Ехали в автобусе...
«Час пик. Салон автобуса полон. Все места заняты. Пассажиры стоят в проходе. Кто-то, значит, сидит, а кто-то стоит, и это очевидное неравенство, само по себе, создает конфликтную, нервную обстановку.»
Час пик. Салон автобуса полон. Все места заняты. Пассажиры стоят в проходе. Кто-то, значит, сидит, а кто-то стоит, и это очевидное неравенство, само по себе, создает конфликтную, нервную обстановку.
Вечер. В автобусе прохладно еще и потому, что работает кондиционер. Именно эта «морозильная» работа, чаще всего, предлог для спора.
Худому, совершенно лысому старику в шортах, не нравится включенный мазган. Рядом с ним плотно сидит полная, пожилая женщина в темных очках. Ей тоже не по душе холод.
— Водитель! — приказала женщина. — Выключи свой ледник. Устроил здесь русскую зиму.
Водителю, молодому парню, судя по всему, не нравится, когда с ним говорят таким тоном. Он не обращает внимания на приказ женщины в темных очках.
— Ты слышал, что тебе сказали?! — повысил голос старик в шортах. — Холодно!
— Уважаемый, — спокойно, не оборачиваясь, отозвался водитель, безуспешно стараясь выбраться из пробки. — В салоне много людей. Сразу станет душно. И те, кому станет душно, попросят включить мазган.
— Вот именно, — сказал грузный мужчина в майке с надписью, советующей не отдавать врагу поселения. — Чистый воздух им помешал.
— А тебя никто не спрашивает, — повернулась к мужчине в майке женщина в темных очках. — Едешь себе, и молчи!
— Это почему я должен молчать? — обиделся грузный мужчина. — Мы живем в демократической стране. Каждый имеет право высказать свое мнение.
— Ты его высказал, — повернулся к нему старик в шортах. — Вон на брюхе все написано.
— А вам не нравится? — даже приподнялся от возмущения грузный мужчина.
Старик ему не ответил. Зато подал голос молодой человек с кейсом.
— А что тут может нравиться, — сказал он. — Из-за вас и весь сыр-бор начался. Мало вам земли в Израиле. Вон вся пустыня Негев в распоряжении. Селитесь, сколько хотите.
— Что же ты сам там селиться не торопишься? — повернулся к молодому человеку высокий пассажир в кипе.
— А почему это именно я должен там жить? — вопросом на вопрос ответил молодой человек.
— Потому что ты верблюд и скотина! — пробасил кто-то невидимый из глубины салона.
Молодой человек хотел ответить, но тут автобус остановился, и он, махнув свободной рукой, вышел на своей остановке.
— Водитель! Выключи мазган! — вдруг истерично взвизгнула женщина в темных очках.
— И не думай, парень! — пробасил из глубины салона все тот же голос. — И так дышать нечем!
— Правильно, — подтвердил грузный пассажир.
Тут в разговор вмешалась молодая женщина в длинной юбке и шляпе, закрывающей тяжелую копну волос.
— Нужно носить с собой что-нибудь теплое: кофту или платок, — сказала она примирительно. — Тогда не будет проблем.
— Тебя никто не спрашивает, что мне носить с собой! — повернулась к ней пожилая женщина в очках. — Ты своему Б-гу советуй, а не чужим людям.
— Б-г, уважаемая, советы не принимает, — сказала женщина в шляпе. — Он только их дает.
— Развела тут религиозную пропаганду, — буркнул старик в шортах.
— Не нравятся ему поселения! — вдруг громко произнес мужчина в майке. — Ему Бейлин нравится с Арафатом!
— Зачем шуметь? — вздохнул сидящий перед ним молодой человек с татуировкой на предплечье. — Тот парень давно уже вышел.
— А ты не вмешивайся! — приподнялся над ним мужчина в майке. — Ты бы лучше место уступил старикам.
— Где ты тут стариков увидел? — повернулся к нему татуированный.
— Да вот! — грузный в майке ткнул пальцем в пожилого человека с тележкой на колесиках.
— Да я постою, — отмахнулся тот. — Мне выходить скоро.
— Воспитали вас, — продолжал бурчать грузный в майке. — Никакого уважения к старшим.
— Они просто не думают, что когда-нибудь сами будут стариками, — поддержал мужчину в майке невидимый бас.
— И правильно не думают, — вмешался в спор девичий голос. — При такой жизни не знаешь, что завтра с тобой случится.
— Завтра будет ночь, потом утро, потом день и вечер, — сказал чернокожий старик в кипе.
— Ты закроешь мазган! — вновь заорала пожилая женщина в очках. — Ты не в своем Марокко, ты в цивилизованную страну приехал!
— Из Ирака, госпожа, — чуть повернулся к ней водитель. — Мои родители из Ирака.
— Эсти, — тихо сказал своей соседке старик в шортах. — Ты уже слишком: при чем тут Марокко или Ирак?
— А при том, — невозмутимо произнес сидящий за этой парой широкоплечий мужчина. — При том, что твоя жена — расистка. Таких в тюрьму сажать надо.
— Ты что сказал? — мучая больную шею, повернулась к нему женщина в темных очках. — Это меня в тюрьму?
— Тебя, тебя, — невозмутимо подтвердил широкоплечий.
— Шломо! Ты слышишь, что он сказал?
— Выйдем, Эсти, выйдем сейчас же! — не выдержав, закричал старик в шортах, и даже поднялся неосмотрительно.
— Сиди! — крикнула пожилая дама в очках. — Мы за билет заплатили. У тебя что, есть лишние деньги?
— Здоровье дороже, — буркнул старик в шортах.
— Это верно, — ловко протиснулся на его место маленький человечек с бледным, острым личиком. Он уселся рядом с сердитой пассажиркой и продолжил: — Идти могу сколько угодно, стоять — чистая мука.
— Доигрался, — уставилась на старика в шортах пожилая дама в очках. — Вот всегда так. Всегда на твое место кто-то садится... Водитель! Да выключи ты мазган!
— И чего они всю дорогу лаются? — сказал по-русски мужчина в фетровой, потертой шляпе.
— Культуры никакой, — отозвалась ярко накрашенная женщина в легком, прозрачном платье. — Все им не так. Живут здесь от рождения. Денег куры не клюют, а все в автобусе ездют, экономят.
— Ладно вам — сказал ей тоже по-русски пассажир в мятой армейской форме. — Среди сабр бедных тоже хватает.
— Ага, мы-то и видим — продолжала ярко накрашенная. — Вон одна весь банк украла. А у нас сосед сыну и дочке по машине купил. Плюнуть некуда из-за их машин.
— Ты выключишь мазган! — истошно закричала пожилая в темных очках.
— Не выключу, — отозвался водитель. — Мы из Ирака — народ упрямый.
— Я его сейчас убью! — сказала женщина.
— Не убьешь, — улыбнулся сидящий с ней рядом маленький пассажир. — Мы тогда все разобьемся.
— Тебя кто спрашивает? — повернулась к нему соседка. — Занял чужое место и молчи.
— Чужих мест в автобусе не бывает, — резонно возразил маленький. — Бывают места свободные и занятые.
— Он еще и рассуждает! — картинно подняла руки вверх соседка.
Тут вошла в автобус молодая, религиозная мама с тремя детишками. Первые двое были постарше и вели себя прилично. Третий малыш, а был ему год, не больше, орал, как резанный.
Мамаша не обращала на орущего ребенка никакого внимания. Ей уступили место. Она спокойно устраивала на этом, единственном месте, все свое семейство.
— Да уйми ты ребенка, — сказала вошедшей даме женщина с книгой. — Ты что не слышишь?
— Слышу, — повернулась к ней с улыбкой многодетная мать. — У Даника зубы лезут. Тут не уймешь.
— А у меня давно все выпали! — вдруг сообщил неприметный прежде старичок в белой панамке. — Так я что, орать должен на весь автобус?
— Вот ты и орешь, — спокойно указал старичку бас.
Ребенку, судя по всему, этот голос понравился. Он перестал голосить, и начал вертеть курчавой головенкой в поисках источника такого приятного голоса.
— Нарожают, потом ходят без штанов, — ворчливо произнесла по-русски женщина в легком платье.
— Да она вроде в юбке и даже длинной, — поправил ее сосед в фетровой шляпе.
— Ты из меня идиотку не делай, — посоветовала спутнику женщина. — Они нарожают, а толку ноль. Их дети в армию не ходют... Вон, косются. Не нравится им, что по-русски говорим. Ненавидят нас.
— Зато вы их любите, — вздохнул сосед.
— А за что их любить?.. Это нашему сыну автомат на шею — и пошел, или вот ее?!
— Кто-то должен страну защищать, — сказал мужчина в мятой форме.
— Вот они пусть и защищают. И место у них на кладбище готово, как у людей. А тебя за оградкой похоронят, как собаку.
— Мой дед на русском кладбище похоронен, под крестом, — сказал сосед. — А рядом еврейское есть. Там евреи лежат. Ну и что?
— А то. Это в койке есть разница, кто с тобой рядом устроился, а покойникам это все равно. Это живым важно. Для них должны быть равные права.
Вот на этом «русском» изречении водитель все-таки выключил мазган. Выключить-то выключил, но тут в автобусе появилась группа ортодоксов в черных костюмах и шляпах.
— Включи мазган! — тут же истошно заорал кто-то из глубины салона. — Дышать нечем!
— Тихо! Чего ты орешь! — одернули любителя холода. — Открой окно!
— Не нужно открывать! — крикнул кто-то. — Сквозняк!
Тут грузный мужчина в майке стал пробираться к выходу.
— Да ну вас всех к чертям, — бормотал он, расталкивая стоящих пассажиров. — Лучше пешком пойду.
— Ну и топай до своего поселения, — посоветовал ему кто-то.
— Я тебе потопаю! — резко повернулся к советчику грузный.
— Давно рекомендую нашему Кнессету закон принять, — внятно произнес высокий мужчина в кипе. — Пусть «левые» в автобусе с левой стороны сидят, а «правые» — с правой.
— А религиозных куда? — поинтересовался нежный, девичий голос.
— Им специальные автобусы, — сказал молодой человек, призывно и ласково взглянув на симпатичную девицу.
— Водитель! Включи мазган! — бешено заорал кто-то из душной глубины автобуса.
Но тут общественный транспорт остановился, и в салон быстро поднялся юноша-араб с изможденным лицом и в тяжелой куртке не по сезону.
Из книги "Рассказы о русском Израиле"
Комментариев нет:
Отправить комментарий