понедельник, 13 марта 2023 г.

Оккупация Америки

 

Оккупация Америки

Дэвид Мэмет. Перевод с английского Светланы Силаковой 13 марта 2023
Поделиться
 
Твитнуть
 
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

Много‑много лет я прожил в сельской местности в Вермонте. Купил давно заброшенный фермерский дом стоечно‑балочного типа у грунтовой дороги третьей категории. Риэлтор был иммигрантом из Германии, перебравшимся в Вермонт с женой и маленькими детьми сразу после войны. Он посоветовал мне пригласить местного строителя Боба осмотреть дом: на поверхностный взгляд дом был в ужасающем состоянии, но каркас и фундамент — еще крепкие. Боб сказал, что с удовольствием приведет все в порядок, и вдвоем с шурином осуществил безупречную реставрацию: дом 1805 года возродился во всем своем великолепии.

Семья Боба много чего пережила в Германии с начала до конца войны и в период послевоенного голода, а потом обживалась на новом месте в Америке, совершенно не зная языка. Боб самоучкой освоил плотницкое дело, а также все строительные специальности и стал уважаемым гражданином городка, где все мужчины его возраста на Второй мировой войне сражались против стран Оси. Эрик, его шурин, был членом гитлерюгенда, а сам Боб служил в люфтваффе десантником‑планеристом — в части, современным аналогом которой были бы американские «Силы «Дельта»»  или «морские котики» .

Моя семья подружилась с Бобом, а его жена Ильзе стала для моих детей кем‑то вроде приемной бабушки — или, что еще лучше, двоюродной бабушкой. В его семье я впервые познакомился с немецким национальным характером: трудолюбие, честность, стоическое воздержание от нытья.

Конечно, я редко упускал из виду, что режим, за который Боб воевал, посвятил себя уничтожению моего народа и расы (если считать евреев расой… в любом случае уничтожению таких, как я). Я спросил Эрика про гитлерюгенд, и он сказал, что как‑то он пропустил одно собрание, после чего руководитель группы заявил ему: пропустишь еще одно — расстрел. А Боба и всех остальных мужчин, пригодных по возрасту и здоровью к военной службе, забрали в армию — что они могли сделать?

Меж тем, как Эрик объяснял, а возможно, и извинялся за свое членство в гитлерюгенде, Боб рассказывал мне, что его отец с риском для жизни спасал знакомого еврея.

По поводу обоих случаев скажу: может, все было так, а, может, и не так. Мне пока не довелось встретить ни одного немца, пережившего военные годы, который не поведал бы мне историю о том, как его семья помогала евреям. Оставлю за скобками вопрос о том, правдивы ли эти истории, но рассказчику, по всей видимости, они были насущно необходимы — вот что меня поражало. Нынешнее, изобилующее самооправданиями, рациональное объяснение нацистской эры рисует такую картину: страну оккупировали силы зла, против которых граждане в большинстве случаев были бессильны. Почти все свидетели тех времен уже умерли, а их потомки вправе домысливать ту историю, с которой могут жить, — не насквозь лживую, не правдивую, а историю о том, что хоть кто‑то пытался что‑то сделать.

Гюстав Доре. Египтяне тонут в Красном море. Гравюра

Последние годы в Америке я наблюдаю за нашими отечественными силами зла — наблюдаю, глазам своим не веря, отчаиваясь и негодуя. Коррупция, богохульство, абсурдность — со всем этим половина электората смирилась, сочтя их приемлемой платой за то, что дело делается; смирилась она и со страхом, который порождает подобное смирение. Неужели кто‑то и впрямь верит, что мужчины могут превращаться в женщин, а женщины — в мужчин, способных рожать, что планета Земля горит, уровень моря повышается, а все мы погибнем, если не закроем лица тряпками.

Никто не верит. Эти утверждения — свидетельство веры в некую новую, пока безымянную религию, и то, с каким жаром люди присягают на верность этой неправде, ничем не отличается от любой другой клятвы, которую дают в порыве религиозного экстаза. Они становятся апостольским символом веры для левых, приверженец, выступая с ними, целиком и полностью налагает на себя эти строгие обязательства, совсем как новобранец, становясь солдатом, приносит присягу. Присягающему велят «сделать шаг вперед», и с этой минуты он больше не вправе утверждать: «Я недопонял указания».

Те, кто сейчас находится у власти, настаивают на масочном режиме, но сами масок не носят. Утверждают, что уровень моря повышается, а сами строят особняки на взморье. Они в ужасе от того, как другие расходуют ископаемое топливо, а сами летают исключительно частными самолетами. А тем временем полстраны отказывается назвать болезнь ее истинным именем. Почему?

Потому что за неповиновение этой деспотичной ортодоксии им придется расплачиваться чересчур дорого. В час пробуждения, которое, возможно наступит, они — или, вероятнее, их дети — скажут, что страна находилась под оккупацией. И будут правы.

Ганди сказал британцам: вы слишком долго гостите в нашем доме, вам пора уходить. Фразу он позаимствовал у Оливера Кромвеля ; отлично сказано. Левые слишком долго занимают высокие посты, пропагандируя свои догмы, хотя причин жаловаться у них все меньше (остались ли вообще должности, недоступные представителям небелых рас или женщинам? Инклюзия царствует на всех ступенях карьерной лестницы; зачисление в колледжи и университеты, кресло пилота, кресло в Овальном кабинете, роль в кино, поступление в элитные школы — везде им оказывают предпочтение, не так ли?). И все равно их протесты становятся все напористее — дело доходит до составления «черных списков» и даже до уличных бунтов самозваных представителей «угнетенных».

Врачи старой школы говорили, что болезнь «заявляет о себе». Как учит история, всем государственным переворотам неизменно присуща одна особенность — репрессии: их организуют агенты‑провокаторы, затесавшиеся среди революционеров, а затем в них винят сторонников законного правительства. Если в период, оставшийся до промежуточных выборов в конгресс США, мы не увидим ничего подобного, это станет исторической аномалией.

Ведь болезнь уже заявила о себе, и теперь у нас происходит не война культур, а госпереворот в зачаточной стадии, с обычным для него набором действующих лиц. Большевиков могла бы разбить рота солдат в предместье Москвы, Гитлера могли бы остановить в Чехословакии, а сегодняшние ужасы — пресечь на полицейском участке в Миннеаполисе  или на заседании совета по делам школ в Сан‑Франциско. Но эти трагедии, а также те трагедии, которые происходят с нами сегодня, не только допустили — а породили, пустив всё на самотек.

И все же я верю, что есть надежда на разум и самоуправление. Испаноязычные американцы в Техасе выступают против политики, из‑за которой их штат захлестнуло разнузданное насилие уличных банд — то самое насилие, которое вынудило их бежать из Мексики; Рон Десантис  и флоридские консерваторы несомненно проявляют здравый смысл, ответственность и честность, сопротивляясь «критической теории расы» и половому воспитанию, больше смахивающему на идеологическую обработку подростков. Консервативно настроенные черные сходным образом взывают к разуму своего исторически благоразумно настроенного сообщества, чтобы побороть те кошмары, в которые крупные города превратились по милости левых. В Сан‑Франциско — этот город дорог многим из нас, но его постоянные жители, так уж случилось, соглашались на промывание своих мозгов — народ проголосовал за прекращение полномочий  опасных дураков в совете по делам школ. А Бари Уэйсс  основала в Остине, штат Техас, университет свободной мысли.

Рон Десантис

Говоря словами Теннесси, «Как быстро, как внезапно внял Господь…» 

С моей стороны это далеко не шуточки. Я нашел огромное утешение в Торе: когда Моисей не решался бороться с властью египтян и сомневался, что справится один, он снова и снова получал совет: мол, ты будешь не один, с тобой будет Б‑г.

В поведении этих храбрых диссидентов нам явлена мудрость из сказки про Румпельштильцхена. Девушка становится женой короля, а он запирает ее в темницу, требуя, чтобы она пряла из соломы золотую пряжу, — иначе он ее не выпустит. Задание невыполнимо, она в отчаянии, но тут появляется карлик и обещает показать ей, как это сделать. Обещание он выполняет. Она спрашивает, как ей его отблагодарить, а карлик отвечает: пусть отдаст ему ребенка, который родится у нее первым, — только и всего. И, если она не угадает имя карлика, ребенка придется отдать — ничего не попишешь. Героиня в ужасе — не знает, что предпринять, но знает: надо попытаться. В конце концов ей удается разузнать имя карлика. Что побудило ее перебороть страх и разорвать порочный круг? Она просто не могла допустить, чтобы ее беда постигла и ребенка.

Теперь, когда болезнь заявила о себе и ее опасность стала очевидной, всем нам пора свергнуть иго оккупации — дать отпор тираниям, под чьей властью мы не согласны жить.

Оригинальная публикация: American Occupation

Комментариев нет:

Отправить комментарий