - страна не только репатриантов, но и эмигрантов. Понятно, что сохранить национальные традиции в культуре при таком раскладе было необыкновенно трудно, но в то же время у Еврейского государства нет выхода. Культурная ассимиляция, теперь уже на израильский манер, – неизбежно приведет к новой национальной катастрофе. Найдутся внутри нашего народа силы противостоять экспансии чужих культур, смогут эти силы творчески осмыслить культуры Запада, а не заменить ей свою собственную, - тогда и сможем отстоять себя на земле предков.
  Уйдем в эпигонство, подражательство, устав от вражды друг к другу, – исчезнем в очередной раз, чтобы, затаившись по всем уголкам земли, снова набраться сил для национального возрождения.
 Японец Семимару (годы жизни неизвестны) писал:
 Где же правда?
 Друг или враг, все должны
 Прийти и уйти,
 Встретиться и расстаться

 У заставы Холмы встреч.  

ФРАЗА ДНЯ


       
Истинный интернационализм - это в Украине за американские деньги купить у лиц кавказской национальности итальянские товары китайского
производства, а потом по-русски возмущаться
до чего евреи довели страну!

ОДИН РАЗГОВОР С ЮРИЕМ ЯКОВЛЕВЫМ


К великому сожалению, ни в одном из моих фильмов Юрий Яковлев не играл, но был у меня телефонный разговор с  этим замечательным мастером, о котором я никому никогда не рассказывал. Нечем было гордится. Вот не стало этого человека и вновь вспомнил об этом разговоре.
 Лет тридцать назад написал сценарий «Уроки Чехова». Сценарий приняли, шли пробы. Я был уверен, что роль классика должен был играть только Яковлев. Юрий Васильевич прочел сценарий и категорически отказался от съемок, о чем и сообщил мне режиссер. Досадно стало, даже обиделся и решил самому позвонить Яковлеву. Дозвонился, стал с жаром уговаривать сняться в нашем фильме. Меня внимательно выслушали. Потом Яковлев сказал вот что: «Молодой человек! В вашем сценарии есть моменты здравого смысла, а потому осмелюсь посоветовать вам отказаться от съемок этого фильма. Вам потом стыдно будет».
 Я стал что-то бормотать о тайном замысле, о сверхзадаче, о том, что без него… Яковлев повесил трубку.

 И потом, когда фильм был готов и мне стало стыдно, и мы, вдвоем с режиссером, сидели в ресторане Дома кино после позорной премьеры и пили водку, я думал, что слушаться нужно старших и талантливых и больше никогда, никогда… С тех пор , познав настоящую боль стыда, я пытался не идти на сделку с совестью. За что огромное спасибо Юрию Васильевичу Яковлеву, с которым был у меня всего один разговор по телефону.

ХРАНИ СВОЙ "МУРАВЕЙНИК"



 Как известно, рыжие, лесные муравьи не ходят в гости к черным, городским. Подобные путешествия смерти подобны. Это не значит, что одни муравьи хороши, а другие – плохи. Просто не ходят они друг к другу в гости, не живут вместе – вот и все. Так устроено в природе.
 Человеческая природа не желает с подобным "безобразием" примериться и утверждает, что все муравьи, то бишь люди, братья и должны жить в полном единстве и согласии.
Мы, мол, не насекомые и не звери, а существа, поставленные властвовать над природой живого, покорять ее, и ей пользоваться. Все это испокон века делалось под прикрытием новой морали.
 И вот рыжие «муравьи» стали сражаться с черными, вместо то, чтобы жить мирно и спокойно в своих ареалах, а потом, когда драки стали невыгодны, производители и торговцы решили насильно объединить всех «насекомых», чтобы было кому расширять производство и без устали потреблять его плоды.
  Корысть – мать всех человеческих пороков, а так же отец, дядя, тетя, да и все остальные ближайшие родственники.
 Однако, человеку ( в том числе и автору этой статьи) свойственно скрывать свои пороки. Тоже, с полным правом, можно утверждать и о человечестве в целом.
 Демагоги - идеологи общества потребления утверждают, что политика «открытых дверей» – следствие самого характера цивилизованного и просвещенного Запада, и его борьбы за права и свободы всех и каждого, независимо от места рождения и цвета кожи.
 На самом деле, все это не больше, чем красивые слова. Так было всегда в истории современной цивилизации. На самом деле свобода эмиграции, к примеру, – это всего лишь способ постиндустриального общества получить дешевую рабочую силу, без которой не выдержать конкурентной борьбы и не получить сверхприбыль.
 Что живо в потомках Адама – так это чувство денег, а за живое трогать не рекомендуется. Люди склонны прощать, что угодно, кроме посягательства на свой карман. И готовы пойти за любым демагогом, пообещавшим этот карман наполнить.
  Результатом американской революции в 18 веке стала Декларация независимости, сочиненная Томасом Джефферсоном,  в самом начале которой сказано: «Следующие истины мы считаем самоочевидными. Все люди рождаются равными, все они одарены Творцом некоторыми неотъемлемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, свободу и счастье».
 В дальнейшем за 90 лет бесконтрольного завоза рабов в США было убито, только в ходе охоты за ними в Африке и дальнейшей перевозке, 100 миллионов чернокожих. Сколько их погибло на плантациях, под бичами надсмотрщиков, неизвестно. Вполне возможно, что столько же.
 Колонистам под властью британской короны жилось совсем неплохо, но стоило королю Георгу Третьему не поделиться нагуленным за сто лет вольностей жирком, как тут же и вспомнились всякие красивые слова о независимости и правах. «Дружба дружбой, а денежки врозь».
 Вот и весь секрет одной из первых побед национально – освободительного движения в истории современного мира.
 Никто не спрашивал у рядового колониста готов ли он проливать кровь за интересы местных олигархов. Никто и не раскрывал перед ним подлинную подоплеку событий. Его звали на бой с «красными мундирами» с помощью лозунгов и высоких слов.     
 Так и повелось с незапамятных времен. Все заклинания и клятвы лево – либеральной, да и всякой революционной интеллигенции – это всего лишь следствие обычной алчности и стремления к прибылям одних или обычных иллюзий и глупости других.
 Корысть эгоизма и решает вопросы экономического развития развитых стран, и в тоже время создает новые проблемы. Месть за ложь и двойную мораль неизбежна.
 Нынче рабов не завозят на парусниках через океан. Они сами летят на «мед» благополучного Запада. В результате, проблема эмигрантов в США и Европе становится одной из самых острых. Европа, в своем стремлении к единству, необходимому обществу потребления, пытается нивелировать не только национальные особенности народов и лица государств, но стремится создать что-то, вроде Вавилонской башни, Города Солнца, заселенного неким придуманным народом, мудрым, терпимым и благородным,  платежеспособным, готовым по пирамиде своих технических достижений подняться до высот, доступных лишь одному Творцу.
 Чем кончилась история строительства первой Вавилонской башни – известно. Вторая попытка соорудить это архитектурное излишество закончится тем же.
 Тут, как говорится, и к гадалке ходить не нужно. Общество корысти, построенное на лжи и лицемерии, рано или поздно становится провокатором худших сторон в натуре человека.
 «Черные муравьи», чья культурная и экономическая история не позволяет им стать «насекомыми» конкурентоспособными начинают борьбу за «свободу, равенство и братство», т.е. за насильственный передел собственности. Там, где им удается стать гражданами страны, используют всеобщее избирательное право, чтобы мирным путем протащить во власть тех, кто им позволит жить на халяву.
 Рыжие «муравьи» начинают дергаться, нервничать  делать вид, что пустили они в свой «муравейник» рыжих как благодетели и братья и не понимают, чем это так недовольны «дорогие гости»?  Логично, что появляются рыжие-националисты, решившие, и не без оснований, что без «черных» жить было легче и веселей и пора от них избавиться любыми путями.
 Процесс массовой эмиграции порочен по своей сути. Самые одаренные, активные, сильные представители стран третьего мира покидают свои государства в корыстных целях.
 В результате страна исхода становится еще бедней, а в стране «прихода» прибыль постепенно превращается в убыль.Такова скорбная реальность любой "черной" эмиграции.
 Естественно,  нет правила без исключения, но исключения погоды не делают.
 Только немногим «черным муправьям» удалось забраться на вершину социальной лестницы. Слишком многие при первой возможности пополняют ряды криминальных структур и армию террора.
 Либералы и демократы Запада научились прикрывать очередной виток эксплуатации дымовой завесой помощи развитых стран «недоразвитым», но все это очередная ложь. Редкий эмигрант, набравшись опыта и знаний, возвращается на свою родину.
 Пропасть между процветающим Западом и нищим Востоком не намерена исчезать.  Мало того, ряды «невозвращенцев» активно пополняют «пятую колонну», по одному своему духу враждебную стране, приютившей изгоев.
 Как известно, благодарность далеко не самая сильная черта человеческого характера.  И дело здесь не в национальных особенностях  «черных муравьев». Просто такова природа эмиграционных процессов. А  европейцы - существа тонкокожие, избалованные десятилетиями мирного, спокойного развития, при первом сквозняке начинают чихать, а хороший ветерок способен сбить их с ног. Вот и начинается нормальная «реакция» на «прогресс».  От «бунтов окраин» до «исламской революции».
 Пишу слово «прогресс» в кавычках, просто потому, что за либеральными потугами современной Европы не вижу особенного прогресса, а реакция  наступления «темных» сил  вполне закономерна и понятна.    
 Всякое действие в истории, если оно неразумно и корыстно, встречает противодействие. США заплатили за свое ускоренное движение по пути независимости и прогресса в роли эмиграционного магнита тяжкую цену. Можно вспомнить не только кровопролитную гражданскую войну 19 века, но и всю историю американской демократии, наполненную подлинной мукой АДсорбции. Краснокожие, к примеру, так и не смогли понять и принять белых и предпочли исчезнуть почти поголовно.
  Америка и сейчас расплачивается за свои иллюзии и корысть, при всех лихорадочных попытках искупить прежние грехи. Двойная победа чернокожего президента поставила страну на край пропасти. Сложившаяся в веках здоровая система не позволяет стране пойти на дно, но и ее силы не беспредельны.
 Другое дело Европы. Старый свет пошел по следу США, он завозит на свои «плантации» новых рабов, в попытке догнать и перегнать заокеанского гегемона. Кончится все это плачевно. Нынче все социальные конфликты и войны имеют злокачественный характер.
 Прибыль, прибыль проклятая! Везде и всюду.. Разве  олигархи Израиля не наводнили, в свое время, страну арабами, дешевой рабочей силой? Разве не стали  «плантации» Еврейского государства школой зависти, злобы, ненависти? Разве не завозят и сегодня в страну добровольных полу - рабов десятками тысяч? Разве не пытаются  хозяева жизни всеми силами превратить репатриацию в эмиграцию? Для Израиля, в окружении «добрых» соседей, такая политика смерти подобна. Да, возможно удастся очистить страну от нелегалов, превративших целый район второй столицы в сточную яму, но и легальные «черные муравьи» не нужны Израилю, а нужны одним «жирным котам» в жажде сверхприбыли, выдаваемой за прогресс.

 Но все это пустые заклинания. Человек никогда не научится мудрости природы, в которой черные муравьи в гости к рыжим не ходят.  

НЕТ МЕНЯ! рассказ




  В детстве Феликс очень любил сказки. Особенно нравились ему волшебные истории о шапке - невидимке. Он все головные уборы в доме перемерил у зеркала. Мальчик трогательно верил в возможность своего исчезновения, но так и не смог стать невидимым на радость родителям.
 Папам и мамам совсем не нравится, когда их дети исчезают. Нет, сами они эту пакость практикуют часто. Вот был в семье папа - и вдруг исчез. Бывает, и мамы пропадают… Все бывает на этом свете и чаще всего то, что и быть-то не должно… 
 Ладно, к делу… Феликс был добрым мальчиком, и он совсем не хотел огорчать своих родителей исчезновением. Он так и решил, что разные шапки не действуют, так как он еще не готов расстроить близких своей невидимостью. 
 Тем не менее, он продолжал тайком примерять чужие шапки. Соберутся гости на какой-нибудь праздник, оставят на вешалке головные уборы, а Феликс тут как тут; стул подставит - и тащит с полки фуражки, кепки, береты, шляпы, ушанки ( если дело происходило зимой) и прочие головные украшения. 
 Все знали за ребенком эту слабость, и прощали ему невольный беспорядок на вешалке. Гости даже смеялись над Феликсом и называли его "шапошником", а потом нарекли Шапой, и эта кличка накрепко пристала к ребенку так, что даже папа с мамой стали звать единственного и ненаглядного сыночка - Шапой. И Феликсу нравилась эта кличка. Было в ней нечто невидимое, родное, теплое и желанное.
 Шапа и в прятки любил играть до невозможности. Он всех уговаривал на эту игру. И прятался с удивительным искусством. Сначала папа и мама делали вид, что не могут найти сына, потом и притворяться им не пришлось. Шапа прятался с профессиональным искусством. И родителям приходилось сдаваться, и громким голосом звать сына - невидимку, умоляя его откликнуться:
-          Шапа! - кричали они. - Ты где!?
-          Нет меня! - весело отзывался Феликс, вылезая из такой щели, куда нормальный ребенок никогда бы не смог втиснуться. 
 Шло время - и родители перестали  играть с сыном в прятки. Жутковато им стало, неуютно как-то от фатальных исчезновений родного существа и невозможности сразу обнаружить свое чадо. И Феликсу пришлось искать партнеров на стороне. Поначалу с ним соревновались охотно, потом вечные проигрыши сделали эту забаву для всех, кроме самого Шапы, скучной. 
 На десятом году  жизни никто, кроме собаки соседа, не соглашался играть с Феликсом в прятки. Собаку эту мальчик сильно полюбил и всегда предлагал взять пса на прогулку. /
 Соседи радовались такому помощнику, а Шапа устраивал для себя праздник души. Он уходил с овчаркой в сквер, и там они весело и долго играли в прятки. Пес всегда находил мальчика по запаху. Феликс понимал это и не обижался, что его, невидимого, все-таки можно обнаружить. 
 На день рождения Шапе всегда дарили головные уборы. Все знали: лучше подарка для этого мальчика не найти. У Феликса скопилось  множество шапок, целая коллекция. Он содержал  подарки в полном порядке,  регулярно устраивал чистку и смотр своего богатства, надеясь в тайне, а вдруг одна из шапок  сделает его, наконец, совершенно невидимым. 
 Так Шапа и рос, с тайной надеждой на сверхестественное , никому не рассказывая  о  фантастической мечте этой. Он понимал, что поведать людям о сокровенном - это и разрушить в себе тайную веру в чудо. 
 В 17 лет Феликс влюбился, да так сильно, что мечта о невидимости отошла на второй план. Он даже шапки перестал примерять. Он хотел ясности, простоты, силы и жил только мигом встречи, днем сегодняшним.
  Девушка не смогла полюбить Шапу. Она влюбилась в другого человека, и тогда Феликс подумал, что кончить жизнь самоубийством, - это и есть способ стать невидимым для окружающих. И здесь нет необходимости в волшебном головном уборе, а нужна обыкновенная веревка, камень на шее, бритва или пистолет.
 Он тогда решительно и искренне выбирал способ стать невидимым, но об этом, к счастью, догадалась другая девушка, и она сказала Феликсу простую фразу:
-          Шапа, милый, что случилось? На тебе лица нет.
-          Совсем нет? - спросил Феликс. 
-          Совсем. - ответила девушка. ( Ее звали Мариной) 
 Феликс Марине поверил, подошел к зеркалу и увидел, что на нем и в самом деле нет лица. Все остальное есть, а лица нет. И Шапе  все это понравилось. Он стал хохотать от радости, а потом заключил спасительницу свою в объятья и  крепко ее поцеловал. 
 Девушка - Марина только и ждала этого. Она ответила на ласки Феликса, и сделала это так умело, что примерно через час Шапа подошел к зеркалу и увидел: лицо к нему вернулось, и было оно, лицо это, в полном порядке. 
 Феликс снова захотел быть видимым, но продолжалось это недолго. Вскоре тяжело заболела мать Шапы. Болела она мучительно, но недолго - и умерла в коме, так и придя в сознание.
  Феликс очень любил маму. На кладбище, во время похорон, он явственно ощутил утрату половины своего существа. Понял, что отныне остается без защиты и любой злой человек сможет совершить над ним насилие. 
 В этот момент, на кладбище, он снова захотел стать невидимым. Тогда же, Феликс невольно, вопреки всем правилам, нахлобучил кепку на уши. Он стоял так и плакал до тех пор, пока гроб с телом мамы не превратился в невидимку под землей. Тогда он успокоился как-то сразу. Отец взял сына под руку, и они ушли с кладбища вместе, говоря о том, какой замечательной женщиной была покойница и как теперь им будет не хватать ее. 
 Отец Шапы переживал искренне, но он никогда не хранил верность своей жене,  мучил и расстраивал маму Феликса при жизни. У отца было множество внебрачных связей, и где-то, через год, вдовец объявил сыну о решении вновь связать свою жизнь с женщиной по имени Клара. Он даже устроил смотрины этой Клары.
 Невеста появилась на пороге дома в огромной, соломенной шляпе с цветами за розовой лентой. 
-          Она! - в восторге подумал Феликс, но не о гостье, а о шляпе. 
Потом они сели за стол, и Шапа не мог дождаться, когда он наберется смелости выскочить в прихожую и дрожащими от нетерпения руками примерить шляпку Клары. 
 Наконец, сын вдовца сделал это. Он поправил синие цветы за розовой лентой, поднял глаза на потемневшее от времени зеркало в прихожей - и ничего не увидел в нем.
-          Нет меня! - радостно выдохнул Феликс. 
-          Перестань дурачиться, - сказал отец. - И сними шляпу Клары. Ты ее помнешь. Почему ты выскочил из-за стола в самый неподходящий момент? Это неудобно,  тебя ждут. /
 Слова отца вновь сделали Феликса видимым. Он нехотя снял шляпу Клары и вернулся к столу. 
-          Мальчик. - кокетливо сказала немолодая женщина взрослому парню. - Ты так красив в своей молодости. У тебя есть избранница сердца? Скажи, ты полон любви?          Ненависти, - сухо ответил Феликс, придвинув к себе тарелку с винегретом. 
-          И кого ты так ненавидишь? - улыбаясь, спросила Клара. 
-          Вас. - коротко ответил Шапа, сделав внезапно невидимым весь мир вокруг себя. 
 Он был в этом мире, а мира не было. Феликс тогда понял: только ненависть способна на это. Ненависть - это шапка невидимка, могущая скрыть от глаз наших все сущее, кроме нас самих. /
 Шапа стал жить ненавистью. Он прогнал от себя девушку-Марину. Он всех прогнал от себя, решившись на полное одиночество. /
 Феликс учился в университете, он общался с сокурсниками, он ходил на вечеринки, пил водку, ухаживал за девицами, но он ненавидел все вокруг до полной невидимости, но зато мог мериться с невидимым, не помышляя о самоубийстве, об исчезновении себя самого. /
 Он возненавидел одну девушку - Ольгу больше остальных девиц и решил на ней жениться. Феликс получил диплом, устроился на хорошую работу и осуществил свое намерение. /
 В день свадьбы девушка - Ольга сказала Шапе: /
-          Милый, спасибо тебе, что ты меня полюбил. /
-          Что ты! - улыбнувшись, ответил Феликс. - Я тебя ненавижу! /
И девушка - Ольга рассмеялась, думая, что ее суженый так шутит: непринужденно и весело./
 Феликс стал жить семейно. Ничего особенного не было в его брачной жизни, кроме странной привычки дарить жене по всем праздничным дням головные уборы. /
 Ольге все это казалось наивной причудой. Она покорно становилась перед зеркалом, ожидая, когда Шапа собственноручно напялит на  нее очередную шляпку. /
-          Не та, - раздосадовано говорил муж, и Ольга охотно и торопливо стаскивала с себя очередное уродливое сооружение./
 Ей не шли головные уборы. У Ольги были отличные волосы, и даже зимой она не любила прятать их в тесное тепло и темноту. /
 Но Шапа упрямо и тупо продолжал одаривать жену дурацкими шляпками, в тайне и вновь надеясь на чудо. Он вдруг поверил, что примеряя очередной подарок, его законная половина вдруг исчезнет, испарится,  и вместе с ней исчезнет и греховная ненависть Феликса к близкому человеку. /
 Через пять лет Ольга родила сына, и Шапа понял - все это навсегда, и никакие шляпки ему впредь не помогут. В роддом он принес огромный букет цветов, и Ольга очень удивилась этому. Она была уверена:  рождение сына  ее муж и отец первенца отпразднует новой, нелепой и бессмысленной шляпкой.  /
 Феликс увидел своего отпрыска - и ровным счетом ничего не почувствовал. Так он вспомнил о том, что кроме любви и ненависти, человек способен на третье состояние души - равнодушие. /
 Равнодушный воспринимает мир без боли и радости. Мир этот становится одноцветен и существует вокруг равнодушного бесплотными тенями, не способными задеть, огорчить или обрадовать. /
 Феликс стал жить в мире теней. Нет, он совершал положенные действия, ходил на работу, в необходимый момент говорил необходимые слова, встречался с друзьями, смотрел телевизор, посещал кино и театры, читал книги, но все это происходило с ним как бы по инерции, без заметного напряжения физических и душевных сил./
  Происходило подобное, потому что Шапа напрочь утратил мечту стать невидимым. Он и так видел вокруг одни тени, и себя считал тенью, существующей только при свете дня. /
 Ночью же, когда душа Шапы отлетала, он и вовсе переставал существовать, даже в образе тени. Так он жил долгие годы, пока не пришло время переместить себя в пространстве./
 Но прежде случилась с ним еще одна случайная примерка. Однажды, собирая в осеннем лесу грибы, Феликс встретил странного старика в белом халате, поверх замызганной телогрейке. Старик попросил у Шапы прикурить, и они разговорились. /
-          Тебе плохо, милый. - ласково сказал старик. - Ты хочешь исчезнуть, но не знаешь, как это сделать. Все твои головные уборы - дрянь, не годная ни на что. Тебе нужен терновый венец. Только пострадав, ощутив боль, ты сможешь излечиться от равнодушия, и явится в новом обличье перед другими людьми./
 Шапа послушался старика. Он не нашел тернии, а сплел венок из колючей проволоки. Он примерил новый головной убор, но ничего не почувствовал, кроме досадной боли. /
-          Все верно, - подумал Шапа. - Меня нет. Вместо меня существует  боль, страх новой боли и желание от всего этого избавиться. /
 Он сдернул венок. Прижег раны йодом и стал собираться в дорогу./
 В новой географической точке, было слишком много солнца. Так много, что привычные тени уплотнились до материальной значимости. Они стали разноцветными, шумными, свободными. И в свободе своей даже поднялись над землей./
 Феликс был в панике. К нему вернулось страстное желание исчезнуть.
 В отчаянии Шапа вспомнил о своей коллекции. К счастью, он захватил ее с собой./
  В новой географической точке люди, несмотря на палящее солнце, терпеть не могли головные уборы. Врачи советовали носить их, но любая, даже самая легкая панама, обрекала в этом климате на излишнее и мучительное тепло. Врачи, тем самым, советовали людям пострадать во имя будущего здоровья. Но пациенты не желали жить завтрашним днем и предпочитали не мучиться от жары сегодня.  /
 Люди вокруг были открыты солнцу, но Феликс упрямо носил свои головные уборы в любую погоду. Он начал с кепки - восьмиуголки с пуговкой, а на завтра  отправился гулять в цилиндре… Каждый день он накрывал свои поседевшие и поредевшие волосы новой "крышей" и делал это без стеснения, потому что сразу понял: людям вокруг совершенно безразлично, чем он украшает свою персону. /
 Даже дети не обращали на Шапу внимания. Дети в этой географической точке вообще не обращали внимания на взрослых. Феликс был несказанно рад этому, потому что счел себя, наконец, невидимым, хотя бы для детей. /
 Даже родной сын Шапы перестал его замечать, увлеченный своими задачами и проблемами новой жизни. Да и жена - Ольга давно научилась проходить мимо мужа так, будто его и не существует на свете./
 Феликс прятался под тенью шапок, но мир, залитый солнцем, упрямо не желал его превращения в невидимку. Мир этот постоянно высвечивал Шапу, как изображение на пленке. /
-          А где вы купили такую красоту? - спрашивали Феликса. /
-          Можно подумать, что эту шляпочку вы получили в наследство от прадедушки. Скажите, он был не из Кишинева?
-          Что вы себе позволяете, уважаемый? До Пурима еще далеко. /
 Здесь, в новой географической точке, не могла помочь утраченная любовь, забытая ненависть и благоприобретенное равнодушие. Феликс был отвратительно зрим на солнце, под безоблачным и высоким небом. Мало того, всем своим существом он чувствовал: зримость эта налагает на него обязанности, прежде неведомые. /
 И тогда, в полном отчаянии, он решил, наконец, проститься с жизнью. Ближе к вечеру, после работы, Шапа ушел на пустырь, захватив с собой мешок с головными  уборами. Там, на песчаном склоне холма, Феликс вывалил всю свою коллекцию из мешка и поджег ее с разных сторон./
 Костер разгорался плохо. Промасленный, тяжелый фетр сопротивлялся огню, козырьки фуражек не желали загораться,  только прозрачная солома шляп вспыхивала легко и радостно./
 К сумеркам он уничтожил свою коллекцию, а вместе с ней и детскую, безумную мечту о невидимости.,
  Шапа сидел в темноте на все еще горячем песке, у догорающего, вонючего костра, и прощался со своим детством. /
 Он думал, что прощание это будет стоить ему жизни. Но Шапа ошибся, благополучно выдержав испытание видимостью./
 Потом он услышал в темноте крики родных. Феликса искали. /
-          Шапа! - кричали сын и жена. - Ты где?!
-          Я им нужен, - подумал Феликс. - Они волнуются. Я им нужен зачем-то./
-          Я тут, - совсем тихо отозвался Феликс, почувствовав вдруг, что забытая легкая радость любви возвращается к нему. Подброшенный вверх этим внезапным чувством родства, он вдруг вскочил и заорал радостно: - Я здесь! Сюда!! Ко мне!!!
 Его нашли сразу, но не стали спрашивать о причинах столь внезапного ухода в темноту. Впрочем, если бы жена и сын спросили Феликса об этом, он бы ответил им просто:/

 - Я спрятался, а вы меня нашли - вот и все. 

МАДАМ КЛИНТОН В ПРЕЗИДЕНТЫ

                                       Хиллари и Махмуд

 «Барак Обама убежден, что уже следующим президентом США может стать женщина. Об этом американский лидер рассказал в интервью каналу ABC, на котором он присутствовал вместе со своей супругой Мишель Обамой.  "В нашей стране есть невероятные в плане работы на госслужбе женщины. Нет никакого сомнения в том, что очень скоро у нас будет женщина-президент", - с уверенностью сказал Обама. При этом первая леди США отметила, что не хочет заменить своего супруга на посту президента страны. "Конечно, нет", - заявила она. Слухи о будущем президенте-женщине в США неслучайны. Ранее американский экс-президент Билл Клинтон предположил, что вскоре лидером страны станет представительница прекрасного пола. Вероятно, политик намекал на свою супругу Хилари Клинтон». Из СМИ

 Демократы США  в политике всегда придерживались планового хозяйства. Видимо, уже решено, что следующим кандидатом в президенты США станет эта дама. Писал о ней в одном из майских блогов  за этот год.

«Звезды Голливуда конкурируют за право сыграть Хиллари Клинтон в новом байопике . Звезды Голливуда Скарлетт Йоханссон и Риз Уизерспун пробуются на роль экс-госсекретаря и бывшей первой леди США Хиллари Родхэм Клинтон в биографическом фильме "Родхэм", сценарий которого написал входящий в моду молодой автор Йен Ир Ким.  Режиссер фильма Джеймс Понсолдт заявил в интервью газете: можно по-разному относиться к политической карьере Хиллари Клинтон, но не вызывает никаких сомнений ее выдающиеся интеллект и энергия. Сценарист, со своей стороны, сообщил журналистам, что в этой картине будет уделено много внимания истории любви Хиллари и Билла Клинтона, а также его сопернику, однако не стоит ожидать от него откровенной эротики в стиле "Пятидесяти оттенков серого". Пресса также отмечает, что фильм выйдет на экраны в 2016 году, когда состоятся президентские выборы, в ходе которых Хиллари Клинтон, финансирующая этот проект, будет бороться за пост главы Белого дома».
 Это что-то новенькое: политик сам финансирует проект фильма о себе любимом прямо к выборам. Не припомню такого случая в практике кинематографа. Помню, А.Сокуров снял фильм о Б.Ельцине, но то была документальная лента, а здесь при жизни этой дамы целое игровое кино. Сценарист обещает очередную историю любви. Надо думать, трогательную историю без скандала с Моники Левински, но кто без греха. Гораздо интересней образ будущей героини  фильма, как политика.
 Иона Голдберг в своей блистательной книге «Либеральный фашизм" пишет: «Привлекательность Хилари Клинтон объясняется не ее скучной и ничем не привлекательной личностью, а тем, что в ней, как в зеркале, отражается историческая преемственность современного либерализма… Уолдо Френк и Дж. Флинн были правы, заявляя о том, что американский фашизм будет отличаться  от своих европейских аналогов в силу своего аристократизма и респектабельности и Хилари Клинтон – реальное воплощение их пророчеств».
 В той же книге нашел объяснение откровенной симпатии четы Клинтонов к усопшему бандиту и вору Ясиру Арафату: «Влечение Хиллари к радикальным группам и фигурам, таким как «Черные пантеры… и, по мнению некоторых биографов, Ясиру Арафату, прекрасно согласуется с исторической слабостью либерализма к людям действия».
 О характере действий этого лауреата Нобелевской премии и бывшего члена Социалистического интернационала, хорошо знают в Израиле семьи погибших в терроре и искалеченных на всю жизнь людей. Голдберг, правда, оговаривается: «Современный либеральный проект, который представляет Хилари Клинтон, ни в коей мере не может считаться нацистским. Она не помышляет о поощрении этнического национализма, антисемитизма или захватнических войн… Либеральные фашисты не хотят подражать фашистам или коммунистам, но для них также характерно стремление к социальной справедливости и общности, как и мысль о том, что государство должно способствовать реализации этих целей. Одним словом коллективистов всех мастей объединяет  одно и тоже тоталитарное искушение…»
 Далее Иона Голберг прослеживает корни идеологии Клинтон и мы видим, что был у нее свой Карл Маркс – некто Майкл Лернер – демократ и раввин-консерватор. Голберг приводит цитату из главного труда этого господина «Новая социалистическая революция»: «Главной задачей революционного движения… является разрушение гегемонии  буржуазии и развитие радикального сознания у представителей всех кругов, заинтересованных в революционных изменениях». Голберг далее пишет: «Идеалом Лернера является израильский кибуц, где даже ощипывание кур имеет трансцендентный смысл для работника…Нацисты сформулировали это более точной фразой: «Работа делает вас свободными».»
 Проще говоря, то, что для Израиля вчерашний день (большая часть кибуцев давно уже превратилась в рыночные хозяйства) для «либерального фашизма» - будущее человечества. Левый Израиль тоже пропитан социалистическим, «киббуцным мировоззрением», отсюда и попытки уйти от реальности в поисках фальшивого мира с арабами территорий. Нынешние либералы, точно так же, как большевики и фашисты ставят идею, свои прописи, выше здравого смысла и фактов бытия. Тоталитарное мышление – всегда было врагом Израиля и евреев. История народа Торы, вся практика его самостояния, говорят о сопротивлении общим догмам, идущим от человека, о гибельности этих догм. Уверен, не только для Израиля, но и для всего мира. Социализм большевиков привел не только к войнам, нищете и бесправию подвластного населения, но и к чудовищной ассимиляции потомков Иакова, национал-социализм Гитлера завершился Аушвицем. Одна из целей современного либерального фашизма – ликвидация Израиля в том виде, в котором он существует, что на практике означает ликвидацию Еврейского государства вообще.
Как писал в 1924г. Вл. Жаботинский в статье 'Этика Железной Стены": 'Мы вообще... считаем своим долгом, как только заслышим 'Марсельезу', застыть навытяжку и кричать ура - хотя бы играл эту мелодию сам Аман и хотя бы в шарманке его при этом трещали еврейские кости. Это мы считаем политической моральностью'.

 В 2017 году Хилари Клинтон намечает стать президентом США, и она уже приступила к идеологической, пропагандистской работе во имя возможной победы на выборах. Уверен, если придет эта дама к власти, ждут всех нас еще более тяжелые времена, чем при ее муже, а затем и ставленнике – Бараке Обаме.  Кто сыграет Хилари будущем фильме еще неизвестно, но роль этой милой дамы в трагикомедии нашего бытия мне видится опасной и зловещей. Просто по той причине, что любой фашизм (либеральный, нацистский, большевицкий, исламский) - враг Израиля.

МАКС НОРДАУ - ВРАГ МОДЫ



 "Эмансипация евреев проистекала не из сознания серьезной несправедливости по отношению к этой расе, перенесшей ужасные страдание. Не готовность справить двухтысячелетюю несправедливость - стала поводом к этой эмансипации. Нет, это всего лишь вывод геометрически прямолинейного мышления французского рационализма 18-го века. Этот рационализм посредством одной лишь логики, не принимая во внимания живые чувства, создал принципы, несомненные, как математически аксиомы, и настоял на том, чтобы эти творения чистого разума действовали в реальном мире". 

 Эти слова написаны 100 лет назад Максом Нордау. Не знаю более мудрого и точного предвидения причин Катастрофы . Не знаю более верного анализа того, что происходит с народом Торы, в Израиле, сегодня. 
 Евреи Европы, современной Нордау, пали жертвой моды на "математические аксиомы" французского просвещения. Ныне Израиль и евреев  атакует прямолинейное мышление мировой либеральной мысли, естественного итога "рационализма 18-го века". 
 В детстве, как и сейчас, был я архивной крысой. К любой бумажке с изображением или текстом относился трепетно. Вот и эта открытка, с портретом седобородого старика попала ко мне очень давно.

  Часто ее разглядывал, спрашивал у взрослых, кто такой Макс Нордау? Мне отвечали невнятно. Мало того, первые буквы на иврите я увидел именно на этой открытке. Просил перевести, но и здесь мне не смогли помочь. 

 Я тогда не знал, что вина в этом и самого Макса Нордау, в "девичестве" Меира Симха Зюдфельда. Он, как и многие из нас, утратил свое подлинное имя, сделал попытку слиться с окружающей средой, принять нордический облик, но талант, совесть, человеческое достоинство заставили этого человека обратиться к своим корням, поверить в будущее своего народа. 
 Нордау по-немецки - "северная долина". Зюдфельд - "южное поле". Как символично. Очевиден поворот на 180 градусов, с севера на юг. Поворот этот и совершил Макс Нордау, хотя формально он так и не вернулся  к своей настоящей фамилии. 
 Макс Нордау был самым близким другом Теодора Герцля, вторым человеком в сионистском движении конца 19-го, начала 20-го века. Его блестящее наследие расходилось с левой по духу, общепринятой практикой реального сионизма. Думаю, только по этой причине не так много в Израиле улиц с именем этого человека, да и слышал о нем здесь не так часто, как Нордау того несомненно заслуживает. 
 Впрочем, и при жизни Нордау всегда находился в тени Герцля.


 Автор "Еврейского государства" был личностью блестящей, прирожденным вождем, обладал бесспорной харизмой. Он умел воздействовать на людей одним своим обликом, убеждать их и вести за собой. Герцль был умным и расчетливым политиком. 

 Нордау - просто мудрецом, кабинетным философом, человеком, как мне кажется, испытывающим даже отвращение к прилюдной деятельности. Свои знаменитые речи на Еврейских конгрессах он произносил, скорее всего, как лекции, хотя и имели они огромное значение, вызывали острейшую полемику. Полемику настолько горячую, что однажды в этого тихого человека, в Париже, на балу, выстрелил горячий, молодой еврей и серьезно ранил Нордау. 
 Спорили тогда евреи, само собой, не о методах противостояния террору Арафата, а о том, нужно ли основывать Еврейское государство в Уганде или нет. 
 Есть, как будто, исчерпывающе точная характеристика этих праотцов сионизма. Джоан Комэй пишет о лидерах сионистского движения так: "Нордау был старше Герцля на 11 лет, более знаменит и был более сильным оратором, однако он не соперничал с Герцлем за лидерство,... и принимал роль второго человека. Ему не хватало горячей убежденности Герцля, смелости мысли и действия,... умения вести за собой людей". 
 Здесь верно, как мне кажется все, кроме определения "смелость мысли". Мне кажется, что мысль Нордау была не просто смелой. Он мыслил отважно и честно, а потому, как и всякий мудрый человек, не мог побороть в себе сомнения в своей собственной правоте, и правоте Герцля, и видел, порой, глубоко скрытую в то время, неизбежность кризиса сионизма. 
 Подлинный ученый, он владел методом точного анализа динамики развития человеческих сообществ. И прекрасно понимал, что от идеальных, казалось, схем до реального их осуществления пролегает пропасть, именуемая ныне "человеческим фактором". 
 Проще говоря, Нордау не был убежден, что идеи сионизма не превратятся со временем, в ходе их реализации, в " прямолинейное мышление". Само собой, "нельзя вести за собой людей" без абсолютной веры, что ведешь ты их к достойной цели. 
 Но Макс Нордау пережил Герцля почти на 20 лет. Он ясно понимал, что динамика исторического процесса, построенная на неестественных ценностях, привитых элите мира французскими энциклопедистами, ведет к чудовищному взрыву ненависти, к прямому геноциду еврейского народа. 
 После Первой мировой войны Нордау сделал лихорадочную попытку организовать исход 600 тысяч евреев из Восточной Европы в Палестину. Доводы ученого отвергли, его план казался нереальным, и Нордау полностью отошел от политической деятельности. Он умер в 1923 году, прожив 74 года и похоронен а Тель-Авиве. 
 Но вернемся к живому Нордау, к его пророческому видению,  дерзкой  и мудрой мысли этого человека, начавшего свое возвращение в родной дом с ясного понимания всех несовершенств дома чужого. 
 " Из провозглашения прав человека строгая логика мужей Великой революции сделала вывод относительно эмансипации евреев, и в соответствии с законами логики был построен следующий силлогизм: каждый человек обладает определенными естественными правами; евреи - люди, поэтому евреи обладают естественными правами человека. Так во Франции было провозглашено равноправие евреев - не из братских чувств к ереям, а потому, что того требовала логика. Народное чувство, правда, противилось этому. но философия революции повелевала ставить ее принципы выше чувств... Евреи Западной Европы были освобождены не под внутренним нажимом, а из подражания политической моде эпохи". 
 Нордау прекрасно понимал, к чему может привести это "подражание". Ему довелось осознать к какому уродству привела большевиков в России "логика мужей Великой революции". Он знал, что жестоковыйный народ, принявший свою "моду" сорок веков назад рано или поздно станет жертвой творцов нового мира. 
 Но разве теперь Запад не декларирует те же, либеральные принципы? Разве эмансипация чернокожих в Америке не произошла по тому же " подражанию политической моде эпохи", без учета подлинных чувств белого населения США. Разве не руководствуются и наши и зарубежные "борцы за права палестинского народа" теми же безжизненными схемами, придуманными философами эпохи французских энциклопедистов и утопистов? Разве принцип, что идеи выше естественных чувств народа не легли в основу кровавых несчастий Италии, России, Германии? Где идеи, как раз, вызывали худшие чувства народов, но использовали  вожди тоталитарных режимов тот же принцип "принуждения у новой моде". 
 Нордау писал: "Подобно тому, как Франция революционной эпохи дала миру метрическую систему мер и весов, так же создала она и некую образцовую духовную мерку, которую прочие страны волей-неволей приняли за очевидный для всех показатель своего культурного состояния". 
 Нордау понимал всю искусственность, неестественность эмансипации евреев Европы. Один из толкователей Нордау точно отметил: "Формальная эмансипация, напечатанная на страницах сводов законов, находилась в противоречии с реальным народным сознанием по отношению к евреям, и так возникла напряженность, отражающая несоответствие между внешней, формальной нормой и реальным общественным сознанием". 
 Увы, и сегодня "реальное общественное сознание", проще говоря крепко укоренившаяся юдофобия бельгийцев, французов, голландцев и прочих, формирует современное отношение этих государств к Израилю, а не навязанная сверху либеральная мода. 
 Мы наблюдаем типичную реакцию на "внешнею, формальную норму" "реального общественного сознания". 
 Точно такая же реакция произошла в годы нацизма, когда "просвещенные и цивилизованные народы" дружно помогали Гитлеру в "окончательном решении еврейского вопроса". 
 Нардау понимал, что эмансипации евреев Европы и преждевременна и опасна. Он не спешил объявлять гетто вотчиной средневекового мракобесия. Он, человек в молодости далекий от иудаизма, все-таки был сыном раввина, в конце концов понял, что подлинная защита еврейского народа от агрессии среды лежит в его уникальной способности сохранять свое подлинное лицо. 
 Нордау прекрасно понимал всю сущность межумочности и относительности эмансипации. Он видел, что еврей, решивший уйти от своего еврейства не превращается в немца, француза или русского. Он просто становится никем, лишая самого себя естественной защиты своей среды, своих обычаев, своего Бога. 
 " Таково положение эмансипированного еврея в Западной Европе он отказался от еврейской самобытности, а прочие народы объявили ему, что их самобытности он не усвоил. Он отдаляется от представителей своей расы, ибо антисемитизм запятнал их даже в его глазах, а местное население отталкивает его... Он потерял свою родину, гетто, а страна, где он родился, отказывается быть ему родиной. Под его ногами нет почвы, он не принадлежит к какому бы то ни было обществу, в которое он мог бы войти как желанный и полнокровный гражданин... Национальная идея воспитала все народы на сознании собственной ценности, научила их рассматривать свои особые  качества как достоинства и поселила в их сердце мощное стремление к самостоятельности". 
 Удивительно, что, по сути, обретение государственной независимости стало для евреев не выходом из, так называемой национальной ограниченности, а возведением стен вокруг нового, невольного гетто, но и внутри этого образования, как и столетие назад, продолжается борьба тех, кто понимает спасительность национальной идеи и теми, кто упрямо продолжает идти по пути старой, гибельной для потомков Иакова либеральной моды. 
 Происходит это с тем же уродливым перекосом, что и много лет назад. Только тогда некоторые евреи стремились стать больше немцами или поляками, чем сами немцы и поляки. Теперь же они, граждане Израиля, вовсю стремятся показать, что они не евреи, а самые образцовые граждане мира. 
 Вот как писал о психологии подобных людей Нордау: "... они демонстрируют все более крикливый и подчеркнутый патриотизм, и так создается еще одна аномалия: эмансипированный еврей демонстрирует свою немецкую или венгерскую национальность в большей мере, чем его сосед-христианин, причем это выпячивание сопровождается отречением от участи и страданий евреев всех стран". 
 Создание государства Израиль привело к значительному укреплению и расширению еврейской общины, но вместе с тем в нем продолжились активные попытки известной части населения добиться новой эмансипации на основе прежних демократических и либеральных ценностей. 
 Убежден, что существование нашего государства во многом зависит не от злой или доброй воли соседей, а от нашей способности не разрушить, как это случилось в Европе века "просвещения", свое лицо, а остаться, вопреки отчаянным атакам либералов всего мира, за несокрушимыми стенами своего национального гетто. В противном случае, евреям не избежать новой, кровавой трагедии. 
 Видимо это прекрасно понимал вот этот седобородый, мудрый старик с открытки из моего эмансипированного детства.