«Холокост и геноцид начинаются не с бомб, а со слов»
Материал любезно предоставлен Tablet
По состоянию на январь 2023 года только в 23 штатах США в государственных школах преподают историю Холокоста. Две трети опрошенных американцев не смогли ответить, сколько евреев погибло во время Холокоста. Опрос американцев в возрасте 18–40 лет показал, что 48% не знают названия ни одного концлагеря или гетто. Между тем преступления на почве ненависти достигли пика с тех пор, как в 1979 году о них стала сообщать Антидиффамационная лига , а согласно данным Центра по изучению ненависти и экстремизма , число нападений на евреев превышает число нападений на любую другую группу в США.
Именно сейчас, когда это особенно важно, мы решили собрать представителей группы, которая, к сожалению, тает у нас на глазах: это выжившие в Шоа.
Рассказы о том, что они испытали в детстве во время Холокоста, ужасают: Бен выжил после двух гетто, девяти концлагерей и двух маршей смерти. Все члены семьи Сэма, за исключением двух сестер, были депортированы в Треблинку и убиты. На глазах у Джудит — ей было тогда пять лет — ее родителей затолкали в товарный вагон, направлявшийся в лагерь смерти; больше она их не видела. Рут спрятала у себя соседка, но до этого девочка два года провела в Виленском гетто, а ее отца депортировали в Дахау; но даже в укрытии было страшно: «От каждого стука в дверь мы вздрагивали, — вспоминала Рут. — Чуть не каждый день случалось что‑нибудь, что нам напоминало: любой ариец может убить нас безнаказанно, в любой момент».
Все эти выжившие в конце концов оказались в США. Таких свидетелей, вследствие их преклонного возраста и немощи, остается все меньше — по некоторым оценкам, в США к 2025 году число выживших в Холокост составит примерно 36 800 человек — и многие обеспокоены тем, что их пронзительные истории исчезнут вместе с ними. Что же они хотят нам сказать, пока могут?
Участники
Где и когда родились, когда приехали в США и где сейчас проживают.
Бен. Родился в Варшаве в 1921 году, приехал в США в 1946 году, в настоящее время проживает в Беркли (штат Калифорния).
Лилли. Родилась в небольшом городке на польско‑советской границе (ныне Украина) в 1929 году, приехала в США в 1949 году, в настоящее время проживает в Форест‑Хилл (штат Нью‑Йорк).
Марк. Родился в Польше в 1933 году, приехал в США в 1961‑м. В настоящее время живет в Ливингстоне (штат Нью‑Джерси).
Дэвид. Родился в Словакии в 1929 году, приехал в США в 1950‑м. В настоящее время живет в Корал‑Гейблс (штат Флорида).
Сэм. Родился в Польше, в городе Демблине, в 1935 году, приехал в США в 1947 году, в настоящее время проживает в Килдире (штат Иллинойс).
Фрэн. Родился в 1938 году в Соколуве, Польша, в США с 1949 года, в настоящее время проживает в Уэст‑Ориндже (штат Нью‑Джерси).
Рут. Родилась в Вене в 1933 году. Приехала в США в 1940‑м, в настоящее время живет в Сисайде, штат Орегон, и Палм‑Спрингс (штат Калифорния).
Кэти. Родилась в Трансильвании в 1939 году, в США с 1983 года (прежде чем попасть в Америку, по ее словам, «где только не жила, в самых разных странах»), в настоящее время живет «на ферме в Нью‑Гэмпшире».
Зигмунд. Родился в Берлине в 1932 году, приехал в США в 1948‑м, в настоящее время проживает в Сарасоте (штат Флорида).
Розалин. Родилась в польской Лодзи в апреле 1945 года, приехала в США в 1947‑м, в настоящее время живет под Портлендом (штат Орегон).
Джудит. Родилась в Пьештяни, Чехословакия, в 1936 году, приехала в США в 1956‑м (после эмиграции в Израиль в 1951‑м), в настоящее время живет в Гринуиче (штат Коннектикут).
Эрика. Родилась в гетто в городе Ньиредьхаза в Венгрии в 1944 году, приехала в США в 1948‑м, в настоящее время проживает в Спрингфилде (штат Миссури).
АБИГЕЙЛ ПОГРЕБИН → Каждый из вас пережил Холокост. Где вы находились во время войны?
БЕН ← В 1942 году меня отправили в Майданек. В 1943‑м перевели в Аушвиц, затем в Моновиц‑Буна, Явишовице, Бухенвальд, Ордруф, Графинг, Celten Lager и Либенау. Во всех этих лагерях я побывал. Через многое прошел. В конце концов я оказался в лагере для перемещенных лиц Цайлсхайм под Франкфуртом. Мы, конечно, хотели податься в Палестину. После освобождения я женился, и мы с женой собрались в Палестину. Но начальство кибуцев заявило, что молодые супружеские пары Израилю не нужны.
ЛИЛЛИ ← Я пережила войну вместе с родителями. Мне очень повезло. Нас приютил один поляк — мы прятались в подземелье два с половиной года.
МАРК ← Время войны я прятался в лесах и на фермах [праведников‑неевреев].
ДАВИД ← С января 1941 года я был в Аушвице‑Биркенау. Затем в ноябре 1944‑го нас перевезли в Бухенвальд. Меня нашли чешские подпольщики, затем я попал в полевой госпиталь. Через полтора месяца Паттон освободил Прагу и Брно , и меня поместили в детский приют в Праге. В приюте я провел пять лет. И меня попросили пройти тест на способности, поначалу я даже обиделся, но в конце концов согласился, и ни разу не пожалел об этом, потому что примерно через девять месяцев я узнал, что меня рекомендовали в качестве студента по обмену для обучения в США.
СЭМ ← Сначала я жил в гетто. А потом немцы отправили нас в концлагерь в Демблине. Оттуда в товарном вагоне перевезли в концлагерь в Ченстохове. А потом в январе 45‑го меня освободили русские.
ФРЭН ← Мне было два года, когда наш город заняли немцы. Моего отца убили, как и других мужчин‑евреев, в общей сложности 400 человек. Им сказали, что забирают их на работы. 22 месяца нас прятала [в свинарнике] полька‑католичка с дочерью. В нашем городе до войны проживало шесть тысяч евреев. После войны осталось только 30, и 15 из них спасла эта католичка.
РУТ ← Нам чудом удалось бежать.
КЭТИ ← Венгры нас притесняли. Семья была смешанная: мать — католичка, отец — еврей. По отцовской линии у нас было 38 родственников. В живых осталась только я. У него было девять братьев и сестер. Их всех депортировли. Меня спасла венгерская девушка‑крестьянка, она спрятала меня на своей ферме на чердаке, три месяца я просидела там совсем одна. Меня приходили искать, чуть не проткнули голову штыком, но так и не нашли.
ЗИГМУНД ← Моего отца в 1938 году посадили в тюрьму в Дахау, после этого мы бежали в Шанхай. В годы войны мы оставались в Шанхае.
РОЗАЛИН ← Во время войны я месяц жила в оккупированной Польше, в основном в укрытии, потому что мои родители, после того как я родилась, [в апреле 1945‑го], все еще боялись покидать укрытие. Первый корабль, на котором мы собирались отплыть за океан, на выходе из немецкого порта получил повреждение. (Первые два года моей жизни прошли в Германии.) Поэтому нам пришлось вернуться в Бремерхафен и сесть на другой корабль, и наконец в 1947 году мы прибыли в Бостонскую гавань. Точно в мой день рождения. В «Нью‑Йорк таймс» есть статья о том корабле и обо всех беженцах, которые на нем плыли. Среди них ЗЗ сироты. Так что нам крупно повезло.
ДЖУДИТ ← Мы — моя семья: мои родители, шестеро братьев и сестер — бежали в другой город в Чехословакии и жили, стараясь не показывать, что мы евреи. Но потом в гестапо узнали, что мы евреи, и пришли за нами. Забрали родителей. Лишь четверо из нас выжили. Какие‑то крестьяне перевезли меня в Венгрию, в Будапешт. В Будапеште в 1944 году я пряталась под Стеклянным домом [зданием, в котором швейцарский дипломат прятал евреев от нацистов]. Потом я вернулась в Чехословакию — попала в школу при монастыре, затем — в сиротский приют. Оттуда с последним «Киндертранспортом» меня отправили в Лондон, это было в 1948 году.
ЭРИКА ← Мой отец — он находился в трудовом лагере — каким‑то образом сумел ненадолго сбежать из лагеря и вывести нас с мамой из гетто Ньиредьхаза — всего за две недели до того, как оттуда стали отправлять в Аушвиц. Он привез нас в Будапешт, и там моя мать скрывалась вместе со мной. Из всей семьи остались в живых только мы двое. Больше я не видела ни отца, ни его родню.
АП → Я понимаю, что это довольно болезненный вопрос, но не могли бы вы сказать, скольких в вашей семье вы потеряли.
КЭТИ ← 28 близких родственников. Я одна выжила.
МАРК ← Мне проще сказать, сколько в моей семье выжило. Потому что я потерял всю семью. Кроме матери и сестры — мы прятались. Какие‑то дальние родственники спаслись до войны, но очень немногие. Сколько погибших в моей семье? Вероятно, сотня.
БЕН ← Сотни.
СЭМ ← У нас была большая семья, и я бы сказал, от 30 до 40 человек были убиты.
ЗИГМУНД ← Вся моя семья в Польше — в концлагере Белжец.
ФРЭН ← Мой отец потерял родителей, трех братьев и двух сестер. Сам он тоже погиб в Белжеце. Мы укрывались в часе езды от этого лагеря.
ДАВИД ← У нашего эц хаим [«древа жизни»] было 105 ветвей. Каждая ветвь представляла нешаму [душу] нашей семьи. Выжил лишь я один.
РОЗАЛИН ← В семье моей матери из сотен и сотен родственников выжили только она и ее сестры. У моего отца было семь братьев и сестер, а выжили лишь единокровная сестра в России и еще одна единокровная сестра (которая в конце концов переехала в Израиль) — из сотен членов этой обширной семьи.
ЛИЛЛИ ← Я осталась в живых, и еще мои родители, если говорить о близких родственниках. Но по материнской линии более 300 человек погибли.
ЭРИКА ← У моей мамы погибла вся ее родня, братья и сестры, их мужья и жены, их дети, ее родители, ее бабушка с дедушкой.
РУТ ← Мы потеряли всех близких родственников — это тети, дяди, двоюродные сестры и братья. Человек 30–40. Большинство из них немцы отправили в Аушвиц и там убили.
ДЖУДИТ ← Я бы сказала, им нет числа.
АП → Во время наших с вами предварительных бесед с каждым из вас мы упоминали о растущей волне антисемитизма и антисемитских нападках, особенно в США. Как вы реагируете, когда слышите разговоры о том, что евреям не стоит бить тревогу, что их опасения преувеличены?
ДЭВИД ← Меня это очень огорчает. Мне горько сознавать, что и среди нашего народа многие не обращают внимания на то, что происходит в этой благословенной стране, в университетах, школах, всюду. И ничего не делается, ничего не говорят. Мне досадно, когда некоторые отмахиваются, мол, «Зорг ништ!» [«Не волнуйся!»]. Да я всю свою сознательную жизнь только и делаю, что волнуюсь! И всем вам предлагаю проснуться, вы должны знать, что антисемитизм — это страшно!
РУТ ← Это эхо: то, что происходит здесь в 2023 году, очень напоминает происходившее в Германии в 1933 году. То же самое. Но противостоять этому способны лишь неевреи. Евреи могут попытаться что‑то сделать — могут спорить, могут быть в курсе, могут в мыслях собирать чемоданы. Но ничего не сделаешь, пока неевреи это не остановят. Волна поднимается. И надо быть начеку. И те евреи в Америке, которые по наивности думают, что не о чем беспокоиться, — что ж, я могу лишь сказать, что мне их жаль. Глупо говорить «Не волнуйся», потому что если нас это не волнует, то и никого больше волновать не будет.
ЗИГМУНД ← Я думаю, те из нас, кому посчастливилось выжить, просто обязаны говорить об этом во всеуслышание. И главным образом потому, что, если мы не будем об этом говорить, то этот кошмар, по всей вероятности, повторится. С другой стороны, не надо постоянно кричать об этом. Важно найти подходящий момент, когда мы можем рассказать свою историю от первого лица, чтобы люди знали об этом. Я никогда не отказываюсь, если меня приглашают выступить — перед младшими классами, перед старшими, в любом учебном заведении. Мне неважно, с гонораром или без, потому что я считаю своим долгом рассказать эту историю. Я считаю, наш долг — рассказать эту историю, чтобы подобный ужас не повторился.
АП → Вы говорите, не надо постоянно кричать об этом. Что вы имеете в виду?
ЗИГМУНД ← Я думаю, если постоянно кричать об этом, люди устают. Возможно, убийство шести миллионов евреев — величайшая катастрофа в истории человечества, вот что важно. Об этом нельзя забывать. Всегда надо помнить об этом. И наш долг, как я уже сказал, говорить об этом. И точка.
ФРЭН ← 70 лет я вообще не говорил об этом. В 2017 году мы приехали в город, где я родился, Соколув, и сняли фильм о нашем опыте. Мы — это трое детей, оставшихся в живых. Я никогда не плакал, думая о гибели отца, не оплакивал его. Но мы приехали на старый кирпичный завод, где его убили вместе с четырьмя сотнями других мужчин, и я впервые заплакал, думая о нем. Его братьям и сестрам, когда их убили, всем было лет по 20–30. На меня та поездка произвела мощное впечатление.
РОЗАЛИН ← Я росла в еврейском пригороде [в Америке]. И впервые столкнулась с антисемитизмом, когда отправилась в Польшу, чтобы увидеть место своего рождения. Люди не знали, что я еврейка, поэтому не скрывали своей злобы и антисемитизма. Впервые я с этим столкнулась. Но с тех пор поняла, что единственное, чему учит история, — это то, что она ничему не учит. И сейчас мы находимся в состоянии, которое я назвала бы бессознательным отрицанием действительности. Легче отрицать, чем реально увидеть то, что может случиться, потому что результат так ужасен, что невозможно даже представить. Люди этого не понимают. Холокост и геноцид начинаются не с бомб, а со слов, начинаются с ненависти и фанатизма. Вот о чем я говорю любому, кто готов слушать: все начинается со слов.
КЭТИ ← Мне удалось продвинуть в Нью‑Гэмпшире закон: сделать историю Холокоста учебным предметом в каждой школе. Губернатор его утвердил. Сейчас это преподают в каждой школе. И я хожу по школам, рассказываю о Холокосте. Предупреждаю от опасности антисемитизма. И никто еще осмелился завить при мне, что Холокоста не было, потому что, наверное, я такого человека убила бы.
АП → Некоторые из вас знакомы с профессором Майклом Беренбаумом, исследователем Холокоста. Он рассказал мне о том, что называет современным «опошлением и вульгаризацией» Холокоста. Он привел один пример: желтые звезды, которые нацепляли люди, протестовавшие против санитарных ограничений во время пандемии COVID.
ЭРИКА ← Конечно, подло, когда люди нечестно используют память о Холокосте. Но что действительно возмущает меня в последние годы — как легко всё сравнивают с Холокостом или с Гитлером. Например, Трампа называли Гитлером. Людей, которые пытаются пересечь нашу южную границу всего лишь ради более комфортной жизни, сравнивают с евреями, которые пытались выбраться из нацистской Германии. Меня еще больше настораживает, что так говорят в ведущих СМИ, что на первых страницах изданий мы видим чудовищное опошление Холокоста.
СЭМ ← Да. Люди рассуждают о Холокосте, не понимая, что это такое. Уинстон Черчилль говорил, что Холокост — худшее, что случалось в истории человечества. И это правда. Ничего похожего не было. Мы — канарейка в угольной шахте. То есть сначала напали на нас. Неевреи должны это понять. Как сказал [немецкий лютеранский пастор] Мартин Нимёллер: «Сначала они пришли за социалистами, и я молчал — потому что я не был социалистом…» Все молчали, молчали… Затем пришли за евреями. Никого не осталось. Представим ненависть как общечеловеческую проблему, не просто еврейскую (хотя нас пытались истребить), но общечеловеческую, тогда ясно. Если такая цивилизованная страна, как Германия, давшая миру великих людей — Гете, Лессинга, Шиллера, Эйнштейна — могла изобрести печи и убить наши семьи, почему это не может случиться здесь? И у нас, в Америке, уже есть антисемитизм. Канарейка в шахте — евреи, и неевреи тоже должны вслед за Нимёллером сказать: «Остановитесь». И не молчать, если видят что‑то такое, чего другие не понимают. Просвещение — вот что нужно. Я так рад, что все присутствующие здесь участвуют в просветительской работе. И, кстати, мы в Иллинойсе первыми потребовали изучать историю Холокоста в школах. Сейчас ее изучают, думаю, уже в 20–30 штатах. А начало было положено в Иллинойсе.
АП → Поскольку мы все чаще сталкиваемся с тем, что пережившие Холокост уходят от нас, готов ли кто‑нибудь из вас порассуждать о том, что нас ждет в связи с этой утратой?
РУТ ← Я не знаю, какой след оставят наши рассказы в долгосрочной перспективе. Я говорила с тысячами детей. Мне кажется, лишь десятки действительно заинтересовались и поняли, что я пыталась до них донести. Я бы не слишком преувеличивала наше влияние. Понимаю, это звучит очень тревожно, ведь нам казалось, мы обязаны рассказать свою историю, потому что это многое изменит. Но, глядя на то, что происходит сейчас, я не знаю, изменило ли. Это будет видно, когда все мы уйдем. И, кстати, поздравляю Бена — всем бы дожить до его лет. Буду краткой, но я должна сказать следующее: первая речь Дональда Трампа, которую я услышала, напомнила мне выступления Гитлера, которые я слышала в раннем детстве. Так что есть с чем сравнить. Нет, возможно, он не так плох. Но кто знает, что могут натворить плохие люди вокруг него. Так что наше влияние не так уж велико. Мне очень жаль, но я вижу, что происходит.
АП → Бен, я хотела бы услышать о том, какие проблемы нас ждут в связи с уходом живых свидетелей и о том, кто продолжит рассказывать об этом.
БЕН ← К сожалению, немногие. Немногим известны подробности Холокоста. Им как евреям придется постоять за себя. И справятся лишь немногие. Очень жаль, но иного я не вижу. Представители нашего поколения должны были говорить во всеуслышание, и это действовало. Но когда нас не станет, немногие евреи заступят на наше место. Так мне кажется.
МАРК ← Я уверен, что да, мы все должны говорить, мы все должны рассказывать о том, как выжили, через что мы прошли. И я стараюсь. Я общаюсь со множеством детей и взрослых, с организациями. Лишь одно нам не по силам: не в нашей власти изменить здешнюю систему образования — или повлиять на нее — с этим ничего не поделаешь. Так что говорите что хотите, и мы можем хоть до скончания века говорить о пережитом. Но у нас ничего не выйдет; повлияем на мнение одного ребенка тут, другого там — а что в итоге? Мы ничего не достигнем. Так что же делать? Надо говорить с людьми, которые отвечают за образование в стране. Конечно, если я пойду в Совет по образованию, меня выгонят, не станут меня слушать. Так кто же сможет это сделать? Репортеры. Газеты. Они должны открыть рот. И когда у нас кто‑то баллотируется на пост, мы должны быть уверены, что пойдем и повлияем на людей, которые смогут наладить систему образования. Учите детей с детского сада. В некоторых странах с самого начала учат детей ненавидеть евреев. А потом они готовы жизнь отдать, убивая евреев. Так что образование — самое важное.
ЗИГМУНД ← Мы, люди, произошли от животных, и что‑то звериное есть в каждом из нас. Я думаю, важно признать это и быть начеку. Важно выступать против геноцида, где бы он ни случился. Конечно, мы выступаем против Холокоста, но я думаю, что мы также должны высказаться, например, о геноциде в Руанде и в других местах. Где бы ни происходил геноцид, это пятно на истории человечества, и мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы снизить риск его появления.
КЭТИ ← Полностью с вами согласна в том, что мы должны упоминать и о других случаях геноцида. Холокост — не только еврейская трагедия. Это человеческая трагедия. Я разговариваю с детьми, и они очень живо реагируют, потому что я говорю с ними не как еврейка. Я говорю с ними как человек, выживший в геноцид. Я стараюсь, чтобы меня поняли как можно больше людей.
АП → Я хочу побеседовать о музеях, ведь многие из вас участвуют в музейной работе. Почему они так важны для будущего, я имею в виду историю Холокоста и сохранение памяти о нем?
СЭМ ← Я на общественных началах участвовал в создании Иллинойсского музея Холокоста с образовательным центром при нем. Больше всего я горжусь тем, что каждый день к музею подъезжают по 12 желтых автобусов. Мы в Иллинойсе приняли закон, по нему все школьники должны изучать историю Холокоста. И дети приезжают не только из Иллинойса, но и из других штатов. Для тех, кто не может попасть в музей, мы разработали информационные стенды — бесплатно для любой школы в любом месте. Это отличная программа. Просвещение — основа основ. Но только своими силами нам не справиться. Мы пытались вот уже две тысячи лет. Нам надо привлечь остальных, чтобы совместными усилиями искоренить антисемитизм.
РОЗАЛИН ← Вы спрашивали, кто будет говорить вместо нас. Музеи будут говорить. Вот кто нас переживет. Поэтому нужно поддерживать эти музеи и эти программы.
АП → А теперь хотелось бы затронуть очень тяжелую тему. Некоторым трудно представить себе эту цифру — шесть миллионов, — реально представить весь ее ужас, может ли кто‑нибудь из вас предложить зрительный образ, чтобы сделать трагедию более реальной?
ЭРИКА ← В связи с тем, о чем вы уже упомянули — что происходит обезличивание, — мы в семье отпечатали брошюру, и на обложке надпись: «Десять из шести миллионов». В ней фотографии всех близких родственников моей матери — убитых. Я раздаю эти брошюры всюду, где выступаю. И всегда начинаю выступление со слов: «Когда я называю их имена, пожалуйста, посмотрите на их фотографии. Потому что шесть миллионов — это пустая цифра. А они были реальными людьми». И слушатели видят, кого убили, и так начинают понимать.
ДЭВИД ← Приведу два примера. Я попал в Аушвиц, когда мне было одиннадцать лет и четыре месяца. Вы просили меня объяснить, как я выжил. В моем случае никаких чудес. Просто мне повезло. У меня был брат Яков, на четыре года и четыре месяца старше меня. Он был большим и сильным, потому что с ранних лет работал на ферме, где мы родились. Якову доставались побои, которые предназначались мне. Он и там продолжал защищать меня… Именно я предложил проводить «Марш живых» в Майами. Во время «Марша живых» мою историю выслушали 50 с лишним тысяч киндер [детей]. Они уже никогда не забудут. Я показал им барачную койку в Аушвице, где я провел два года и восемь месяцев. Койки там в три уровня, я размещался на нижней. А справа от меня был парень 26‑ти лет: рабби Гуна. Он был рыжим. Каждое утро нас выводили во двор для переклички. Рабби Гуна, глядя в небо, произносил нараспев: «А гут моргн рибойной шел ойлем» [«Доброе утро, Владыка мира»]. А гестаповцы избивали его до полусмерти. Но он продолжал петь. Затем появился здоровенный гестаповец: его прозвали Человек‑кнут. И вот в один йом тов утром рабби Гуна читает «Модэ ани лефанеха» [утренняя благодарственная молитва, в которой благодарят Б‑га за очередной дарованный день жизни]. Он читает молитву, а этот подонок‑убийца с кнутом выходит, взмахивает кнутом — и кнут обвивается вокруг Гуны. Я стою и плачу, потому что ему больно. Я говорю брату Якову: «А как же рибойной шел ойлем, Яков?» Громила дергает кнутом — и отбрасывает рабби прямо на электрический забор. Через несколько секунд рабби Гуна был уже мертв.
АП → Мне очень жаль.
ДЭВИД ← Я считаю, что прежде всего мы должны объяснить всё нашим киндер [детям]. Я прошу каждого из детей, с которыми я беседую, осознать, кто они такие. Говорю им, что они просто обязаны знать о случившемся. Но чаще всего — я обращаюсь ко всем здесь присутствующим, выжившим, — я говорю этим киндер: «Я хочу, чтобы вы стали моим рупором, когда меня не станет». Вот наш главный посыл. Я уверен, что киндер — второе и третье поколение — ничего не забудут. Благодарю вас, моих друзей, переживших Холокост. Желаю, чтобы у вас достало руах [духа] и коах [сил].
ЛИЛЛИ ← Хочу рассказать вам один запомнившийся случай из детства. Мы отправились в укрытие поздно ночью, было темно и холодно. Мы вместе с матерью шли к лесу — вел нас поляк, в доме которого нам предстояло укрыться, и когда мы дошли до какого‑то места, он сказал, что накануне там была «акция». Мы все знали, что значит «акция»: это когда убивали евреев. Их завели в лес, заставили рыть себе могилы, а потом расстреляли и сбросили в эти могилы. Я шла по этой могиле и помню: почва под ногами шевелилась. Это был самый страшный момент. Ничего страшнее я не помню.
АП → Ужасно.
ЛИЛЛИ ← Хочу еще добавить, что моя близкая подруга прислала мне письмо, очень короткое, со словами: «Лилли, я знаю, что ты переживешь войну, но я не переживу». Не знаю, откуда она всё знала. «Так что, пожалуйста, запомни всё и расскажи миру». После освобождения, когда я встретила своего мужа, мы старались как могли поддерживать память о Холокосте: создавали музеи в Вашингтоне (округ Колумбия), в Нью‑Йорке. Мой муж сотрудничал с музеями «Яд ва‑Шем» и Берген‑Бельзен. У нас были учительские конференции, где преподавателям рассказывали, как говорить об этом с детьми, и множество других мероприятий, о которых долго рассказывать.
АП → Лилли, вы одна из тех, кто скрывался во время войны. Я не ошибаюсь, вас прятали у себя неевреи?
ЛИЛЛИ ← Да, это так.
АП → И вам пришлось лежать, практические не вставая, не моясь и не переодеваясь, более двух лет; у вас атрофировались мышцы ног, и, когда вы освободились, вам пришлось заново учиться ходить, верно?
ЛИЛЛИ ← Да, я заново училась ходить, а еще — говорить, потому что мы все время переговаривались шепотом. Мы не видели солнечного света. Всегда было темно.
АП → Были ли в вашей жизни неевреи, спасавшие евреев, и что это значило для вас? Как вы относитесь к этому сегодня?
ЛИЛЛИ ← Неправильно говорить, что все неевреи были антисемитами. Многие неевреи помогали нам! Монахини, священники. Так что не надо думать, что все люди плохие. Вот что я скажу. И я всегда стараюсь видеть в людях хорошее.
АП → Фрэн, что вы можете сказать о той женщине, которая спрятала вас в свинарнике? Она была доброй?
ФРЭН ← Мы называли ее «малах» — она была ангелом. Это невозможно объяснить. Всякий раз, когда она приносила нам поесть, я дрожал от испуга. Мы не голодали: она прекрасно о нас заботилась.
АП → Ранее вы вспоминали случай, когда вы — в четыре года, испугавшись чего‑то, — так громко плакали, что кто‑то из скрывавшихся с вами решил силой заставить вас замолчать, иначе вас обнаружат?
ФРЭН ← Да, я плакал и никак не мог успокоиться, и владелец свинарника сказал нашим: «Надо с этим что‑то делать, или нам всем конец». В семье приняли решение умертвить меня, потому что из‑за меня 13 человек подвергались опасности. Там же, в укрытии, был врач, у него был припасен яд — чтобы покончить с собой, если его, двух его сыновей и жену схватят. Я помню, как они запихивали что‑то мне в рот, а я отплевывался и говорил: «Я буду хорошо себя вести!» Врач позже рассказывал, что я заснул, и они решили, что я умер. Доктор подошел проверить и говорит: «Пульс бьется. Ребенок жив».
АП → Невероятно. И напоследок еще один вопрос ко всем вам. Когда мы рассказываем о Холокосте, мы часто говорим: «Не забывайте никогда». О чем должны помнить будущие поколения?
РУТ ← Что каждый убитый был отдельной личностью. Это может случиться снова. Это началось в мирной стране, в демократической стране, и это может случиться в любом месте, где живут евреи.
ЭРИКА ← Зло существует и всегда будет существовать. И хорошие люди должны противостоять ему.
ДЖУДИТ ← Я написала книгу «Свеча, пылающая в сердце» («A Candle in the Heart» ), чтобы об этом помнили будущие поколения. В четыре года я осталась сиротой. Вот к чему может привести ненависть. Я написала книгу, чтобы дети читали о Холокосте, когда меня не будет.
КЭТИ ← Образование, вся надежда на образование.
ФРЭН ← Сильное Государство Израиль, которое, к сожалению, многие евреи не поддерживают , — лишь оно может нам помочь. Лишь оно могло бы спасти нас во время войны. Это мнение далеко не все разделяют, но я так считаю.
ДЭВИД ← Мое послание очень простое: шесть миллионов наших людей! Полтора миллиона наших киндер! Вот мое послание.
СЭМ ← Помните о прошлом. Потому что тот, кто о нем забывает, обречен на его повторение.
БЕН ← Хотите знать, почему я дожил до 101 года? Чтобы сказать: «Никогда не забывайте».
ЛИЛЛИ ← Мы должны помнить. Бороться с этим. И надеяться, что это больше не повторится.
МАРК ← Мы должны сделать так, чтобы будущие поколения никогда не забывали того, что происходило во время Холокоста, чтобы эти зверства никогда не повторились.
РОЗАЛИН ← То, что происходит с одним, случается со всеми. Ненависть порождает еще большую ненависть, нельзя, чтобы цивилизация и дальше шла по этому пути.
ЗИГМУНД ← Зверь есть в каждом из нас, и этот зверь — ненависть к другим. Никто из нас от нее не застрахован. А Холокост начался именно с ненависти.
31 января 2023 года, через несколько дней после того, как эта история была опубликована, Зигмунд скончался после непродолжительной болезни.
Оригинальная публикация: ‘The Holocaust and Genocide Don’t Start With Bombs, They Start With Words’
Комментариев нет:
Отправить комментарий