Сегодня мы поговорим о долгожданном запуске «социального рейтинга» на просторах РФ. Пока в виде «платформы построения социального портрета “МЫ”» от Российского государственного социального университета (РГСУ), открытой «для каждого желающего». Разумеется, с сугубо «научной целью». Разумеется, «правительство либо другие госорганы власти участия в разработке не принимали и не являлись ее заказчиком» (будто кто-то ожидал иного от организации, возглавляемой членом Высшего совета партии «Единая Россия» Андреем Хазиным).
В определенном смысле колонка сегодня продолжает анализ нашего стремительного погружения в дистопию «1984 года», который мы предприняли в истории об Amazon и системе распознавания лиц.
У социального рейтинга, однако, есть важное отличие от систем распознавания лиц (СРЛ). В отношении СРЛ мы могли себе позволить либерально-лингвистическую акробатику на тему «дело не в инструменте, а в том, в чьих руках он находится» (ведь системы распознавания лиц используются не только для выслеживания инакомыслящих, но и для эффективной медицинской диагностики, ловли реальных преступников и т. д.). Социальный же рейтинг не оставляет ни дюйма для маневрирования, потому что его развитие — абсолютное зло, которое ведет человечество прямиком в цифровой концлагерь.
В отличие от СРЛ социальный рейтинг изначально задумывался как предельно рациональный инструмент властного фетиша и контроля над частными лицами и их имуществом.
Читателей, застрявших в стадии «не всё так однозначно» и испытывающих потребность в переубеждении, с чистой совестью отсылаю к обильным материалам, посвященным опыту внедрения социального рейтинга в Китае, которым, очевидно, вдохновляются и РФ, и прочие государства-единомышленники, задумавшие реализовать в XXI веке мечты Томаса Гоббса о «смертном боге» Левиафане. Можно почитать, например, вот это, это или это.
Соответственно, прозекцию «социальной платформы “МЫ”» предлагаю провести не на уровне дискуссии «хорошо или плохо», а — в силу априорной однозначности ответа — на уровне: «Как с социальным рейтингом можно бороться?»
Члено Высшего совета партии «Единая Россия» Андрей Хазин. Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ / Sipa USA / Vida Press
«Первое упоминание о платформе ”МЫ” появилось на сайте РГСУ в сентябре 2022 в совместном докладе первого проректора вуза Джомарта Алиева и декана факультета политических и социальных технологий Светланы Бородулиной». Дальнейшая эволюция инициативы хорошо отслеживается по статье «РГСУ тестирует систему социального рейтинга ”МЫ”», опубликованной на правильном портале «Ведомостей».
Для удобства слежения предлагаю читателям отправиться на страницу портала РГСУ, посвященную «МЫ», пробежаться самостоятельно по тексту и даже, чем черт не шутит, пройти тестирование. Благо, это не опасно, потому как еще анонимно. Стало быть, в текущей версии «платформы построения социального портрета» мы имеем дело еще не с социальным рейтингом, а с развлекательным онлайн-тестом, навскидку — простоватым и вполне безобидным.
Безобидный квиз превратится в социальный рейтинг в тот момент, когда исчезнет внутренняя анонимность (т. е. анонимность перед теми, кто осуществляет контроль за рейтингом), и собранные данные «об образовании, наличии детей и иждивенцев, источниках дохода, льготах, кредитной истории, судимости, наличии аккаунтов в соцсетях, участии в общественной жизни, государственных наградах, знании языков» (все это уже есть в анкете!) дополнятся исчерпывающим нудизмом «паспортных данных, СНИЛС, ИНН и телефона».
Насчет грядущей метаморфозы опросника в рейтинг не стоит строить иллюзий. Если верить упомянутой выше статье «Ведомостей», то на этапе внутреннего закрытого тестирования, который проходили «студенты и сотрудники университета», вся социальная обнаженка с привязкой собранных данных к конкретному имяреку исполнялась в обязательном порядке. Наверное, наивно предполагать, что после окончания пилота и передачи всех наработок тому, кому оно надо, расчетные алгоритмы финального социального рейтинга естественным образом дополнятся снилсами-телефонами.
После сбора ответов на 30 вопросов (те самые про образование, знание языков, уровень доходов, брачный статус, наличие иждивенцев, возраст и место проживания), «МЫ» выдает вам совершенно бессмысленный текст: «Вы поделились с нами своим семейным положением, которое имеет большое значение в вопросе реализации Ваших устремлений и надежд. И это нам кажется правильным, ведь именно семья дает силы и опору в нашей зачастую непростой жизни». И вот еще: «Нам важно, чтобы Вы и Ваша семья не боролись за каждодневное физическое выживание, не чувствовали себя обделенными тем, что должно соответствовать атрибутам нормальной жизни»...
Для повышения градуса научности (вернее, наукоподобия) бессмысленный текст дополняется не менее бессмысленным графиком. Вот как мой, например:
Социальный статус Сергея Голубицкого по версии платформы «Мы». Иллюстрация: MY WE.png
На самом деле график очень даже осмысленный, равно как полезна и собранная информация. Однако осмысленность возникает сугубо по ту сторону зеркала — в контексте совокупного массива данных, собранных и проанализированных демиургами «МЫ».
Если рассмотреть отписку по результатам тестирования под углом интенции, то результаты перестанут казаться бессмысленными и проявят себя как откровенно лживые, ибо преследуют единственную цель — исполнить социальное поглаживание. По крайней мере так это выглядит в моем случае (предлагаю читателям сравнить с собственными результатами): «Ваша социальная активность, наличие активных аккаунтов в социальных сетях, государственных наград, участие в общественной жизни говорят о Вас как о человеке, не безразличном к интересам общества и государства. Это очень важная часть Вашего социального капитала!» Этот поток сознания — реакция «МЫ» на мои ответы в анкете, что никаких государственных наград у меня никогда не было, а в жизни общества и государства я участия не принимаю. Правда, я признался, что у меня есть аккаунты в социальных сетях, но это, имхо, не повод шить мне дело про «социальный капитал».
Еще раз повторю: дурашливость теста и его результатов — лишь видимость с нашей стороны зеркала.
Всё, что нужно было получить от анонимного опроса, было получено и заняло свое скромное, но важное место в той базе данных, которая начала формироваться после публичного запуска проекта «МЫ».
Займемся теперь самым интересным — порталом проекта, на котором написано много красивых слов, подлинный смысл которых — то ли так было задумано, то ли по недосмотру — не должен ускользать от проницательного взгляда читателей.
Начну с общего впечатления. Одного взгляда на логотип и гордый капслок «МЫ» достаточно, чтобы понять: мы имеем дело с постмодернистским текстом. Причем сознательно постмодернистским, буквально в духе Умберто Эко: «Я думаю о постмодернистском отношении как об отношении мужчины, который любит высокообразованную женщину и знает, что не может ей сказать ”я люблю Вас безумно (madly)”, потому что он знает, что она знает (и она знает, что он знает), что такие слова уже были написаны Барбарой Кертланд. Однако у него есть выход. Он может сказать: ”Как бы выразилась Барбара Картланд, я люблю Вас безумно”. Таким образом, избежав ложной невинности и ясно дав понять, что уже не представляется возможности говорить невинно, он, тем не менее, передал все, что хотел сказать этой женщине: что он ее любит, но любит в эпоху потерянной невинности».
Всё в цитате Эко от первого до последнего слова — это про портал «МЫ» РГСУ, а главное, про выход российской государственной системы на ранее неведомый (и недосягаемый) уровень коммуникации с обществом!
Постмодернистский дискурс на портале «МЫ» начинается с самого «МЫ». Трудно предположить, что РГСУ допускает мысль, будто читатель не знает, значения того самого «МЫ». РГСУ всё прекрасно знает и понимает, а главное, знает, что мы тоже знаем, что они знают. Короче, все как у влюбленного юноши, придуманного Умберто Эко.
Для совсем уж заторможенных правильная газета «Ведомости» разжевывает в своей пояснительной статье: «Мы» — роман-антиутопия Евгения Замятина, написанный в 1920 г. Роман описывает жизнь общества победившего тоталитаризма, граждане которого утратили свою индивидуальность. Они не используют имена и фамилии и различаются лишь по присвоенным номерам. Все граждане также носят одинаковую униформу и живут в стеклянных домах, чтобы органы надзора могли наблюдать за ними в любое время. В СССР роман не печатался до 1988 г. как «идеологически враждебное» и «клеветническое» произведение».
Можете себе представить? Открытым текстом уже в самом названии предлагается коннотация проекта с самым грандиозным памфлетом, направленным на борьбу с тоталитаризмом. При этом речь идет о проекте «социального рейтинга», который является квинтэссенцией тоталитаризма и окончательного порабощения индивида государством.
В идеологической агитке, которую десятилетиями адаптируют тоталитарные государства (см. на Сев. Корею, Китай, Иран), невозможно одной рукой продвигать социальный рейтинг, а другой — камуфлировать его под одноименный роман Замятина. Зато в постмодернистском дискурсе такое проходит на ура. Обретает пикантность, изюминку, начинает играть всеми цветами (запрещенной) радуги.
Портал «МЫ» своим титулом с порога как бы начинает перемигиваться с продвинутыми посетителями: «Ну мы-то с вами понимаем». И добродушный смайлик.
А что, собственно, мы с вами понимаем? То, что весь текст на портале «МЫ» подчинен сверхзадаче: реабилитировать понятие «социального рейтинга» и лишить его негативных коннотаций, которые могли быть у посетителей до прихода на портал.
Реабилитация достигается рядом простых и эффектных способов.
Во-первых, при всяком удобном случае дискредитировавший себя «социальный рейтинг» заменяется на термины, лишенные потенциально негативных смыслов: «платформа построения социального портрета», «построй свой актуальный социальный портрет», «социальный скоринг», «ваш социальный статус».
Словосочетание «социальный рейтинг» используется только в чисто реабилитационных контекстах:
- «Цифры социального рейтинга никак не влияют на вашу жизнь, на доступность услуг или карьерную траекторию».
- «Пройти анкету можно анонимно, поэтому связать отдельную цифру социального рейтинга с конкретным человеком — абсолютно невыполнимая задача».
- «Если окажется так, что Ваш прогнозный уровень социального рейтинга будет ниже текущего, система готова предложить Вам варианты, как его улучшить»
- «Система может определить, насколько Ваш социальный рейтинг уникален. Если он окажется таковым, Вам будет присвоена звездочка уникальности. Исходя из нашего опыта, людей с таким рейтингом не более 5% всего населения».
Иными словами, пользователям транслируют позитивный нарратив: социальный рейтинг никак не скажется на их жизни, не нарушит анонимность, при этом позволяет демонстрировать окружающим собственную исключительность и легко исправляется, если что-то пошло не так.
Роман-антиутопия «Мы»
Все эти утверждения — ложь, противоречащая сути социального рейтинга как такового. Потому что социальный рейтинг создается именно для того, чтобы контролировать нашу жизнь. Потому что социальный рейтинг исправляется только в случае, если индивид будет беспрекословно подчиняться власти, ложиться под власть.
Поэтому «уникальность» социального рейтинга — это не «звездочка» исключительности (5% населения), а стигмат полного отказа от самостоятельного суждения в пользу догматов, навязанных государством.
И да, ни о какой анонимности в социальном рейтинге и речи быть не может.
Если кто-то решит, что я сгущаю краски, в статье «Система социального кредита» русскоязычной Вики приводится наглядный список «проступков», которые сегодня влекут за собой снижение социального рейтинга в действующих пилотных проектах Китая. Как тебе такое, Илон Маск:
- «неискренние извинения за совершенные преступления»,
- «распространение слухов и фейков в интернете»,
- «участие в протесте против властей и размещение антиправительственных сообщений в социальных сетях».
В «понижающем списке» есть еще много камуфлирующих положений, вроде «нарушения правил дорожного движения». Но эти положения никак не скрывают единственной задачи, ради которой вся эта безумно затратная хренотень с внедрением социального рейтинга затевалась: создание невыносимой жизни для тех граждан, которые в той или иной форме выражают несогласие с «линией партии», т. е. с государством. Это главное, остальное — белый шум.
О том, насколько невыносимой становится жизнь в ситуации, когда твой рейтинг в государстве снижается, можно почитать там же:
- запрет на работу в госучреждениях;
- отказ в соцобеспечении;
- особо тщательный досмотр на таможне;
- запрет на занятие руководящих должностей в пищевой и фармацевтической промышленности;
- отказ в авиабилетах и спальном месте в ночных поездах;
- отказ в местах в люксовых гостиницах и ресторанах;
- запрет на обучение детей в дорогих частных школах.
Главное здесь, дабы не было иллюзий: официально опубликованный правительством Китая в 2016-м список санкций гарантированно не соответствует всему спектру репрессий, ожидающих «провинившихся» перед Левиафаном! Развить фантазию по части изыска наказаний очень поможет перечитывание романов «Мы», «1984» и «О дивный новый мир».
Возвращаемся к постмодернистскому тексту на лендинг-странице проекта «МЫ». Выходит, портал сознательно вводит посетителей в заблуждение, выдавая злостный инструмент порабощения за невинный движок социальных лифтов и самосовершенствования? Разумеется, нет. Нужно избавляться от недооценки оппонентов. Портал «МЫ» в самом деле может сделать невинные глаза и укорить: «Какой социальный рейтинг? Где вы тут нашли рейтинг? Вы всего лишь проходите безобидное развлекательное тестирование!»
И будут правы! Ведь никакого социального рейтинга на портале «МЫ» и в самом деле нет. А есть... да-да, развлекательный квиз! Главная задача которого — подготовка правильного восприятия обществом того, что надвигается. А что надвигается?
Весь корпус знаний и данных, собранный почтенными учеными РГСУ, в должное время будет обобщен до готового алгоритма и рабочего инструмента и передан государству. В его нежных лапах развлекательный квиз, дополненный обязательным паровозиком из «паспортных данных, СНИЛС, ИНН и телефона», как по мановению волшебной палочки превратится из анонимного теста в полноценную рейтинговую систему. Со всеми полагающимися запретами, начиная с отсутствия права приобретения туалетной бумаги в общественных уборных при рейтинге ниже 550 баллов (кто не верит, может полюбоваться этим видеорепортажем с улиц китайского парадиза).
Так что же такое портал «МЫ»? Не более чем маркетинговая страничка! Вся лексика текстов, весь набор риторических приемов и простеньких психологических манипуляций (социальное поглаживание в формате «уникальной звездочки» как принадлежности к 5% избранных жителей планеты Земля), все направлено на выполнение ключевой задачи: сформировать позитивное представление в обществе о рейтинге как об инструменте социальных лифтов и расширения возможностей, а не как о совершенном механизме государственных репрессий.
Не хочу оставлять читателю даже шанса на сомнения. В конце концов, все люди субъективны, и анализ текста, особенно в исполнении профессионального филолога, может показаться произвольным и надуманным. Благо, технологии предоставляют сегодня «лирикам» широкий выбор инструментов анализа, которым полвека назад позавидовал бы любой «физик».
Взгляните на результат лексического анализа текста портала «МЫ», который я, не поленившись, скормил любимому инструменту Infranodus:
Лексикический анализ текстов с сайта платформы «Мы». Иллюстрация: Infranodus МЫ.png
Даже если вы не профессионал в семантике, вы непременно обратите внимание на слова, которые несут максимальную смысловую нагрузку на портале «МЫ»: социальный, захотеть, возможность, уникальный, бесплатный, абсолютный, анонимный, актуальный, готовый. Не сложно догадаться, что перед нами набор «маркетинговых» лексем, которые призваны сформировать позитивные коннотации, ощущения безопасности, безобидности, добровольной вовлеченности, потенциальной выгоды, соответствия модному тренду, которые, к тому же, дают шанс выделиться из безликой толпы окружающих.
Подводя итог, можно сказать, что РГСУ запустил отличный маркетинговый проект по реабилитации «социального рейтинга» и предварительной подготовке общества к грядущему «дивному новому миру». С чем и спешу поздравить товарищей ученых.
Теперь о защите и противостоянии. Как можно противостоять «социальному рейтингу», который на наших глазах превращается в палочку-выручалочку государства в борьбе за контроль и власть в эпоху тотальной дигитализации человеческих отношений?
Собственно, все ответы мы находим в историческом опыте. 200 лет назад человечество пыталось восстановить справедливость в формате луддитов — британских рабочих и пассионариев, которые пытались остановить промышленный прогресс разрушением станков и оборудования.
Мы знаем, чем закончилась та, английская, борьба, но мы также знаем, что из нее выросли все последующие теории и практики прямого действия. То есть сопротивления государству на улице и делами, а не в кабинетах и словами. Дальнейшие потрясения двух веков связаны именно с прямым действием, и, как показала практика, ни одно такое прямое действие в противостоянии общества и власти не увенчалось успехом.
Парадоксальным образом все социальные революции заканчивались сначала реакцией, а затем обратным перерождением в то, против чего изначально восставало общество. Иногда, правда, на руинах реставрации случались и эволюционные изменения, но только в том случае, когда правящие элиты эти изменения приветствовали.
Но позвольте: как же тогда уничтожались тирании и терпели крушение империи, если не в результате прямого действия?
Правда кажется обидной, однако рискну: тирании и империи убивали не революции. Тирании и империи всегда убивали себя сами.
Прямое действие могло ускорить процесс, могло, напротив, его замедлить. Однако этот процесс всегда был одинаков и назывался саморазрушением. Сначала в тираниях и империях зарождался дискурс о смерти, затем расцветал культ смерти, рождалась идеология смерти и, в конце концов, все благополучно завершалось кончиной самого «больного».
С учетом сказанного можно вернуться к главному вопросу: что общество может противопоставить государству, которое широким фронтом стремится внедрить «социальный рейтинг» ради достижения абсолютного контроля над подданными?
Мой вариант ответа: разговаривать на языке государства, играть на его поле, не мешать ему делать то, что оно и так уже полным ходом делает. По счастливому стечению обстоятельств (неужто голос «бессмертного» бога?) постмодернистский дискурс, который государство само добровольно выбрало, запускает механизмы саморазрушения, являясь первым его признаком.
Постмодернизм — самая действенная стадия осмеяния мифа, растворяющая патетику и пафос в самоиронии. Проекту «МЫ» кажется, что он нашел оригинальный способ наладить диалог с обществом, но в реальности избранный постмодернистский дискурс является ярким доказательством того, что миф уже умер. На этом этапе не нужно ничего никуда толкать, оно само обречено отсохнуть и отвалиться.
Самое оптимистичное в истории с «МЫ» — это универсальный характер процессов, который «социальный рейтинг имени Евгения Замятина» с таким энтузиазмом анонсирует. «МЫ» — это не про господина Хазина, не про РГСУ и даже не про РФ. «МЫ» — это констатация вырождения мирового мифа о Левиафане до стадии самоосмеяния и неизбежного последующего саморазрушения.
Комментариев нет:
Отправить комментарий