10 уроков Турции для Украины
Если Украина пойдёт путём Турции: turkish delight или украинский схематоз?
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Турция – сосед Украины. Большая страна с населением ~88 млн. человек. Это примерно 1% населения мира. В 1990 г. население Турции было очень близким (54,3 млн) к населению Украины (~52 млн) того времени. По уровню благосостояния, если его оценивать по ВВП на душу населения, Турция и Украина 1990-го тоже были совсем рядышком. Сегодня ~77% турок живёт в городах. В 1960г. 68,5% турок жили в сельской местности. Медианный возраст – ~31 год (в Украине ~40,5 лет). ~ 27% населения Турции моложе 15 лет, старше 65 лет – только 6,3%. Продолжительность жизни при рождении составляет 78,5 лет (В Украине – 72,5 лет).
По итогам 2022 г. ВВП Турции составил $905,5 млрд. (0,9% мирового ВВП) или $10618 per capita. Среднегодовые темпы роста в период 1960–2022 гг. составили ~4,8% ВВП. В 2000 г. доля турецкой экономики была 0,86%, а ВВП на душу населения – $4238. Это примерно столько, сколько в Украине сегодня. Украинская экономика в 2022 г. составила 0,16% мирового ВВП, в 2000 г. она формировала 0,1%. Давайте проанализируем, в рамках какой теоретической модели, какую экономическую политику проводили турецкие власти до 1990 года и в последние 30+ лет. Установим баланс страновых выгод и издержек и на основании фактов и результатов сформулирует рекомендации для Украины.
Многие в нашей стране настоятельно рекомендуют властям идти по турецкому пути. Вот, мол, под боком пример чуть ли не экономического чуда, успешный кейс индустриализации и обеспечения долгосрочного устойчивого экономического роста. «Делай, как Турция», – звучит от многих экспертов, бизнесменов, а также от тех, кто не привык глубоко копать, видеть за набором цифр и данных суть происходящих процессов.
Пора расшифровать турецкий феномен. В нём, действительно, много ценного опыта для Украины. Есть здесь и позитив, и негатив. Легко просматриваются контуры внутриукраинского дискурса экономической политики. Несмотря на всю разницу в этносе, религии, языке и культурным кодам, у Турция и Украины в сфере экономической политики, по отношению к Государству имеют много общего. Турки десятилетиями наступали на одни и те же грабли, набили себе шишки, спровоцировали и военные перевороты, и экономические кризисы. Глупо было бы игнорировать этот опыт и знания. Есть и очевидный позитив. Как только Чиновник предоставляет Предпринимателю свободу, не мешает ему производить товары/услуги, а занимается снятием барьеров внутри страны и за её пределами, страна сразу же пускается в быстрый рост.
Турция до 1990-х
С 1920-х до 1950-го однопартийная система определяла экономическую политику Турции. До 1932 года полисимейкеры симпатизировали идеям свободного рынка и частного предпринимательства. Однако американская Великая депрессия резко изменила отношение. Правительство вернулось к протекционизму и государственному интервенционизму. Полисимейкеры обещали только временное огосударствление, чтобы только преодолеть циклические последствия Великой депрессии. В начале 1930-х сторонники такой политики утверждали, что «роль государства – создавать институты, которые будут стимулировать частный предприятия». Это точная копия того, что 90 лет спустя заявляют украинские сторонники Государства всеобщего интервенционизма. Под прикрытием понятия «институт» идёт подчинение всей экономике воле, желаниям и взглядам VIP-распорядителей и потребителей чужого.
Политика создания государством институтов отозвалась в культурном коде турецких политических, культурных и экономических элит. Как писал турецкий экономист Rüşdü Saraçoğlu, «эти меры протекционистской политики оказались ближе к общей философии турецкой государственной традиции. Временные меры стали постоянными». Вот какими они были:
1) ставка на индустриализацию (Сталин и Советский Союз, безусловно, стали примерами),
2) централизованное планирование инвестиций через правительство (турецкий Госплан),
3) доминирующая роль государственных предприятий в банковском секторе и крупных промышленных проектах,
4) дискриминация иностранного бизнеса в стране на уровне владения, менеджмента и инвестиций,
5) импортозамещение для сокращения зависимости от внешней торговли.
Прошло 90 лет, а сегодня большинство украинской политической, экономической и культурной элиты рассуждает примерно так, как турецкие в 1930-е. Тогда технологии были гораздо проще, а теория развития ещё не имела широкого и длинного шлейфа страновых провалов. Сегодня мы имеет сотни такого рода страновых экспериментов. Все они неизбежно заканчивались провалами. Турция на себе это прочувствовала.
1950-ый год стал знаковым для политики и экономики Турции. Демократическая партия поддерживала либеральную повестку дня и поставила под сомнение роль государства в экономике. Её лидеры во главе с премьер-министром Аднаном Мендересом заявляли, что роль государства в экономике должна сводиться только к работе в сфере энергетике, водоснабжении, телекоммуникации и транспорте. Такую повестку дня поддержала интеллигенция, новые бизнес элиты, аграрные производители и городские работники. Новая власть обещала сделать ставку на свободное предпринимательство. Обязанность индустриализации возлагалась на частный сектор.
Новая команда обещала больше внимания уделить сельскому хозяйству и строительству дорог. Одно дело обещать, другое – делать. Вместо свободного рынка получилась смесь популизма и интервенционизма. Даже такой вариант обеспечил на первом этапе темпы роста более 10% ВВП. Однако бюджетные инвестиции в инфраструктуру, поддержка с/х производителей (налоговые льготы, дотации) привели к напряжению в бюджете. В 1950-х 77% населения и 40% ВНП были в зоне налоговых льгот. В таком состоянии финансировать большие инфраструктурные проекты без дефицита бюджета невозможно. В ход пошёл денежный печатный станок с предсказуемыми последствиями в виде инфляции и напряжения на валютном рынке. Правительство прибегло к регулированию цен, но это предсказуемо не помогло. Про приватизацию и развитие частного сектора также забыли. Более того правительство расширило государственный коммерческий сектор. Госпредприятия получали льготное финансирование от центрального банка. Пользуясь льготами и таким режимом, они росли быстрее, чем частный сектор. Государство немного изменило структуру своих инвестиций, от промышленности на инфраструктуру, но доля государственных и частных инвестиций оставалась неизменной. В 1950 г. 63% добавленной стоимости Турции производилось частными компаниями, 37% – государственными предприятиями. В 1960 г. частный сектор создавал 52% добавленной стоимости в промышленности, а частный сектор – 48%.
Клубок проблем – инфляция, девальвация, дефицит платёжного баланса и бюджета, рост внутренних и внешних долгов – привел к скатыванию правительства в режим ужесточения мер государственного интервенционизма. В 1958 г. Демократическая партия объявила о программе с МВФ. Она предполагала девальвацию турецкой лиры с 2,8 до 9 за $1, введение контроля над государственными расходами и либерализацию импорта. Однако это не спасло правительство. В мае 1960 года случился военный переворот. А. Мендерес и его команда дискредитировали либеральную повестку дня, потому что под её вывеской произошло видоизменение политики государственного интервенционизма.
В конце 1950-х активизировались атаки на политические права граждан. В результате в 1960-е вернулся спрос на централизованное планирование и тотальное огосударствление. Пришедшие к власти военные и их политические партнёры заявили о том, что либерализм не подходит для Турции, что его попробовали, но он завёл страну в пропасть многоуровневого кризиса. К сожалению, объективного анализа причин сползания страны в состояние failed state сделано не было. Что-то весьма похожее заявлял украинский марксист Д. Гетманцев и его коллеги, когда в конце 2010-х заявляли, что либеральная экономическая политика Украине не подходит.
Военные режим и последующее правительство учредили Организацию государственного планирования (State Planning Organisation). Турецкий Госплан можно условно разделить на два периода. Главным в 1960–1979 гг. было проведение политики импортозамещения, в 1980–1990 гг. приоритетом стала поддержка экспорта. Военные поддерживали Госплан, но были против инфляционной политики. В 1961 г. экономическое планирование стало конституционной обязанностью правительства.
В 1963 г. началась первая турецкая пятилетка. Вторая была в период 1968–1972 гг. Для справки в 1971 г. случился очередной военный переворот. В планах первой и второй пятилеток был принял целевой показатель ежегодного экономического роста на 7% ВНП, в первую очередь, за счёт реализации государственных программ импортозамещения. Они должны были изменить структуру экономики страны. Третья пятилетка (1973–1977) также была на это ориентирована. Четвёртая пятилетка (1979–1983) предполагала совершенствование координации рыночных сил и государственных приоритетов. По сути дела, Турция того периода была мягкой версией советского Госплана.
Нефтяной шок 1970-х усугубил проблемы турецкого госплана. Вызовы в сфере безопасности (война с Кипром 1974 г.) привели к росту госрасходов на оборону до 5% ВНП или 15–16% ежегодного госбюджета. К концу 1970-х Турция оказалась в очередном политическом, социальном и экономическом кризисе. С одной стороны, в стране не было сильного, волевого правительства, которое могло бы признать ошибки и предложить новую повестку дня, с другой стороны, турецкий госплан добил экономику.
В начале 1980 г. партия Справедливости (премьер-министр Сулейман Демирель), партия Отечества (глава Turgut Özal) приняли новую экономическую программу. Она была больше ориентировано на модную по тем временам экономику предложения (supply side economics). Пришло время очередной попытки изменить структуру экономики. Правительство обязалось либерализовать торговый и платёжный режимы, освободить цены, ликвидировать квоты, ограничить государственный интервенционизм, увеличить размер частного сектора, привлечь иностранные инвестиции, не допускать накопления госдолга, побороть высокую инфляцию и бюджетный дефицит. Опять на политических знамёнах появились принципы свободного рынка. Турецкие власти признали провал более чем 30-летней госпрограммы импортозамещения. Турецкий Левиафан в очередной раз был посрамлён.
Политических реформаторов поддержали военные. Очередной военный переворот состоялся осенью 1980 г. Генералы назначили правительство, которое предложило пакет экономических реформ. Резко были ограничены возможности воинственных профсоюзов, которые были жёсткими сторонниками социалистических практик. После победы на выборах партии Отечества Тургут Озала (Turgut Özal) можно было углублять реформы, но во второй половине 1980-х политическая целесообразность (выберут или нет?) привела к очередной волне бюджетной экспансии. Ставки подоходного налога были снижены, а госрасходы увеличены. При денежной экспансии центрального банки и резком росте госдолга стране грозил очередной кризис. Правительство опять прибегло к ручному регулированию цен, ограничению по кредитованию госпредприятий из внутренних источников. Активизировались внебюджетные структуры государства. В такой среде банки-фавориты оказались одними из главных бенефициаров. Работа в условиях высокой инфляции, всеохватывающего государственного интервенционизма для них – золотая жила. Так в период 1987–1996 гг. среднегодовая валовая прибыль банков Турции составила 4,7%. Для сравнения в Германии этот показатель составил 1,1%, Британии – 1,6%, Ю. Корее – 1,3%.
Вместо сокращения размера и функционала государства Турция получила его реорганизацию и перезагрузку, ещё большую централизацию экономической власти. Госсектор не уменьшился, а мотивация поиска ренты (rent seeking behavior) прибрела новые формы. Например, для стимулирования промышленного экспорта правительство применяло такие инструменты, как льготные процентные ставки по кредитам, ресурсная поддержка через внебюджетные фонды, налоговые/таможенные льготы. Государственный интервенционизм не сократился, а увеличился. Декларированный переход от кейнсианско-марксистского интервенционизма к либеральной политике не состоялся.
Турецкий Госплан превратился в турецкое государство всеобщего интервенционизма. Полисимейкеры в популистском потоке увеличивали госрасходы на инфраструктуру, транспорт и связь, особенно перед выборами. Тем не менее повышение уровня экономической свободы, расширение возможностей в отдельных секторах позволили Турции стать привлекательным местом для целого ряда глобальных цепочек ценности, а в контексте отношений с Евросоюзом создать условия для избирательной, ручной индустриализации, но уже без госплановского фанатизма. В начале 1990-х пришла мода на открытость, международную кооперацию (Китая, Восточная Европа, Индия). Турция не осталась в стороне.
Показательно использование в Турции промышленных зон. Первая была основана в 1962 году, но, как показывает практика, до второй половины 1990-х они были мало привлекательны. «Красные директора» государственных предприятий не были заинтересованы в развитии, а только лишь в освоении бюджетных и кредитных ресурсов. К 2008 году в Турции было уже 216 промышленных зон с более чем 22 тысячами промышленных предприятий. С 1965 по конец 1990-х в Турции было создано около 300 малых промышленных зон. Они специализируются на обеспечении запасными частями и комплектующими различных отраслей обрабатывающей промышленности. В них на конец периода работало более 70 тысяч предприятий и почти 450 тысяч человек. Такая регуляторная, налоговая среда тождественна той, которая функционировала в СЭЗах Китая, в Гонконге и Сингапуре. Не государственный интервенционизм, а ореолы экономической свободы стали мощными драйверами роста и индустриализации турецкой экономики.
Турция в 1990-е-2020-е
В 1960–1980 гг. частные предприниматели появлялись преимущественно под государственным патронажем. Государство было главным при аллокации ресурсов. В 1980-х государственная поддержка в разных формах, в том числе субсидий, направлялась крупным семейным холдингам. В экономике открылись новые возможности для развития малого частного бизнеса. Однако во второй половине 1980-х политический популизм вернул государственный интервенционизм. Как грибы после дождя, начали расти внебюджетные фонды. В 1980 г. их было 33, в 1983 г. – 57, а в 1990 г. – 105 единиц. Они превратились в вещь в себе, занимались заимствованием, а Минфин потерял контроль над фискальной политикой. В 1988–1991 гг. на эти фонды приходилось 25% госрасходов. Фискальный дефицит профинансировали через центральный банк, и инфляция в 1988 г. достигла 74%. Девальвация также не заставила себя долго ждать.
С начала 1990-х драйвером экономического роста Турции стали структурные изменения в экономике. Инвестиции в промышленность шли в рамках партнёрства с ЕС. Заработала так называемая машина сближения (convergence machine). Увеличение занятости в промышленности и сфере услуг увеличило производительность труда. Добиться такого эффекта без либерализации торговли и внутреннего рынка было бы невозможно. Эти процессы начались ещё в 1980-е и закончились Таможенным союзом с Евросоюзом в 1995 г. Турция воспользовалась историческим шансом. Промышленность вошла в страну не в рамках турецкого госплана, а через предприимчивость национального бизнеса и его готовности/желания интегрироваться в европейские производственные проекты. В 1950 г. доля сельского производства в ВВП составляла 41,7%, промышленности – 14,6%, сектора услуг – 43,7%. В 1983 г. удельный вес промышленности в ВВП Турции достиг 22,4%, и впервые превзошел долю сельского хозяйства, составившую 21,6%. В 2011 г. на сельское хозяйство приходилось 9,2% ВВП, промышленность – 33%, услуги – 57,8%. В начале 2020-х доля сельского хозяйства пробила нижний порог 7% ВВП.
В 1980-е Турция стимулировала экспорт за счёт экспортных льготных кредитов. В тот период субсидии составляли ~22% стоимости экспорта. Отдельные сектора получали субсидии более 100% объёма экспорта. Одновременно налоги на импорт сырья и промежуточных товаров для применения в турецком экспорте были сведены к нулю. Экспортёрам создали чрезвычайно благоприятные условия за счёт остальных секторов экономики. Предсказуемо такая политика привела к искажениям структуры экономики. В конце 1980-х турецкие власти отказались от такого режима. Была проведена либерализация системы выдачи лицензий на импорт, изменены таможенные пошлины. Установлен режим полной конвертации лиры. Одновременно прошла либерализация текущего и финансового счетов платёжного баланса, а также либерализация финансового сектора.
Кульминацией торговой реформы стало заключение Таможенного союза с Евросоюзом 31 декабря 1995 г. Была достигнута договорённость о значительном снижении тарифных и нетарифных барьеров на многие промышленные товары. С 1996 по 2011 г. экспорт Турции в ЕС вырос почти в четыре раза, а турецкий импорт из ЕС увеличился почти в три раза. Изменилась структура экспорта Турции в ЕС.
В начале 2000-х доля текстильных товаров составляла 40% всего товарного экспорта. Затем она резко сократилась. Зато выросла доля автомобильного сектора, машиностроения и металлов. Турецкие предприниматели сумели создать сравнительные преимущества в производстве дорожной техники, красителей. Всё большая доля экспортных товаров производится на так называемых технологиях среднего уровня. В период 1990 – 2009 гг. занятость в сельском хозяйстве Турции сократилась на 24 процентных пункта, а занятость в промышленности выросла на 5 п.п. С 1995 по 2011 г. производительность труда на одного работника росла ежегодными темпами 3,6%. В этот период в ЕС темпы роста составили 3,9%, в странах BRICS 3,0%.
В 1990 г. товарный экспорт Турции составил чуть меньше $13 млрд. Это было 0,4% мирового товарного экспорта. Для сравнения товарный экспорт Ю. Кореи в 1990 г. превышал $65 млрд., Сингапура – $52,8 млрд., Тайваня – $67,1 млрд. В 2021 г. товарный экспорт Турции составил $225,2 млрд. или 1% мирового товарного экспорта. Для сравнения у Ю. Кореи он составил $644,4 млрд., Сингапура – $457,4 млрд., Тайваня – $447,7 млрд.
Бизнес-климат не был идеальным, но правительство упростило, удешевило условия открытия бизнеса, укрепило институты правовой защиты инвесторов и облегчило внешнюю торговлю. В индексе Doing Business 2006 Турция заняла далёкое 93 место. Украина в тот год была на 124-м месте. В Doing Business 2020, последнем докладе этой серии публикаций, Турция уже поднялась на 33-е место, а Украина поднялась на 64-ое место. В Индексе экономической свободы в 2000 г. Турция была на 96-м месте с показателем 5,81 балла из 10 возможных, в 2012 г. – на 73-м месте (7,03 балла). Украина в 2000 г. была на 119-м месте (4,56 баллов), а в 2012 г. – на 118-м (6,31 баллов). С тем пор Турция находится в зоне стагнации экономической свободы. В 2020 г. она оказалась на 112-м месте (6,48 баллов), совсем рядом с Украиной (126-ое место, 6,11 баллов).
В начале 2000-х в сфере макроэкономической дисциплины были предприняты следующие меры: ликвидированы внебюджетные фонды, принято законодательство по противодействию накоплению токсичных активов в госбанках (от аграрных с/х предприятий), обеспечена независимость Центрального банка, проведена реструктуризация государственных банков, принят закон об управлении государственными финансами и долгом, закон о подоходном налоге на юридических и физических лиц. Была проведена реформа межбюджетных трансфертов, принят закон о социальной защите и универсальной медицинской страховке.
Все эти меры с точки зрения установления фискальной дисциплины сработали. В 2002 г. объём госдолга Турции составлял 74% ВВП. Процентные платежи были 11,3% ВВП. В 2012 г. госдолг сократился до 36,1% ВВП, а процентные платежи составили только 0,1% ВВП. Несомненный успех. К сожалению, турецким властям не удалось долго удержаться в режиме фискальной дисциплины. Доля госдолга в иностранной валюте выросла с 39% в 2017 г. до более 60% в 2021 г. В дополнение 22% внутреннего долга связано с уровнем инфляции. 75% госдолга приходится на банковский сектор. На конец 2022 г. объём долга со сроком погашения до 12 месяцев, составил $186 млрд. (~20% ВВП).
Сегодня Турция имеет одну из самых лёгких налоговых нагрузок среди стран ОЭСР – 24% ВВП. Ставки НДС, подоходного налога на физические лица и социальных налогов близки к средним в ОЭСР. Однако налоговая база и число налогоплательщиков небольшие. Менее 30% населения платит подоходный налог. Для сравнения в странах ОЭСР средний показатель 60%. Налоговые льготы и дисконты составляют ~24% общего объёма налоговых поступлений. Международные организации настаивают на ликвидации особых налоговых режимов, но правительство не спешит их упразднять, потому что повышение реальных эффективных ставок налогов с нынешних 8–12% более чем в два раза «убьют» тысячи промышленных и сервисных предприятий.
Ахиллесова пята турецкой экономики
Монетарная политика – ахиллесова пята Турции. Инфляция стала одной из самых опасных хронических заболеваний турецкой экономики. Трудно объяснить очевидное пренебрежение турецких экономических властей и интеллектуалов теорией денег и кредита. Турецким полисимейкерам явно никто не посоветовал почитать Л. фон Мизеса и Ф. фон Хайека. Наверно поэтому, пребывая в плену кейнсианской ереси и марксистских догм, турецкие власти по полной программе нагружали денежный печатный станок. Так в период 1951–1970 гг. среднегодовые темпы роста активной денежной массы (М1) были ~19%, в период 1971–1990 гг. – ~38%, в 1991–2000 гг. – М1 накачивали со скоростью 77,3% в среднем в год. Сегодняшняя монетарная беда (в 2022 г. инфляция превысила 72%), уходит корнями в безумие монетарной политики. Если принять 2015 г. за 100, то по состоянию на конец 2022 г. широкая денежная масса (М3) выросла на 68,3%.
В 2022 г. инфляция составила 72,3%, пробив рекорд 1998 г. (84,7%). С 2021 г. лира потеряла более половина своей стоимости. В октябре 2018 г. был принят «Комплексный план против инфляции». Он предполагал заморозку цен, а также добровольном снижении цен частным сектором. Турецкие власти с упорством, достойным иного применения, предприняли очередную попытку подмять законы экономики под свои хотелки. При такой высокой инфляции, наличии множества запретов и барьеров есть основания поставить под сомнения показатель реального роста ВВП, курса лиры и долларового эквивалента ВВП.
Новая турецкая экономическая модель была представлена в 2021 г. Её цель – увеличить экспортную конкурентоспособность, частные инвестиции при одновременном сокращении дефицита текущего счёта платёжного баланса. Инструмент традиционный – льготные кредиты для производителей и экспортёров и контроль над инфляцией. В декабре 2021 г. была заявлена Стратегия лирализации – новый ключевой элемент снижения внешнего давления на цены и увеличения эффективности монетарной политики. В рамках этой политики экспортёры обязаны продавать 40% валютной выручки и получать лиры. Опять старый токсичный денежный интервенционизм.
Ценовой популизм властей проявляется в тарифной политике на услуги инфраструктурных компаний. В 2022 г. турецкое правительство оплачивает 50% стоимости электроэнергии и 75% стоимости газа. Самые уязвимые домашние хозяйства получают дополнительные дотации. Тарифы на электроэнергию при потреблении до 240kWh самые минимальные (~6 $-центов за кВт⋅ч. При превышении этого лимита цена возрастает до 9,9 центов за кВт⋅ч. НДС на электроэнергию для домашних хозяйств и с/х ирригации снизили с 18% до 8%.
В конце 1990-х Турция обожглась на финансовом кризисе, хотя плотно работала с МВФ. Рекомендации Фонда не остановили один из самых разорительных кризисов в истории страны. Тщетные попытки сохранить курс лиры привели к тому, что Центральный банк потратил $5 млрд резервов, но всё равно вынужден был отпустить лиру в свободное плавание. За первые 10 дней она девальвировалась на 40%. С учётом значительных валютных потерь от девальвации (~$15 млрд), огромной потребности в финансировании госбанков (~$22 млрд или 100% денежной базы), потери были очень болезненными. Историческая память об этом очень болезненном событии, похоже, улетучилась из памяти полисимейкеров Турции 2020-х. Состояние платёжного баланса, долговая позиция, качество монетарной политики и всеохватывающий популизм властей – всё это гарантируют Турции глубокий экономический кризис в ближайшие годы.
Свободнорыночное просветление 2000-х
Драйвером экономического развития в XXI веке стал динамичный частный сектор, который воспользовался новыми возможностями на внешних рынках. Сектор услуг стал существенно больше для рабочей силы. Промышленные предприятия активно внедрялись в глобальные цепочки ценности. Турецкие власти извлекли уроки и провели важные институциональные изменения, чтобы отделить государство от частного бизнеса. Они были поддержаны Партией справедливости и развития (AK Party) в 2002 г., которая взяла курс на ускорение процесса переговоров по вступлению в ЕС. После преодоления жёсткого финансового кризиса конца 1990-х банковский сектор Турции подключился к развитию экономики, финансированию проектов в сфере промышленности и услуг. Государственные и частные инвестиции в инфраструктуру, особенно в транспорт и логистику, подключили к развитию регионы страны.
Быстро шла урбанизация. Увеличивался средний класс. За 1990-е его размер удвоился и в 2000-х превысил половину населения. Впервые за многие годы в стране сформировался консенсус в поддержку рыночных институтов. В стране появилось новое поколение предпринимателей из провинций. Их часто называют анатолийскими тиграми за трудолюбие, предприимчивость и драйв. Такое качество человеческого капитала, безусловно, стало мощным фактором обеспечения высоких темпов экономического роста.
Политическая турбулентность оставалась очень высокой. В 1980-е в Турции было три премьер-министра и два правительства. В 1990-е было шесть премьер-министров и шесть разных коалиционных правительств. Опять вернулся фаворитизм, прямые кредиты для избранных бизнесов через государственные банки. Коррупция разъедала систему госуправления и вместе с макроэкономическими дисбалансами привела к политическому коллапсу 2001 года. Ему предшествовал экономический кризис, который начался в конце 2000 г.
В рамках программы с МВФ Турция в 1999 г. начала целую серию структурных реформ. Одной из меры было принятие режима скользящей привязки лиры (crawling peg exchange rate regime). Это привело к изменению порядка финансирования госбанков, повышению процентных ставок. В результате начался отток капитала из банковской системы и банкротство банков. Ресурсов не хватило ни у правительства, ни у МВФ. В феврале 2021 г. доверие финансовому сектору рухнуло, заставил правительство отказаться от привязки лиры.
Макроэкономический и банковский кризис конца 2000-го, начала 2001 года вынудил правительство перейти на новую модель государственного управления экономической политикой. В марте 2001 г. появилась экономическая команда Кемаля Дервиша (Kemal Derviş). Были назначены новые руководители Центрального банка и Агентства по регулированию и надзору за банками. Был наведёт порядок в банковской системе (рекапитализация государственных банков, проведение стресс тестов частным, передача банков с недостаточным капиталом в государственный фонд страховки депозитов.
В фискальной политике ужесточился контроль над госбанками, был взят курс на приватизацию и оптимизацию занятости. Центральному банку было запрещено финансировать расходы государственного бюджета (поправки в закон апреля 2001 г. ), а новый закон об управлении долгом (2002) устанавливал правила жёсткой фискальной дисциплины. Монетарная политика была нацелена на снижение инфляции. Был введёт режим таргетирования инфляции. Постепенно госдолг снижался, с 69,2% ВВП в 2002 г. до 39,8% в 2012 г.
В структурной политике был взят курс на сокращение государственного вмешательства в экономику, предоставление самостоятельности регуляторным органам для стимулирования частных инвестиций и улучшения делового климата в целом и в энергетике, телекоме, финансах и сельском хозяйстве. Государство изменило свою роль с собственника и шлагбаума на роль регулятора и фасилитатора частных инвестиций.
В 2004–2006 гг. были частично приватизированы Turkish Airlines и Halk Bank. В 2007–2012 гг. были выданы концессии на управление аэропортами и морскими портами. Проведена реформа энергосистемы. Появились частные генераторы электроэнергии и дистрибьютеры. Государство от их приватизации получило $12,7 млрд. В 2003 г. закончилась монополия Turk Telekom на телекоммуникационном рынке. В 2013 г. была проведена реформа железной дороги. В отдельную компанию была выделена компания-оператор ж/д путей, транспортная компания, с которой конкурировали частные коммерческие и пассажирские ж/д компании.
Все эти реформы привели к резкому росту притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Если в 1990-х они составляли ~$1 млрд. в год, то в период 2007–2012 гг. они выросли до $15 млрд в год. Закон о прямых иностранных инвестициях 2003 г. улучшал условия входа на рынок и усиливал защиту прав собственности инвесторов. Однако стоит отметить, что Турция лишь частично воспользовалась потенциалом ПИИ. Накопленные ПИИ в Турции на душу населения по итогам 2021 г. составили $1390. Для сравнения среднемировой показатель $5753 per capita, в ЕС – $25756.
Макроэкономические реформы расширили бюджетные возможности правительства. В 2003 г. была начала программа реформы здравоохранения (Health Transformation Program). Следом пошла реформы системы образования и социального страхования. Люди на себе почувствовали результаты реформ. Если в 2002 г. доля населения за чертой бедности ($5 по паритету покупательной способности в день) была 42%, то в начале 2010-х она сократилась на половину.
Турция сумела заявить о себе на мировом уровне брендами своих компаний. Производитель джинсов Mavi (компания была создана в 1991 г.). Текстильный сектор Турции заявил о себе на весь мир. Турция вошла на мировые рынки такими брендами, как Beko (товары для дома), Hidromek (строительная техника) и Çilek (мебель). Благодаря участию в глобальных цепочках ценности турецкие производители существенно улучшили уровень технологического оснащения. В 2000-е экспорт Турции ежегодно рос на 15%, что было на 6 п.п. больше среднемирового показателя и в более чем в два раза больше, чем в странах ОЭСР.
Девальвация лиры, высокая инфляция, низкая налоговая нагрузка, благоприятный регуляторный режим в промышленных зонах – это хорошо для крупных экспортёров и банков, для тех глобальных цепочек, которые имеют возможности оптимизировать свои затраты в международном разделении труда. Он разорителен для населения и малого бизнеса. Турецкая экономическая модель 2020-х настроена на коммерческие интересы VIP-распорядителей и потребителей чужого, на местный олигархат и связанные с ними политические и управленческие элиты.
Уроки и рекомендации Украине
В последние 80+ лет Турция проводила самую разную экономическую политику. Она колебалась вместе с mainstream-ом мира, экспериментировала с советским Госпланом. Она увлекалась шаблонами экономикой развития (development economics). Она принимала близко к сердцу штампы институционалистов, матрицы МВФ/ВБ и голубые мечты международных консалтинговых организаций. Она упорно искала третий путь вместе с социалистическим интернационалом ООН.
В каждом из этих сюжетов Турцию ждало разочарование и кризис, военный переворот или политическая турбулентность. Неизменными бенефициарами ставки на Большое государство предсказуемо стали VIP-распорядители и потребители чужого, а также их коммерческие партнёры. За десятилетия близости к Государству они сформировали мощные кланы/ФПГ, которые нагибают экономическую политику в нужную себе стороны под лозунгами, которыми в данный момент лучше всего оболванивать население. Турцию из бедной, аграрной, неграмотной страны в группу стран со средним доходом, развитой промышленностью, динамичным предпринимательским классом вывели периодические вливания, вкрапления экономической свободы и институтов капитализма (верховенство права, частная собственность, свобода торговли, открытая конкуренция). Вот основные уроки для Украины из экономической истории Турции 1950-2023 гг.:
1) Госплан на основе марксизма, госсобственности и протекционизма – это страновой тупик и Мекка для VIP-распорядителей и потребителей чужого.
2) Модель Государства всеобщего интервенционизма может вывести страну из бедности, в зону средних доходов, но на это будет потрачено гораздо больше времени и ресурсов, чем в условиях свободного рынка. За это время страна попадёт в сети Олигархата и отраслевых синдикатов.
3) Импортозамещение как стратегия развития – это тупик для страны и благо для 1-3% VIP-распорядителей чужого. Любые попытки в ручном режиме определить структуру экономики обречены на провал, особенно в условиях IV промышленной революции.
4) Инфляция – это страновое зло, особенно для людей с низким и средним доходом. Она благо для VIP-распорядителей и потребителей чужого, которые при помощи больших банков и финансовых организаций становятся бенефициарами инфляции и девальвации.
5) Любая форма ручного регулирования цен, курса валюты, тарифов, дискриминация при их помощи – зло для экономики.
6) Монетарная политика – самое слабое звено практически для всех развивающихся/переходных экономик. Стабильная, свободно конвертируемая национальная валюта для них – это очень большая редкость. Поэтому лучший монетарный режим для быстрого, долгосрочного роста и развития – это либо переход на иностранную твёрдую валюту, либо режим мультивалютности, т. е. импорт института «деньги».
7) Привлечь в страну крупный международный бизнес при помощи льгот, преференций, субсидий, благоприятного доступа к инфраструктуре можно, но лишь на производство товаров/услуг с низкой долей добавленной стоимости. Такой режим дискриминирует национального производителя и создаёт искажения в структуре экономики.
Экономический рост в стране, поражённой инфляцией, долговой/налоговой нагрузкой, регуляторными ловушками происходит в тех зонах, где всего этого нет или оно на совсем другом уровне издержек для производителей.
9) МВФ/Всемирный банк/ЕБРР, другие международные консалтинговые организации не способны выработать долгосрочную стратегию развития и роста. Они могут оказать техническую помощь, дать денег в режиме «перехватить», привлечь инвесторов под госгарантии. Они – распорядители и потребители чужого, а стране для быстрого роста и перехода в группу стран с высоким уровнем доходов нужен мощный класс частных собственников, инвесторов и предпринимателей.
10) Нейтрализация рецидивов/comeback-а авторитаризма, дирижизма, государственного интервенционизма в развивающейся стране возможна только при сознательном внедрении в систему образования, от средней до высшей школы, основ настоящей экономической науки. Economics, менеджмент, маркетинг, брендинг, HR – это не экономическая наука, а форматирование мозга токсичными, утопическими схемами и моделями. Манипуляция ими позволяет VIP-распорядителям и потребителям чужого поддерживать высоких уровень экономического невежества в обществе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий