Недельная глава «Бемидбар». Лиминальное пространство
Книга, к чтению которой мы приступаем на этой неделе, по‑английски называется Numbers («Числа»). И совершенно ясно почему: она начинается с переписи, а ближе к концу книги народ пересчитывают вновь. В таком разрезе стержневая тема книги — демографическая ситуация.
Сыны Израиля (в начале книги они все еще находятся в пустыне Синай, но в финале подступают к порогу Земли обетованной) — теперь уже многочисленная нация, среди них набралось 600 тыс. мужчин, годных по возрасту к военной службе .
Однако в еврейской традиции эту книгу принято называть «Бемидбар» («В пустыне»), и это подводит нас к совершенно другой теме. На поверхностный взгляд все просто: для названия выбрали первое же приметное слово в первом стихе. Но труды двух антропологов, Арнольда ван Геннепа и Виктора Тэрнера, подсказывают более глубокое объяснение.
Оказывается, очень существенно то, что Израиль как нация сформировался в пустыне. Ведь именно там народ познал на своем опыте одну из самых революционных идей Торы: в идеальном обществе все люди равны по своему человеческому достоинству под верховной властью Б‑га.
В книге «Обряды перехода» Ван Геннеп утверждал: общества создают обряды, чтобы обозначить переход из некоего состояния в последующее (например, от детства к взрослости или от холостой жизни к супружеской). Такой обряд состоит из трех стадий. Первая — отделение, символический разрыв с прошлым. Третья — включение в сообщество, когда человек вступает в него повторно, уже с новой идентичностью. А между первой и третьей — ключевая стадия, переход, когда, распрощавшись с собой прежним, но не обретя еще будущего «я», человек претерпевает переплавку, перерождение, пересоздание .
Эту вторую стадию, когда находишься на нейтральной полосе между старым и новым, на ничейной земле, Ван Геннеп назвал «лиминальной» (от латинского «порог»). Очевидно, для Израиля таким лиминальным пространством, местом перехода от Египта к Земле обетованной, стала пустыня. Там Израиль рождается заново: это уже не группа беглых рабов, а «царство священников и святой народ». Пустыня, ничейная земля, где нет ни оседлого населения, ни крупных городов, ни установленного цивилизацией порядка, становится тем местом, где потомки Яакова, оставшись одни в обществе Б‑га, отбрасывают прежнюю идентичность и обретают новую.
Это истолкование помогает понять некоторые подробности книги Шмот. Обмазывание дверных косяков кровью (Шмот, 12:7) — элемент первой стадии, отделения, когда дверь, которую закрываешь за собой, расставаясь с прежней жизнью, имеет особое, символическое значение.
Похожую роль играет разделение вод Тростникового моря. Разделение целого надвое и прохождение кого‑то или чего‑то между этими частями — символический, театрализованный акт перехода. Так было в жизни Авраама в том сюжете (Берешит, 15:10–21), когда Б‑г поведал ему об изгнании и порабощении его потомков в будущем. Авраам разрубает туши животных и птиц, а Б‑г заставляет море расступиться, но именно прохождение между половинками знаменует смену фаз.
Обратите внимание, что обе судьбоносные встречи Яакова с Б‑гом также происходят в лиминальном пространстве — где‑то между родным домом Яакова и домом Лавана (Берешит, 28:10–22, 32:22–32).
Виктор Тэрнер дополнил теорию еще одним элементом. Он различает общество и то, что сам обозначает термином «коммунитас». Непременные атрибуты общества — структура и иерархия. Есть сильные мира сего, а есть бесправные. Есть социальные классы, касты, ранги, знаки отличия, различные градации социального статуса и почестей .
Тэрнер считал, что пребывание в лиминальном пространстве становится ярким опытом и преображает человека, потому что в пустыне не существует иерархий. Зато есть «пылкий дух товарищества и равноправие. Мирские различия, обусловленные рангом и социальным статусом, исчезают или гомогенизируются». Те, кого судьба забросила на ничейную землю, в условия пустыни, чувствуют, что их сплачивает «основополагающее и всеобщее людское содружество».
Итак, под «коммунитас» Тэрнер подразумевает редкостное, особое состояние, недолгий, но незабываемый период всеобщего равенства .
Теперь мы начинаем понимать значимость мидбара («пустыни») в духовно‑религиозной жизни Израиля. Именно в пустыне сыны Израиля ощутили с такой небывалой яркостью (которой впоследствии достигнуть им было нелегко) неопосредованную близость Б‑га. И это чувство сплотило их с Ним и между собой.
Именно это подразумевает Ошеа, описывая от имени Б‑га тот миг, когда у Израиля начнется, так сказать, второй медовый месяц: «А потому Я теперь приманю ее; Я поведу ее в пустыню и буду говорить с ней нежно… Там она ответит, как во дни юности своей, как в день ее исхода из Египта». «В тот день, — говорит Г‑сподь, — ты будешь называть Меня “Муж мой”; ты перестанешь называть Меня “Мой господин”» (Ошеа, 2:14–16).
Проясняется и смысл рассказа в начале «Бемидбар» о том, как двенадцать колен расположились станом, по три колена в ряд, с четырех сторон Шатра Встречи, на одинаковом расстоянии от святыни. Все колена были разные, но (за исключением левитов) все были равны между собой. Все ели одно и то же — ман, ниспосланный с небес. Все пили одно и то же — воду, извергнутую из скалы или взятую из колодца. Ни у кого еще не было собственных земель, ведь пустыня не принадлежит никому. Между сынами Израиля не случалось конфликтов по экономическим причинам или из‑за территорий.
Все описание стана в начале «Бемидбар», подчеркивающее тему равенства, полностью созвучно описанию «коммунитас» у Тэрнера: таково идеальное состояние, в которое люди впадают только в лиминальном пространстве, когда оставили позади прошлое (Египет) и пока не достигли пункта назначения (Земли Израиля). Они пока не приступили к строительству общества, а значит, все разновидности неравенства, порождаемые обществом, пока не возникли. В краткий текущий период они сплочены, их шатры образуют безупречный квадрат со Святилищем в центре.
Пронзительность, звучащая в книге Бемидбар, связана с тем фактом, что эта коммунитас недолговечна. Безмятежное настроение начала книги вскоре развеют ссора за ссорой, мятеж за мятежом — череда социальных потрясений, за которую целое поколение дорого поплатилось, лишившись шанса войти в страну.
Однако Бемидбар, как и книга Берешит, открывается картиной благословенного порядка. В Берешит это упорядоченность природы, а здесь — упорядоченность общества. В Берешит есть членение на шесть дней, а здесь — на двенадцать (2×6) колен. И всякий человек в Бемидбар, как и всякий вид живых существ в Берешит, занимает положенное ему по закону место, «каждый при своем знамени, со знаками своих отчих домов» (Берешит, 2:1).
Итак, пустыня была не просто территорией, а состоянием души, недолгим периодом солидарности на полпути между египетским рабством и социальным неравенством, возникшим впоследствии в Израиле. Пустыня — идеал, о котором никогда не забывали, даже если его больше не удалось отразить в полной мере в реальном пространстве и времени.
Иудаизм никогда не забывал картину гармонии в природе и обществе, обрисованную в начале книг Берешит и Бемидбар. Нам как бы говорят: былое можно восстановить, если мы послушаемся слов Б‑га.
Комментариев нет:
Отправить комментарий