СУДЕБНАЯ РЕФОРМА правого лагеря

    Фото из ФБ

 Петр Люкимсон

 

СУДЕБНАЯ РЕФОРМА

правого лагеря

 

  Следует признать, что, когда противники реформы говорят, что она представляет судебный переворот, они говорят правду. Чтобы понять, почему речь идет именно о перевороте, стоит провести сравнение между собой решений израильских судов по схожим делам.

  Возьмем, к примеру, 1995 год. Моше Фейглин с группой своих сторонников в знак протеста против Норвежских соглашений ненадолго перекрывает перекресток Врадим. Его арестовывают, и в тот же день против него сначала выдвигают обвинительное заключение (хотя по закону это может быть сделано не ранее, чем через сутки после ареста), а затем в тот же день суд приговаривает его к условному заключению и штрафу в 10 000 шекелей (хотя опять-таки по закону суд должен провести, как минимум два заседания). Фейглин подает апелляцию, но его посылают по всем известному адресу.

 

Затем, после убийства Ицхака Рабина, его снова арестовывают, на этот раз по обвинению в призывах к гражданскому неповиновению и приговаривают к 18 месяцам заключения, из которых 6 месяцев он проводит в тюрьме, 6 – на общественных работах и 6 получает условно.

 

А теперь вспомните, кто из тех, кто участвовал в последнее время в перекрытии дорог был приговорен хоть к какому-то заключению и выплате штрафа? Вспомните и то, сколько раз и от кого именно мы слышали в последние месяцы призывы к гражданскому неповиновению, а затем назовите того, кто провел за подобные призывы в тюрьме хотя бы сутки.

  

А теперь вспомним то, что в 2006 году входящий в высшие круги израильского общества известный адвокат Авигдор Клагсбальд, двигаясь на красный свет на повышенной скорости, врезался в стоящую впереди машину, в которой находились 25-летняя Евгения Векслер и е 5-летний сын Артур. Молодая женщина и мальчик погибли. Еще 3 человека в том ДТП получили ранения. Свидетели рассказали, что, когда адвокат вышел из машины, он явно находился под воздействием алкоголя. Позже было заявлено, что анализ на алкоголь был сделан спустя 4 часа после ДТП, и ничего найдено не было. Некий сотрудник лаборатории утверждал, что алкоголя там было в несколько раз выше нормы, но полиция уничтожила результаты анализа. Но того, что адвокат грубейшим образом нарушил ПДД, никто не отрицал.

  

Итог: Авигдор Клагсбальд, убивший двух человек и травмировавший троих, был приговорен к 13-и месяцам тюремного заключения, вышел на свободу через 8 месяцев, которые провел, работая в тюрьме библиотекарем.

  

Теперь перенесемся в 2010 год. Таль Мор, сбивший в состоянии опьянения насмерть велосипедиста, приговорен к 12 годам тюремного заключения. При этом данное дело получило широкую огласку прежде всего потому, что сбитый им велосипедист оказался Шнеуром Хешиным – сыном судьи Верховного суда Мишаэля Хешина.

 

Я ничего не имею против приговора Талю Мору. Но если сравнивать его с приговором Клагсбальду, то получается, что жизнь сына судьи в Израиле является куда более ценной, чем жизнь молодой женщины и ребенка, семья которых не имела никаких связей в юридических кругах, и потому не смогла добиться справедливости.

 

Так вот, суть задуманного судебного переворота как раз и заключается в том, что некой части израильского общества захотелось, чтобы все граждане Израиля были бы равны перед законом и по схожим преступлениям выносились бы схожие приговоры и ценность жизни рядового обывателя была пусть и не совсем, но приблизительно такой же, как и сына судьи. То есть, чтобы судьи судили по законам, а не по понятиям, как сегодня.

   Все остальное в судебной реформе – отмена «илат а-свирут», изменение системы выбора судей и пр. – это вагоны, прицепленные к паровозу.

У представителей той части общества, которая поддерживает реформу и которая, уверен, тем не менее, составляет большинство, нет связей в высших сферах. Как нет денег на дорогих адвокатов и всего того, что есть у противников реформы. А потому они прекрасно знают, что при нынешней системе у них нет никаких шансов на справедливый суд. Особенно, если в суде им противостоит кто-то из «первого Израиля».

 

P.S. Я понимаю, что сейчас мне вспомнят «законы Дери» или «закон Нетаниягу», но они к судебной реформе отношения не имеют. Точнее, имеют, но только в том смысле, что, если бы Дери и Нетаниягу находились бы «на правильной стороне улицы» отношение к ним и их персональным законам было бы в СМИ и политических кругах совершенно иным, чем сегодня.