Александр Меламед | Чешский дневник
Часть Четвертая.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Пять «между» уживаются в одной Праге. Между дикостью и цивилизацией. Между язычеством и христианством. Между суевериями и наукой. Между мистикой и реальностью. Между нелепостью и здравым смыслом.
Прага сумела упаковать в единый исторический чемодан противоречивые понятия, начиная с названий – города и реки. «Прага» родом из чешского слова Prag, порог. Здесь простиралась отмель, праматерь сначала одного, а затем и вереницы мостов. Но прежде чем появились деревянные, а затем каменные радуги над Влтавой, бытовал простой брод. Он перевоплощался. Из торговой тропы в добротную дорогу, а затем и ключевую трассу, связывая городское право- и левобережье, затем разные части государства, ну и наконец Запад и Восток.
Став европейским тезкой Великого шелкового пути.
Так вот однажды вдруг обретший слух известковый брус Карлова моста услышал возглас неведомого путешественника «Да это Пражская Венеция!», что в чешском варианте предстал как Pražské Benátky. Метод возведения здешних строений копировал венецианский: сначала в грунт вбивали дубовые сваи, на них строили фундамент, а затем верхнюю часть.
Обратите внимание, в Брюгге дома стоят не на/в воде, а украшают набережные, что добавляет оптимизма. Кстати сказать, родство Праги с Брюгге, по-моему, даже сильнее, чем с Венецией, строения которой, включая первые этажи, давно превратились в подводные. Сейчас вода неумолимо подбирается ко вторым. В любом случае, Венеции грозит через 10 лет стать почти непригодной для жизни.
Что объединяет три города, так это одно и то же впечатление: дома как бы растут из воды. «Вода забирает свое, некогда утерянное» – «В том числе и самого человека» – на такую перекличку туристов, побывавших в Венеции, я наткнулся в Интернете.
Завораживающая реальность, в которую охотно погружается уже пятнадцатое поколение пражан и их гостей, царит на берегах Влтавы. Ну и самой восхитительной части ею порожденной водной сети, включая речку Чертовку. Наиболее живописная местность — романтичный остров Кампа, омываемый Чертовкой с юга. «Строго говоря, это просто прихоть Влтавы. Чертовка – никакая не речка, а канал. Все то же русло, проторенное все той же дикой водой», считают те пражане, которые считают себя ну самыми главными знатоками вопроса. Возможно.
Этот очаровательный уголок Праги близ Карлова моста по старинке именуют так – Rybí ráj, рыбный рай. Здесь и по сию пору берега ощетиниваются удочками, и уловы порой весьма значительны и разнообразны, поскольку видов рыб не меньше дюжины. Да уж, хватает рыбаков на Строуге – такова девичья фамилия реки Чертовки.
Впрочем, что мельник, то имядаритель. Не вдруг же еще до середины XIX столетия Чертовку знали как Рожемберкский канал. Неизвестно точно, как величал ее тот, кто первым вознамерился установить здесь мельничные колеса. Но первое упоминание о здешних мельницах в хрониках бенедектинского монастыря Святого Георгия датировано 1393 годом. Говорят, вода к малостранским мельницам подведена была не то в XII, не то в XIII веке. Речка (или канал, кому как нравится) была природным шлагбаумом: так отделялась ремесленная часть Праги от деловой.
В давние времена в эпицентре народных промыслов начали создаваться династии плотников, гончаров, каменщиков. Кстати, до сих пор на острове Кампа устраивают выставки-ярмарки гончаров. В XV веке предприимчивый Вацлав Сова соорудил здесь не только мельницу, но и комплекс производств, построив шлифовальный цех, лесопилку, печь для обжига извести, а также небольшую ферму, включавшую фруктовый сад и огород. Собственно, Кампа и прежде представлял зеленый массив, но неухоженный.
Но вот на смену ремесленничеству пришла эра индустриализации, и хозяйство Вацлава Совы пришло в запустение. Относительно недавно еще можно было видеть его следы.
И словно в противовес руинам – Лихтенштейнский дворец. Меж руин и ренессанса. И там и тут своя романтика, такой уж он, Кампа.
Изначально городские власти распорядились так: вода Чертовки снабдит водой и мастерские, и приведет в действие мельницы. Было их, этих колес, в эпоху ремесленного процветания около десятка, сейчас осталось три.
Но только одно из них, самое примечательное. Именно его облюбовал чешский скульптор Йозеф Нелепа, определив при лопастях бронзового смотрителя – водяного по имени Kabourek.
Kabourek – хранитель в квадрате: не только мельничного колеса, но и почитаемого ремесла. Стратегический пост, на котором стоит брат влтавских русалок, достаточно страшненький, как и любая нечисть, все же не позволяет причислять его к отрицательным персонам. Однако иные гиды, чтобы расцветить рассказ, сыплют подробностями не для слабонервных. Пражский водяной, говорят некоторые местные вергилии, существо малоприятное. Что день, то едва ли не до смерти припугнет зазевавшегося путника своими вытаращенными очами да и утаскивает их под воду; затем, дескать, и фонарик на лбу ему надобен. Ну а погубленными душами набивает склянки, стоящие на самом дне, в его кухне. И сколько же там этих склянок!.. Не перечесть.
Не слушайте ужасные байки. Как раз напротив, своим фонариком на лбу и вытаращенными глазами Kabourek предупреждает недоброжелателей: не удастся вам никакая каверза. А, бают, водяной очень даже покладистый. Обожает вино и красивых девушек. И тем и другим богат ресторанчик – он аккурат напротив колеса мельницы, которая известна как Велкопржеворская.
Стена ресторанчика «Чертовка» увенчана светофором: он нужен для того, чтобы прошествовать по череде ступеней. «Это у нас самая узкая в Праге улица», говорят гиды, вместе с экскурсантами выстраиваясь в очередь, чтобы спуститься. Ну это же так здорово – под зеленый свет попасть в проем меньше метра шириной.
Мудрые чешские гиды откровенно разводят народ. Они отлично знают, что самая узкая улица в Праге называется «Улица «У Золотого Тигра», а она у Староместской площади, вон аж где, из ресторана «Чертовка» не видать.
Идет время. Крутится мельничное колесо. Уже не по прямому назначению, а по инерции, колорита ради: пусть дивится люд, вспоминают, что , как ни крути, Чертовка – великая работяга.
Поскольку Kabourek днем и ночью присматривает за колесом, то взвалил на себя заботы хранителя легенд. В том числе – историй о происхождении названия реки. А это на целый том. Предлагаю краткий обзор версий и ответ, наиболее близкий к правде.
Версия первая. Чертовка – так именовали коварную прачку, которая проживала в доме на реке. В принципе, учитывая венецианский стиль иных здешних строений, допускается, что белье она стирала едва ли не окна собственного жилища.
Но это все же – одна из острот, которая отпускалась в ее адрес. Высмеивал ее окрестных люд не случайно. Уж очень была сварливая тетка. Личность примечательная. «Ум у бабы догадлив, На всякие хитрости повадлив», как говорилось у Пушкина. Словом, как Путин – гадила по мере возможностей всем, кому можно, прежде всего соседей перессорила. Обид на стиральщицу накопилось столько, что решили средневековые, говоря современным языком, тинейджеры отомстить ей серией граффити. Семерых чертей нарисовали ей на стенах дома, а ее обитательницу прозвали Чертовкой. Так имя прачки вкупе с дизайном ее дома невольно отразилось на реке, до того времени слывшей безымянной.
Версия вторая. Сюда, к Чертовке, приносили белье женщины из разных уголков Праги. Даже адрес указывают: Maltézské náměstí, Мальтийская площадь, дом под №476. Здесь жила Алоизия Немцова. Белье стирала – не придерешься. Но скандалистка была, особенно в момент расчета за работу, непревзойденной. Поэтому пражане называли ее обитель домом «У трех чертей». Так и говорили: «С утра пойду к трем чертям. Тебе не нужно ничего постирать? Если согласна, пойдем вместе, а то мне одной страшновато к Немцовой наведываться».
Версия третья. В ходу и сказ о здешней мельничихе, от которой доставалось всем. И окрестным товаркам, и мужу. И прозвище Чертовка воспринимала как комплимент, по-путински рассуждая: боятся – значит уважают, значит всех в страхе держать надо. Однажды мельничиха попросила местного живописца создать свой портрет, а он взял да и нарисовал её в виде мельницы с хоровом о семи чертях. С тех пор и само сооружение прозвали Чертовым, и реку — Чертовкой. Все бы так и катилось, да только в один прекрасный – вот уж точно прекрасный! – мельничиха Чертовка исчезла.
Версия четвертая. Если эти легенды, возможно, и отражают какие-то реалии, то есть и откровенная запредельщина. Якобы размечталась однажды дочь мельника – вот бы попасть на королевский бал, но дальше ворот ее не пустили. Кто-то из подруг подсказал ей: а ты продай душу Люциферу, он все и устроит. Девушка недолго колебалась. Но сделка с князем тьмы состоялась. Где и при чьем посредстве, неизвестно. Девушка ушла на бал, да так домой и не вернулась. Вот мельницу и назвали чертовой, а заодно и речку.
Иными словами, раскидистые ветви мифов породил скромный росточек вполне себе заурядного факта.
При этом речка не всегда была такой же строптивой, как пани Немцова. Иначе не водились бы здесь лебединые семьи. Глядя на здешних белоперых птиц, снующих по глади Чертовки по соседству с туристическими судёнышками (ну как не вспомнить Брюгге и Венецию), никто не может заподозрить в мирном течении воды ни строптивую прачку, ни хозяйку отеля, ни сварливую мельничиху. Между тем, говорят, были времена, когда вода, попадая в узкое русло из Влтавы, и впрямь неслась настолько стремительно, что пражане не удерживались от вопля «Чертовка!» Это – еще одна версия о происхождении речного имени. Возможно, самая реалистичная. По известному принципу: как вы речку назовете, так она и потечет.
Так или иначе, Малую Страну и романтичный остров Кампа разделяет Чертовка – водная преграда протяженностью то ли 750, то ли 800, то ли 940 метров, то ли под километр. Версий столько же, сколько по происхождению имени речки/канала. Поэтому какую ни скажешь, турист любую цифру пересчитает по-своему: от Карлова моста в десяти или пятнадцати минутах неспешного хода. Так ведь не ходится обычным-то шагом при здешней красоте.
По-венециански (или по-брюггски) прижались друг к другу красавцы-дома.
Говорят, кто-то из туристов из одной, по его мнению, мировой державы, не выдержав напора чувств, грянул, завидев эдакую лепоту, чешский экспромт известной песни: «Вдоль да по речке, вдоль да по Чертовке белый лебедень плывет!»
Это лебеди в Брюгге. Их белоперые собратья в Праге точно так же кучкуются на воде и на берегах, но не каналов, а просторной Влтавы. В том числе и под мостом, на котором высится памятник Яну Непомуку. О нем и его соседях по Карловому мосту – в следующем очерке из цикла «Чешская тетрадь».
Фото автора. Использованы материалы фейсбучной страницы Katia Margolis; сайтов tourout.ru; allcantrip.ru; altermama.ru; nmiddle.livejournal.com; ruski.radio.cz; museumkampa.cz; скриншот с веб-камеры онлайн у музея Сметаны
После окончания факультета журналистика ТашГУ работал в ряде республиканских газет, журналов, редакций Узбекского радио.
Комментариев нет:
Отправить комментарий