Любовь должна иметь разумные пределы. Недельная глава «Ки‑теце»
В нашей недельной главе изложено множество законов, но один из них особенно интересен. Он гласит: «Если у человека две жены, одна любимая, а другая нелюбимая [“сенуа”, буквально “ненавистная”] и обе — и любимая, и нелюбимая — родили ему сыновей, а первенец был от нелюбимой, то в день, когда он будет завещать сыновьям свое имущество, он не может предпочесть сына от любимой [жены] первенцу — сыну от нелюбимой. Он должен признать первородство за сыном от нелюбимой жены и дать ему двойную долю из всего, что у него имеется, поскольку [этот сын] — начало его силы, за ним право первородства» (Дварим, 21:15–17).
Этот закон имеет огромный смысл. В библейском Израиле первенец имел право наследовать двойную долю отцовского имущества . Закон сообщает нам, что от усмотрения отца тут ничего не зависит. Отец не вправе своим решением отнять эту привилегию у одного из сыновей и передать другому, а в частности таким образом предпочесть сына любимой жены, если его первенец — сын другой жены.
Все три закона, изложенные в начале недельной главы (закон о женщине, взятой в плен на войне, вышеприведенный закон о правах первенца, а также закон о «буйном и непокорном сыне») касаются неладов в семье. По словам мудрецов, порядок, в котором даны эти законы, должен намекнуть людям: тот, кто берет в жены пленницу, пострадает от раздоров в своем доме, и в результате у него будет сын‑преступник .
В иудаизме супружество считается фундаментом общества. Раздоры в семье порождают раздоры в остальных общественных сферах. Пока все кристально ясно.
Необычайно другое: этот закон, кажется, входит в противоречие с одним из важнейших повествований в Торе, а именно с историей Яакова и его двух жен, Леи и Рахели. Собственно, Тора выбирает такие слова, чтобы провести между этими двумя отрывками неоспоримые вербальные параллели. Во‑первых, в них употреблена пара антонимов: «аува/сенуа» — «любимая/нелюбимая (ненавистная)». Так Тора характеризует Рахель и Лею.
Давайте вспомним контекст. Сбежав из дома к своему дяде Лавану, Яаков с первого взгляда влюбился в Рахель и семь лет работал, чтобы получить ее в жены. Однако в вечер свадьбы Лаван подменил Рахель на свою старшую дочь Лею. Когда Яаков пожаловался — «зачем ты обманул меня?» — Лаван ответил с сознательной иронией: «В наших краях не принято выдавать младшую [замуж] раньше, чем старшую» . После этого Яаков согласился работать за Рахель еще семь лет. Вторая свадьба состоялась всего через неделю после первой. Ниже читаем: «[Яаков] вошел также и к Рахели. Рахель он полюбил больше, чем Лею, и служил у [Лавана] еще семь лет <…> Увидел Г‑сподь, что Лея нелюбима [сенуа], и сделал ее чрево плодоносным. А Рахель оставалась бесплодной» (Берешит, 29:30–31).
Лея дала своему первенцу имя Реувен, но ее обида на мужа за то, что он любил ее меньше, чем Рахель, не утихала, и о рождении второго сына Рахели мы читаем: «Она снова забеременела и родила сына. “Услышал Г‑сподь, что я ненавистна [сенуа], — сказала она, — и даровал мне еще и этого [сына]!” И дала ему имя Шимон» (Берешит, 29:33).
Слово «сенуа» встречается в Торе шесть раз: два раза в вышеприведенном отрывке о Лее и еще четыре раза — в нашей недельной главе в связи с законом о правах первенцев.
Однако между этими местами Торы есть и более прочная связь. Необычное выражение «начало его [своего отца] силы» встречается в Торе лишь два раза: здесь («поскольку [этот сын] — начало его силы») и по отношению к Реувену, первенцу Леи: «Реувен, ты мой первенец, моя мощь и начало моей силы, первый по положению и первый по власти» (Берешит, 49:3).
Благодаря этим параллелям в содержании и языке отрывков внимательный читатель не преминет обнаружить: в законе, который изложен в нашей главе, слышится ретроспективный комментарий об обхождении Яакова с его сыновьями. Но у нас есть ошущение, что Яаков обошелся с ними вопреки требованиям закона, изложенного здесь. И действительно, Яаков отнял право первородства у Реувена (тот был законный первенец Яакова, сын Леи — той из жен, которую Яаков любил меньше) и передал его Йосефу, первенцу любимой жены Рахели. Вот что Яаков сказал Йосефу: «Два сына, родившиеся у тебя в земле египетской до моего прихода к тебе в Египет, — будут [считаться] моими. Эфраим и Менаше будут моими наравне с Реувеном и Шимоном» (Берешит, 48:5).
Реувен должен был получить двойную долю в наследстве, но она досталась не ему, а Йосефу. Яаков признал за каждым из двух сыновей Йосефа право на полную долю в наследстве. Так Эфраим и Менаше стали полноправными коленами. Иначе говоря, мы, по всей видимости, натолкнулись на противоречие между Дварим и Берешит.
Как нам распутать эту загадку? Хотя раввинистический принцип гласит, что праотцы соблюдали всю Тору еще до ее дарования, в действительности это описывало ситуацию лишь приблизительно. Не все законы, действовавшие до заключения завета на Синае, в точности совпадали с законами, действовавшими после его заключения. Например, Рамбан отмечает: в истории Йеуды и Тамар описана несколько иная форма левиратного брака, чем форма, предписанная в Дварим .
В любом случае это не единственное противоречие между Берешит и более поздним законом. Есть и другие, не в последнюю очередь факт женитьбы Яакова на двух сестрах (в Ваикра, 18:18 содержится категорический запрет таких браков). Решение Рамбана — изящное, вытекающее из его радикального взгляда на связь между еврейским законом и Землей Израиля, — гласит, что праотцы соблюдали Тору только тогда, когда жили в Израиле в строгом смысле слова . Яаков женился на Лее и Рахели за пределами Израиля, в доме Лавана в Харане (территория современной Турции).
Совершенно иное объяснение дает Абарбанель. Яаков лишил Реувена двойной доли наследства и передал ее Йосефу потому, что так ему повелел Б‑г. Следовательно, в Дварим закон сформулирован, чтобы прояснить: случай Йосефа — не прецедент, а исключение.
Овадья Сфорно предполагает, что запрет, изложенный в Дварим, применим только к случаям, когда отец пытается передать право первородства из‑за того, что предпочитает одну жену другой. Запрет неприменим, когда первенец виновен в грехе, наказуемом утратой законных привилегий. Именно это имел в виду Яаков, когда на смертном одре сказал Реувену: «Безудержный, словно вода, ты не будешь иметь преимущества, ибо ты взошел на ложе отца, осквернил восходящего на эту постель» (Берешит, 49:4). Об этом сказано в Диврей а‑ямим: «Реувена, первенца <…> ибо первенец он, но когда осквернил он ложе отца своего, отдано было первенство его сыновьям Йосефа, сына Израиля» (Диврей а‑ямим I, 5:1).
Однако не исключено, что есть и иное объяснение. Тора уникальна тем, что является книгой и о законе («закон» — основное значение слова «Тора»), и об истории. В других культурах это два разных жанра. Существует закон, отвечающий на вопрос: «Что нам позволено делать, а что не позволено». И существует история, отвечающая на вопрос: «Что произошло». Никакой очевидной связи между ними нет.
А в иудаизме связь есть. Во многих случаях, особенно в мишпате — гражданском праве, устанавливается связь между юриспруденцией и историей, между тем, что мы должны делать и чего не должны, с одной стороны, и тем, что произошло когда‑то . Например, в библейском законе многое обусловлено мытарствами сынов Израиля в египетском рабстве. Закон как бы говорит людям: вот от чего страдали наши предки в Египте, поэтому не берите пример с египтян. Не притесняйте своих работников. Не обращайте людей из народа Израиля в пожизненное рабство. Не лишайте своих слуг или наемных работников еженедельного дня отдыха. И так далее.
Таковы некоторые, хоть и не все, библейские законы. Они выражают истину, извлеченную из жизненного опыта, принципы справедливости, постепенно сложившиеся благодаря урокам истории. Тора берет прошлое и делает из него руководство о поведении в будущем: часто прошлые события служат положительным примером, но иногда — негативным. Берешит сообщает нам, что подобное отношение Яакова к женам и сыновьям — то, что он предпочитал Рахель Лее, а Йосефа, первенца Рахели, Реувену, первенцу Леи, — стало одной из причин затяжных семейных раздоров. Все это едва не привело к убийству Йосефа его братьями — и привело к тому, что братья продали Йосефа в рабство. По словам Ибн‑Эзры, обида потомков Реувена не утихала в нескольких поколениях и побудила Датана и Авирама (оба они были из колена Реувена) сыграть ключевую роль в мятеже Кораха .
Яаков же вел себя так, потому что в этом выражалась его любовь. Его чувство к Рахели пересилило все остальные чувства, как и его привязанность к Йосефу, старшему сыну Рахели.
В иудаизме любовь занимает центральное место: не только любовь между мужем и женой, родителем и ребенком, но и любовь к Б‑гу, к ближнему и к чужестранцу. Впрочем, одной любви недостаточно. Необходимы также справедливость и беспристрастное применение закона. Люди должны чувствовать, что закон на стороне справедливости. Невозможно построить общество на одной любви. Любовь объединяет, но она же и разобщает. Она создает ситуации, когда те, кого любят меньше, считают, что ими пренебрегают, они чувствуют себя брошенными, «ненавистными». Любовь может провоцировать раздоры и зависть, толкать в водоворот насилия и мести.
Именно об этом говорит нам Тора, когда путем словесных ассоциаций устанавливает параллели между законом, изложенным в нашей недельной главе, и историей Яакова и его сыновей в Берешит. Тора учит, что закон не произволен. Закон укоренен в историческом опыте. Закон как таковой — это тикун, способ исправить неверные шаги, допущенные в прошлом. Мы должны научиться любить. Но мы также должны знать, что любовь обязана иметь разумные пределы. А закон, понимаемый как справедливость, очень важен и в семье, и в обществе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий