четверг, 15 февраля 2024 г.

Cпецифическая «неприспособленность к труду»

 

Cпецифическая «неприспособленность к труду»

Маршалл Салинз в «Экономике каменного века» так описывает первобытное изобилие охотников-собирателей, что нельзя не вспомнить того аборигена из анекдота, который поучающим его европейцам-отпускникам отвечает, что и так лежит под пальмой на пляже.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Photo copyright: pixabay.com

Не прошедшие через неолитическую революцию редкие племена, вроде бушменов и австралийских аборигенов, действительно ведь живут в природных условиях, где под каждый кустом, казалось бы – и стол, и дом. На самом деле автор (а он не только историк, но и антрополог, этнограф) отлично знает, что в буше не всегда комфортно быть догола раздетым, и двух-трёхдневная голодовка – почти норма в «диете» беспечных дикарей. Он их спрашивает, почему бы не сделать минимальные продуктовые запасы на случай неудачной охоты, но ответом ему – смешливое недоумение: как это, зачем? Бушмены не слышат в словах странного чужеземца подсказки (а они все странные: приезжают и пристают с вопросами) – чужеземцы всегда говорят какие-то несуразные глупости. А бушмен точно знает, что еды всегда хватит, если не сегодня, так завтра или послезавтра, и есть надо всю сразу. Хватит на всех, потому что численность племени традиционно регулируется инфантицидом и геронтоцидом. Да, вы правильно поняли: старым жить вредно, а до истечения трёх лет после последних родов рождаются «неправильные» дети.

Более продвинутые туземцы, к векам колонизации уже перешедшие к оседлому образу жизни и примитивному земледелию, удивляли колонизаторов специфической «неприспособленностью к труду». Их, живших в нищете и почти впроголодь, «белые господа» убеждали воспользоваться ростом цен на зерно, чтобы создать себе денежные и материальные запасы на будущий год. Те уже знали, что такое деньги, приобретали себе европейские товары, от одежды и предметов быта до орудий труда. Работали на своих делянках они отнюдь не от зари до зари, а по многолетним наблюдениям, от трёх до пяти часов в день, не более. Повышение цен на единственный свой рыночный товар их весьма обрадовало – они стали работать меньше и больше отдыхать. Зерна собрали ровно столько, чтобы выручить за него, как в прошлом году. А остальное, стало быть, не пригодилось.

На разных континентах, разные племена охотников-собирателей или с архаичным хозяйственным укладом демонстрировали антропологам-этнографам свою полную удовлетворённость «донеолитическим изобилием»: им хватало потребительского минимума, ради большего они работать не хотели – предпочитали увеличивать часы отдыха, буквального безделья или сна. Предложение сделать запасы некоторые оценивали как откровенно неприличное: запасать еду – значит, утаивать её от других! «Благородный дикарь» (прости, Жан-Жак!) на такое пойти не может, ему перед людьми неудобно. Лучше потом вместе поголодать.

Салинз писал эту свою книгу, когда представления высокоучёного сообщества о переходе к производительной экономике топтались вокруг возникновения государств из чего-то типа вождеств. Топтались, разумеется, в ближневосточных и китайских пространствах культурогенеза. Где, в общем, всё прекрасно складывалось: стратификация сообществ, выделение элит, города с храмами и дворцами, гигантские гидротехнические проекты, и вот это весь цивилизационный всплеск, включая роскошную письменность. Салинз, разумеется, всё это знал, со многим не соглашался, упирая на культурную специфичность экономической эволюции, но возникновение на ранних этапах «домашнего производства» институтов «бигменов» и «вождей» по-своему тоже описал. Правда, без логики перехода первых во вторые – не нашёл такой безусловной логики, в чём честно признался. Частично его взгляды в истории экономики и антропологии остались в уважительном разделе «проделана большая работа», но в учебниках мейнстрим не изменился: топчется по тем же площадям.

Хотя с последней трети прошлого века началось такое, что сначала слегка озадачивало, а теперь уже и вовсе ни в какие ворота. И тут стоит признаться, что, может, пока и правда рано подрывать разом все мейнстримные основы, потому что ворот, в которые сразу всё можно втулить, не просматривается. Керамику, пожалуй, уже развели с неолитом: она точно где-то раньше, где-то позже, это просто факт. Но что делать с тем, что в Мохенджо-Даро ни одно строение не подходит ни под храм, ни под дворец? Система каналов явно была. Торговля с Месопотамией и Египтом, по всему видно, тоже. Город, построенный в середине III тысячелетия до н.э. (!) по плану из стандартизованных обожженных кирпичей, с заранее проложенной канализацией из всех домов (!) есть, а признаков социального расслоения – ни одного. И ещё в сотне городов поменьше, с такой же регулярной прямоугольной планировкой, из таких же кирпичей – ни храмов, ни дворцов, ни домов и захоронений элитарного статуса. Кто здесь власть, спрашивается? Как они без неё всё это построили? Нет ответов.

Совсем тяжело стало с ответами, когда поглубже копнули Гёбекли-Тепе. И поняли, что неподалёку таких же чудес еще не меньше десятка – отовсюду посыпались, как из рога изобилия, умопомрачительные вопросы. К нашим далёким предкам, не то что письменности не знавшим, а… Как бы это поточнее выразиться, кем мы их себе представляли. Примерно, скажем, вот такими братьями по разуму, какими сегодня видим бушменов. Потому что – вот сейчас напрягите своё воображение: это было одиннадцатое тысячелетие до н.э. Мезолит ещё. У нас нынче от начала нашего летоисчисления 2024 год, а у них тогда был, от той же отметки, но в другую сторону, допустим – 12024. Точнее сказать пока трудно, но примерно к 10000 году до н.э. эти «бушмены», охотники-собиратели, не знающие ещё оседлого жилья, построили мегалитический комплекс диаметром около 300 метров. С монолитными каменными колоннами до 3 метров высотой. Для чего – не знаем. Почему – не знаем. Вот бы сейчас бушменов или австралийских аборигенов спросить, почему они ничего такого не строят. В свободное от собирания орехов и ловли муравьедов время, они же в среднем около трёх часов на это тратят – подсчитано и записано этнографами.

Но это ещё не всё: они потом этот объект засыпали и на нём построили новый, ещё покруче, но уже прямоугольный. С вырезанными на мегалитах (полтора десятка тонн и больше каждый) рисунками и пиктограммами. А ещё через две тысячи лет засыпали и его. Именно засыпали, землёй, сами, аккуратненько так. И утрамбовали сверху. И больше сюда не приходили. К этому времени, судя по археологии, они уже осели – тут же, неподалёку – и одомашнили, как минимум, дикую пшеницу.

У меня к бушменам, впрочем, вопросов нет. У антропологов есть – бушмены им отвечают, мол, не надо нам ничего. И вещей ваших никаких не надо, потому что носить с собой много хлама неудобно, тяжеловато. Надо только то, что в шкуру завернул, а жена на спину закинула и понесла. У мужчины в пути в руках копьё, а то вдруг антилопа.

Тут интересно то, что первостроители Гёбекли-Тепе по сути от нынешних бушменов ничем не отличались. Ни по образу жизни (в смысле добычи пропитания), ни, наверно, даже внешне. Но в их головах 12 тысяч лет назад что-то произошло. Именно тогда, а не позже. Именно у тех, что тогда блуждали в поисках корешков и живности по Ближнему Востоку. Других объяснений у меня нет.

Марина Шаповалова

Источник

Комментариев нет:

Отправить комментарий