Владимир Торчилин | Фильм «Предатели» и мысли по поводу…
Сейчас, когда идет оживленная полемика вокруг фильма «Предатели», я долго сдерживал в себе желание не вмешиваться, но не выдержал, и вот мои две копейки.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Я отношусь к числу тех (не знаю, многих или немногих) кому фильм в целом понравился и показался очень верным и полезным. Конечно, не без мелких огрехов, но у кого их нет! А так – хотя фильм о прошлом, он очень своевременен, поскольку если не понять ошибки и уроки прошлого, то и с будущим ничего хорошего не выйдет. И хотя говорится, что главный урок истории в том, что они никого и ничему не учит, но фактологию того, из чего выросло настоящее, знать, все же, очень полезно. Надо, правда, сказать, что фильм говорит только об одной составляющей трагедии – роли либералов и Ельцина в рождении путинизма, и не затрагивает другую не менее важную составляющую – роль ГБ. Но о том, как ГБ рвалась и в итоге прорвалась к власти (не без помощи все тех же либералов и Ельцина) подробно и доказательно писал Юрий Фельштинский, так что всех. интересующихся этим компонентом, могу отослать к его работам. А ведь действительно, вся пакость сегодняшнего дня началась тогда и, в общем-то, это было достаточно заметно и предсказуемо. Сошлюсь на собственный опыт. Сразу замечу – все, что я говорю – это мое личное мнение, базирующееся на моих личных впечатлениях и наблюдениях (хотя оснований полагать, что в других городах и весях было по-другому, у меня тоже нет).
Пара слов о критике фильма. Мне кажется, что, когда в качестве обвинения выдвигают молодой возраст и неувидение описанного в фильме своими глазами, это просто глупость от невозможности сказать что-то более серьезное. В конце концов, Карамзин не жил во времена Грозного, а Тарле живым свидетелем Французской революции не был, но никто не ставит под сомнение их право писать историю (кстати, в отличие от нынешней истории недоумка и недоучки Мединского, вполне здравую). А некоторые авторы, просто грубо поливающие Певчих грязью и откровенно хамящие – это классика из области «на воре шапка горит». Но это так, к слову.
Но вот ближе к концу 80-х, когда свобода слова стала буквально захлестывать (правда, я тогда еще четко сформулировал, что все происходящее с информацией – это всего лишь свобода высказаться, а вовсе не свобода слова, которая представляет собой систему с обязательной обратной связью) и как грибы начали расти всяческие объединения избирателей, московские группы и все такое прочее, со мной что-то случилось, и я, потеряв свой здоровый цинизм, с головой бросился в демократию. С учетом моего тогда довольно высокого научного статуса и умения хорошо излагать свои мысли как устно, так и письменно, я довольно быстро был допущен в некий круг более привилегированных демократов (в смысле, туда, где обсуждались и принимались некоторые решения и рекомендации). Конечно, это был не высший эшелон – таких людей как, скажем, Сахаров, я видел и слышал только с некоторого расстояния, но, все-таки, иногда находился с ними в одной комнате. А с, так сказать, вторым эшелоном – такими игроками как Афанасьев или Шейнис – я общался достаточно часто. Да, сразу хочу сказать, что даже хорошо (как я думаю) разобравшись во всей этой тусовке, я твердо считаю, что такие люди, как Сахаров, Ковалев, Новодворская и некоторые другие, отличались абсолютной порядочностью, и не их вина, что они ошибочно полагали и всех остальных участников движения такими же чистыми, как были сами.
А я понемногу начинал разбираться – благо многолетние занятия наукой приучили меня анализировать. И постепенно я увидел, что вся эта демократическая толпа четко делится на три группы. Во-первых, это были те, кто пришел за властью. Во-вторых, те, кто пришел за деньгами. И, наконец, в-третьих, некоторое количество временно, как теперь говорится, попутавших рамсы романтических идиотов вроде меня самого.
Каждая партия была по-своему интересна. У ищущих власти все уже было распределено и подготовлено. Никакие демократии им были не нужны и даром, и попытки еще кого-то пробиться в их руководящие ряды, то есть, поучаствовать в каких-нибудь выборах, попасть в руководство каких-то движений или организаций, жестко пресекались. Вот пример. Мой хороший знакомый из того же круга романтических идиотов принял самое активное (если не основное) участие в подготовке одной из предвыборных программ, но когда дело дошло до составления списка подписавших эту программу и рекомендованных кандидатами на какие-то то ли районные, то ли городские выборы, он своего имени там не нашел. Он ринулся за правдой к Афанасьеву, который достаточно грубо послал его, цинично заметив, что за помощь ему спасибо, но у них уже свои группы намечены и неча ему в их калашный ряд соваться, то есть с самого начала ни о какой свободной конкуренции в политике они и не помышляли. Так что именно тогда все и начиналось.
Полагаю, что и в экономике тоже было нечто похожие. Многочисленные молодые кооператоры, наполнявшие ряды борцов за демократию (в основном, работники комсомольских организаций), с полной откровенностью, полагая, что мы одна команда и, так сказать, одним миром мазаны, рассказывали о своих, прямо скажем, махинациях, главными из которых было обналичивание денег. Несколько раз доводилось видеть набитые наличкой спортивные сумки, с гордостью демонстрируемые как доказательство участия в рыночных преобразованиях (так что позднее ксероксная коробка Чубайса для меня чем-то новым не показалась). Многие из этих ребят позднее превратились в богачей, пусть и не самого первого ряда, но достаточно высоких. Кто-то (кто поумнее) потом перевел все деньги за границу и слинял туда сам, кто-то стал столпом официоза, кого-то пристрелили, кто-то сел. Но все они были одного поля ягоды. И, на мой взгляд, даже если кто-то потом отметился благотворительностью и оппозиционностью, ко всем из них равно применимы слова бессмертного Салтыкова-Щедрина: «Ежели человек, произведший в свою пользу отчуждение на сумму в несколько миллионов рублей, сделается впоследствии даже меценатом и построит мраморный палаццо, в котором сосредоточит все чудеса науки и искусства, то его все-таки нельзя назвать искусным общественным деятелем, а следует назвать только искусным мошенником.»
Повторяю – все, о чем я тут говорю, происходило в конце 80-х, когда все явления, о которых идет речь в фильме Певчих, были еще в зародыше, но они были и уже просматривались достаточно четко. И что откровенное жулье будет экономику делить и откровенные большевики (только что с противоположным знаком) будут делить власть становилось все яснее.
Интересно, как эта власть образовывалась. Через несколько месяцев после того, как я в очень грубой форме прекратил свое участие в демократических играх, у нас в квартире посреди ночи раздался телефонный звонок, и, когда я сонный снял трубку, знакомый голос одного из демократических лидеров как ни в чем ни бывало, извинился за ночной звонок и сказал мне буквально следующее:
– Мы тут сейчас сидим список российского правительства составляем, не мог бы ты сказать, кто больше подходит на роль министра здравоохранения?
И он назвал два имени – одного жуликоватого проходимистого профессора, которого никто из серьезный ученых и за коллегу не считал и гэбэшного генерала, руководившего в старом Минздраве отделом внешних сношений.
Я ответил, что им одинаково подойдут и жулик и гэбэшник и положил трубку. Больше меня не беспокоили. Ну, и чем это отличается от третьей серии «Предателей»?
Вспомнилось, кстати, что в самом начале 80-х на охоте наша команда встретилась в одном охотничьем домике с командой партработников высокого, но не самого высокого, уровня из Свердловска. Когда после удачной охоты мы все вместе сидели и выпивали, свердловские партработники развлекали нас восторженными рассказами о своем боссе (так я впервые услышал имя Ельцина). В рассказах они величали его кличками «Охотник» и «Шахматист». На наш наивный вопрос, правда ли, что у него имеются эти два увлечения, они, отсмеявшись, растолковали нам, что Охотник он потому, что двустволку делает, то есть может выпить две бутылки водки даже из горла, а Шахматист он потому, что все интриги против себя видит за десять шагов вперед и обезвреживает на самых ранних этапах. Тогда это как-то быстро забылось, но потом всплыло, и я часто вспоминал это его прозвище, когда наблюдал как лихо он превращается из члена самого высокого партийного руководства чуть ли не в революционера и, главное, в президента России. Может быть это только моя фантазия, но иногда мне казалось, что все его поступки тщательно продуманы, и в результате – блестяще разыгранная партия! Одно слово – Шахматист! А вот от двустволки его оттащить так и не удалось…
Забавно, кстати, как упомянутый мной необольшевизм российской либеральной номенклатуры проявлялся в самых неожиданных ситуациях. В феврале 1995 года в Гарварде выступал Собчак. Я других его выступлений не слышал, но в этом раз он, выражаясь по-современному, «нес такую пургу», да еще с массой географических, хронологических и исторических ошибок, что знакомые американцы были сильно удивлены, а мы вместе с бостонским журналистом и политологом Валерием Лебедевым написали для «Нового Русского Слова» резко критическую статью под названием «Агитпроп по г-ну Собчаку» об этом выступлении. Статья была напечатана, когда Собчак еще гостил в Америке, и попалась ему на глаза. Через пару дней мне позвонила тогдашняя редакторша «Нового Русского Слова» Людмила Шакова, на редкость разумная и приятная дама, и со смехом рассказала, что с ней разговаривал Собчак (я не припомню, то ли он пришел в редакцию, то ли позвонил) и устроил форменный скандал, требуя, чтобы нам с Лебедевым «отказали от дома» и больше не печатали, а то он этого так не оставит и будет жаловаться. Попытки Шаковой растолковать ему, как работает американская пресса, успеха не имели, и стороны расстались недовольные друг другом. Демократы, б…
А окончательную точку в моем взаимодействии с народившейся либерально-демократической общественностью поставил один эпизод, может, и не самый яркий, но, все-таки, дающий хорошее представление об уровне морали будущих лидеров. Я описал его в одной из своих повестей, герой которой, по имени Игорь, в общем и целом, смотрел на мир моими глазами. Прочтите эту историю ниже. Других комментарий не будет. А Певчих – спасибо!
«…окончательно игорев интерес к демократическому движению угас в результате события вполне банального, особенно, по тем бурным временам, когда за разнообразными солидными лозунгами все их произносители первым делом старались себя не обидеть, твердо полагая, что именно к этому и зовет их новая действительность. Ну, а если короче, то вскоре после первых проявлений своего политического зуда оказался Игорь вхож в демократические верха того района, где располагался их Институт. И вовсе не благодаря двум-трем своим вполне разумным выступлением на каких-то там районных сборищах Клуба Избирателей или, скажем, Демократической России – пламенных трибунов там хватало, а к существу говоримого все равно никто особенно не прислушивался. Как позднее сообразил Игорь, и новые лидеры были тогда уже как-то подобраны, и их будущие программы подготовлены, а вся якобы закладывающая основы новой жизни в стране политическая мутотень имела место только для того, чтобы не дать остыть разгоряченным первыми глотками свободы по-советски массам и, при нужде, использовать их энтузиазм себе на благо. Нет, просто в их районе Центр, в который входил их Институт, – а значит и сам Институт – был предприятием заметным и, как не без некоторого основания полагали заинтересованные лица, находившимся, под влиянием своего облагодетельствованного советским режимом начальства на позициях вполне, как тогда стало принятым это называть, красно-коричневых. Так что наличие представителя Института в разнообразных оппозиционных структурах призвано было продемонстрировать, как глубоко проникли демократические идеи даже в самую невосприимчивую к ним среду. Тем более, что Игорь был не просто рядовым представителем – мэнээсов в этой тусовке хватало – а профессором и завлабом, то есть человеком вполне заслуженным и даже почти номенклатурным. Как тут было им не попользоваться! Вот его и ввели в разнообразные координационные советы и организационные комитеты. Впрочем, все это Игорь разложил по полочкам значительно позже, а тогда кинулся в дискуссии, агитацию и пропаганду со всем пылом неофита, как ни высмеивала эту его активность собственная жена, в высшей степени скептически относившаяся к политическим фигурам как слева, так и справа, твердо полагая их всех дерьмом одного розлива. Ну да кто прислушивается к мнению женщин о политике! Вот и мотался Игорь с одной совершенно демократической встречи на другую, не менее демократическую, медленно, но верно приходя к пока еще отгоняемому от себя убеждению, что небольшой группе лиц, которая во всех этих советах и комитетах заправляла, а на собраниях, митингах и демонстрациях всегда была в первых рядах, являя собой, так сказать, районное, а иногда даже и городское лицо новых политических веяний, все эти веяния глубоко по фигу, а интересует их только решение каких-то своих дел и дел своей сплоченной команды. Так он, наконец, оказался на последнем в его политической истории собрании.
В тот раз речь шла о выдвижении кандидатов в народные депутаты самых разных уровней и о том, как организовывать предвыборную агитацию, чтобы избранниками народа стали исключительно лица с твердыми демократическими идеалами. Намечали кандидатуры, прикидывали, совет какого уровня – районный, городской или даже Верховный! – кому подходит, тасовали доверенных лиц, ну и все такое вполне стандартное прочее. Плавное течение процесса, в течение которого немногочисленная районная демократическая верхушка доступно объясняла туповатым демократическим массам, кого им надо выдвигать и за кого голосовать для их же собственного счастья, было нарушено вопросом какого-то совершенно оторванного от реальной жизни демократа:
– А скажите, – возопил он где-то в середине заседания, обращаясь к президиуму и перекрывая нормальный рабочий гул зала – Правду ли говорят, что по нашему району одним из кандидатов в Верховный Совет России будет нынешний секретарь МГК КПСС по строительству и промышленности, то есть самый что ни на есть замшелый ретроград и кагебешник, а вот в качестве его доверенных лиц за него будут агитировать сидящие в нашем президиуме…
Народ слегка ошалел и в зале установилось тяжелое молчание. На двух названных известных лиц озадаченно уставилась даже часть президиума, по-видимому, менее остальных знакомая с реалиями политического процесса. Первым нашелся привыкший работать с ершистыми студентами вузовский деятель.
– Послушайте, – внушительно проговорил он – не надо этой митинговой демагогии! Тут же собрались здравые люди. Как будто мы не знаем, что были разные номенклатурщики. Так сказать, чиновники и чиновники. Одни верой и правдой служили сталинщине и брежневщине, преследуя исключительно личные, я бы даже сказал – шкурные интересы, тогда как другие в меру своих сил и возможностей работали на благо народа и страны. Вот таким именно человеком и является этот секретарь МГК, у которого мы действительно предполагаем быть доверенными лицами и которого, кстати, выдвинул кандидатом коллектив очень даже демократической и прогрессивной московской газеты. Этот человек еще немало поработает на наше с вами общее благо. Так что в некоторых случаях номенклатурное коммунистическое прошлое не должно заслонять истинного человеческого лица! Диалектика, так сказать…
Собравшийся в зале народ на такую тонкую диалектику почему-то не клюнул. Или, даже если и клюнул, то далеко не весь, и возмущенные выкрики тех, кто не желал верить в существование хороших и порядочных секретарей МГК КРСС, наполнили зал. Кто-то кричал о гэбистском прошлом этого секретаря, кто-то приводил примеры его явно антидемократических поступков, кто-то требовал вообще проголосовать за удаление всех коммунистов из избирательных бюллетеней – в общем, ситуация грозила выйти из-под контроля. Тогда за дело взялся собравшийся с мыслями демократически настроенный театральный деятель.
– Ну подумайте сами, – своим задушевным и знакомым миллионам голосом доверительно произнес он – тут же простые человеческие соображения. Кто в наши дни станет голосовать за номенклатурщика, каким бы в душе прогрессистом и демократом он ни был? Сами понимаете – никто! Ну или почти никто. Соберет он своими силами даже при всем административном ресурсе полпроцента голосов, и все. И даже если мы с коллегой в лепешку расшибемся ради его поддержки – не поможет. Ну, дадут ему еще полпроцента. Все равно, даже до второго тура не дойдет. А за нашу поддержку он со всеми своими большими практическими связями мне обещал наконец в моем театре вращающуюся сцену наконец установить, а ему – театральный деятель кивнул в сторону деятеля вузовского – полный ремонт основного корпуса сделать, которого он уже десятый год добивается. Как откажешься! Хоть шерсти клок… Так что не беспокойтесь по пустякам – и волки будут сыты и овцы целы, как говорится у моего любимого Островского.
Чего там говаривал Островский – дело десятое, но такое практическое и жизненное разъяснение пришлось народу по сердцу куда больше, чем теория о хороших и плохих номенклатурщиках, так что зал понемногу затих и вернулся к текущим вопросам. А вот Игорь, отчетливо произнеся “Ну и говно!”, поднялся и вышел, чтобы никогда уже на эти сборища не возвращаться».
Комментариев нет:
Отправить комментарий