среда, 26 июня 2024 г.

Видеть мир по-своему

 

Видеть мир по-своему

Евгения Гершкович 26 июня 2024
Поделиться67
 
Твитнуть
 
Поделиться

Летняя выставка для детей и взрослых в московском Еврейском музее и центре толерантности называется «В ожидании чуда» и рассказывает о Марке Шагале через ожившие картины, написанные им самим. Экспозиция открыта до 6 сентября.

«Деревня». Марк Шагал. 1977. Цветная литография. Коллекция Altmans Gallery

«Первое, что увидели мои глаза»

«Мой дорогой Шагал, ты хороший парень, но слишком много говоришь», — заметил однажды Маяковский. 

Шагал действительно дружил со словом. Чувствовал его, быть может, даже острее, чем живопись. 

Роман «Моя жизнь» написан им в 1922 году в Москве и посвящен родителям, жене, родному городу. 

Собственно, родной город — Витебск, Лиозно, дом на Песковатиках — художник всю жизнь и изображал. Кисть Шагала на протяжении его жизни менялась мало. Разве что от сдержанного колорита он переходил ко все более и более ярким оттенкам. 

На Шагала, несомненно, повлияли модернистские открытия начала XX века. И тем не менее он смог создать собственный неповторимый язык, а для европейского зрителя сделать понятным локальный мир еврейской идентичности — мир местечка. 

В мир головокружительной и очень «ароматной» прозы Шагала погружают зрителя кураторы проекта Ира Дворецкая и Мария Гадас. 

За основу взяты фрагменты текста «Моей жизни». Жанр выставки обозначен как путешествие с шестью остановками. 

«Чтобы полюбить Шагала, — писал Абрам Эфрос, — надо к нему приблизиться, а чтобы приблизиться, нужно пройти медленный и настойчивый искус проникновения сквозь его твердую оболочку» 

Первую остановку в этом приближении полагается сделать в той точке, где родился Мовше Хацкелевич Сегал, он же Марк Шагал, где проходило детство художника. 

В день его появления на свет, по рассказам родителей, на окраине Витебска, позади тюрьмы, вспыхнул пожар. Но главное, ребенок родился мертвым: «Не хотел жить. Этакий, вообразите, бледный комочек, не желающий жить. Как будто насмотрелся картин Шагала. Его кололи булавками, окунали в ведро с водой. И наконец он слабо мяукнул» 

За всем происходящим сверху с интересом наблюдают зеваки: картонные фигуры жителей местечка устроились на потолке… 

Экспозиция «В ожидании чуда» — это оживший текст и театральное действо, на которое благодаря художникам Алле Николаевой и Юрию Мелексетяну работают буквально все плоскости и поверхности. 

Немного тусклое пространство комнаты наполняют звуки колыбельной Ицика Мангера на идише: «На дороге стоит дерево». Специально для этой выставки известный художник-мультипликатор Лиза Скворцова создала фрагмент с качающейся колыбелью по мотивам знаменитого мультфильма «Колыбельные мира» (2008) студии «Метроном».

Повествование поддерживают живописные холсты, рисунки и печатная графика. 

Первая комната начинается с темперы Шагала «Рождество» (1978) из коллекции Шалвы Бреуса. Фоном этому единственному шагаловскому холсту на выставке служит чрезвычайно скромный интерьер: полка, часы, стол с семисвечником. Декорация бедного жилища еврейского семейства, молившего у Б-га дать чуточку счастья, цитирует ранние работы мастера. 

«Рождество». Марк Шагал. 1978

Помимо произведений самого Шагала, кураторы сочли возможным включить в проект значительный блок графических работ Натана Альтмана и Григория Ингера — художников, по-своему развивающих сюжеты Шагала, его ироничный и трагикомичный взгляд на окружающее. 

По циклу «Мое детство» Григория Ингера, родившегося в местечке близ Умани в 1910 году, можно судить, что детство его было не солнечным, но насыщенным событиями. Всюду, в том числе в листе «Курица на субботу» (1993) — он висит в первом зале, — художник изображает маленького мальчика с огромными черными глазами, большими ушами и немного крючковатым носом. Скорее всего, это автопортрет. 

 

«Что стоит человек, которому нет цены?

Шагал окрылял героев и возносил их над повседневностью. Согласно легенде, а возможно апокрифу, цыганка нагадала Шагалу, что тот умрет в полете. Художник, как известно, умер в одно мгновение, в лифте, поднимаясь на второй этаж в мастерскую. 

У Шагала летело все и вся — как косяк блестящих рыб под потолком во второй комнате, где идет рассказ об отце художника. 

Многие годы Хацкель Мордухович проработал грузчиком у торговца селедкой, жирного хозяина рыбной лавки. Дверь, ведущая в эту комнату, превращена в элемент декорации. 

«Он перетаскивал огромные бочки, и сердце мое трескалось, как ломкое турецкое печенье, при виде того, как он ворочает эту тяжесть или достает селедки из рассола закоченевшими руками» 

Блестящие чешуйки с вечно забрызганной селедочным рассолом одежды так и сыпались во все стороны. 

Рыбина с большим добрым глазом и даже рукой — такую фантазию Шагал бы только приветствовал — прикреплена на стене. Ее подвижные чешуйки зритель может шевелить сколько угодно. 

Глаза отца Шагала светились тихим серо-голубым светом, но он был суров и скуп на слова. Зато мать, Фейга-Ита Менделевна Чернина, имела дар слова: «большая редкость в бедном предместье». 

Быт местечкового существования передан иллюстрациями уроженца Винницы Натана Альтмана к рассказу Шолом-Алейхема «С ярмарки» (1948): «Дядя Пиня танцует», «Часы», «Коллектор», «Сирота Шмулик» из собрания Виктора Горбика. 

Из серии «Мое детство»«Курица на субботу». Григорий Ингер. 1993

Шолом-Алейхема, в том числе его повесть «Мальчик Мотл», иллюстрировал и Ингер. Книжная иллюстрация была неплохим способом заработка. 

Акварель Григория Ингера «Мы в Вене, или Я уверен, что все принимают нас за немцев» соседствует с его гуашами из цикла «Мое детство»: «Тетя Эстер» и «У забора».

 

«Мой грустный и веселый город»

Город, где рос Шагал, возникал даже в его работах, посвященных Парижу. 

И даже в росписи плафона парижской Гранд-опера (это был заказ Шагалу от министра культуры Франции Андре Мальро 1964 года) угадываются очертания знакомых домиков… 

«Плетни и крыши, срубы и заборы и все, что открывалось дальше, за ними, восхищало меня.

Цепочка домов и будок, окошки, ворота, куры, заколоченный заводик, церковь, пологий холм заброшенного кладбища. Все как на ладони, если глядеть из чердачного окошка, примостившись на полу» 

Алла Николаева и Юрий Мелексетян смастерили и поставили на невысокий подиум картонный городок Шагала — пространство, заполненное волшебством и узнаваемыми персонажами. 

Вот в окне поэт с перевернутой головой, вот на крыше скрипач, вот корова с зонтиком. Точно такая же, но без зонтика, на цветной литографии Шагала «Деревня» (1977) из коллекции Altmans Gallery. 

Кроме нее на стенах комнаты пара рисунков Натана Альтмана к рассказу «С ярмарки»: «Первая любовь», «Родной город» и совсем ранняя его работа «Старое кладбище».

 

«Такая печальная бормочет что-то. А может, улыбается в траву» 

Трогательно и даже с состраданием Шагал описывал кобылу, стоявшую рядом с ним с опущенной мордой. Вспоминал о жестоком убийстве коров, о шкурах, висящих точно распятые мученики. 

И хотя в романе «Моя жизнь» отдельной главы, посвященной животным, нет, достаточно всмотреться в работы художника, чтобы понять, сколь важен для него живой мир. 

Жители этого мира — курицы, петухи, коровы, лошади, рыбы — превратились на выставке в героев теневого театра, устроенного художниками проекта для маленьких зрителей. 

Иллюстрация к повести Шолом Алейхема «Мальчик Мотл» «Я и Минни». Григорий Ингер. 1978. Теневой театр

Театру аккомпанируют изображения животных и людей в пастелях Альтмана к рассказам Шолом-Алейхема «Заколдованный портной» и «Мафусаил», а также в иллюстрации «Я и Минни» Григория Ингера из «Мальчика Мотла». 

Шагал однажды признался, что для него как для художника «корова и женщина равнозначны — на картине они всего лишь элементы композиции. В живописи образы женщины и коровы различаются по пластике, но поэтическая ценность этих образов может быть одинаковой» 

 

«Подо мной Париж. Мой второй Витебск» 

Благодаря финансовой поддержке известного адвоката Максима Моисеевича Винавера в 1910 году Шагал оказался в Париже. Снял студию в сквере возле боен Вожирар. 

Какого размера была эта мастерская, неизвестно. Но попытка ее реконструкции, с небольшим мольбертом и шкафом, сделана в экспозиции нынешней выставки. 

«По воскресеньям». Марк Шагал. 1954. Цветная литография. Коллекция Altmans Gallery

Известно, что Шагалу в ту его первую поездку очень хотелось вернуться обратно в Россию. Все вокруг было чужим. «Только огромное расстояние, отделявшее мой родной город от Парижа, помешало мне сбежать домой тут же, через неделю или месяц. Я бы с радостью придумал какое-нибудь чрезвычайное событие, чтобы иметь предлог вернуться. Конец этим колебаниям положил Лувр» 

Год назад он познакомился с Беллой Розенфельд, дочерью зажиточного купца, занимавшегося торговлей ювелирными изделиями. Девушка была невероятно образованной и свободной для своего времени. Училась на Высших женских курсах Герье в Москве. 

В экспозиции, в импровизированной мастерской, присутствует портрет Беллы, которая в 1915 году станет Беллой Шагал. Она будет неизменно парить на его картинах, одетая в белое или черное, озаряя путь в искусстве. 

Для Шагала Белла всегда была ориентиром. Ее скоропостижная смерть в 1946 году после осложнений от гриппа заставила потрясенного художника на целый год оставить занятия живописью и все холсты в доме повернуть к стене… 

«Лев и десять заповедей». Марк Шагал. 1962. Цветная литография. Коллекция Altmans Gallery

Мы видим цветные литографии Шагала «По воскресеньям», «Мать и дитя у Эйфелевой башни» (1954), «Лев и десять заповедей» (1962). 

Дверь шкафа открывается, приглашая в тесное помещение парижского кафе: на выбор, La Rotonde или La Couple, где Шагал был завсегдатаем. 

 

Волшебство цирка

Шагал обожал акробатов, канатоходцев, клоунов. Они прочно обосновались в его мечтах — их размалеванные лица, пестрые костюмы. 

Художник, который до седых волос оставался ребенком, часто ходил в цирк. Он был близок ему своим колоритом и тем, как в цирке нарушались законы гравитации, как могло происходить то, что в обычной жизни невозможно. 

Финальная комната экспозиции в Еврейском музее — с гигантской фреской на тему цирка, имитацией цирковой гримерки с масками, которые можно примерить, — конечно, самая яркая. Равно как и ее апофеоз со взлетевшим от счастья городом — сбывшейся мечтой Шагала, который писал: «Я не хочу быть похожим на других, я хочу видеть мир по-своему».

Комментариев нет:

Отправить комментарий