«Огромная часть населения не имеет альтернативной информации и отчасти не хочет её иметь»
Он также констатировал углубление процесса самоизоляции российского общества, вызванное ощущением несправедливости войны, ее преступным характером. Как ему представляется, это заставляет людей замыкаться в собственной скорлупе. Тем не менее социолог не оценивает ситуацию как бесперспективную, усматривая свет в конце туннеля.
Лев Дмитриевич, какие тренды преобладают сейчас в общественном сознании России применительно к войне в Украине?
По нашим наблюдениям, идет не очень четко выраженная, но вполне ощутимая поддержка власти и самой войны. При этом одобрение войны сохраняется на уровне 70 %, но одновременно 50 % и даже немного больше респондентов хотят ее прекращения. Эта раздвоенность отражает недооформленность общественного мнения. Тут дело в том, что пропаганда работает без устали и задает нужные власти интерпретации событий, а альтернативной работы, которая могла бы артикулировать антивоенные настроения, почти нет или она очень слабая. Поэтому с марта по январь мы фиксируем статичность распределения всех мнений.
«Одобрение войны» звучит, конечно, чудовищно. Что может тут поменять картину?
Пока ситуация в зоне военных действий (на Украине) кардинально не изменится, никаких перемен в общественном сознании россиян не предвидится, как я полагаю. Главным образом потому, что властями полностью контролируется информационное пространство. По последним данным правозащитников и медиаэкспертов, больше 600 тысяч страниц в интернете заблокировано. Ограничен доступ к Инстаграму, Твиттеру, Фейсбуку и так далее. И это действительно крайне важный момент. Огромная часть населения не имеет альтернативной информации и отчасти не хочет её иметь.
А чем вызвано нежелание получать объективную информацию?
Технические возможности (для доступа к независимым информационным источникам) еще есть, но люди либо боятся выйти из привычного круга вещей, либо испытывают сильный дискомфорт от негативной информации, поступающей с полей сражений. Поэтому то, что мы наблюдаем, это непросто навязанный сверху консенсус, но и внутреннее сопротивление граждан, их нежелание посмотреть правде в глаза. Такое положение, видимо, будет сохраняться еще какое-то время, пока, повторяю, не наступит решительный перелом в ходе “спецоперации” (войны). Кроме того на общем тренде сказывается отъезд из страны оппозиционеров, антивоенно настроенных людей и независимых журналистов.
Судя по последним заочным приговорам уехавшим за границу критикам режима, власти стремятся напрочь закрыть им дорогу обратно?
Конечно. Отсюда все угрозы в их адрес и разговоры о конфискации имущества эмигрировавших оппонентов Путина. Это, разумеется, очень серьезным образом действует на массовое сознание. Добавим сюда еще и факты покушения на жизнь лидеров оппозиции, их убийства. При анализе наших данных мы также констатируем углубление процесса самоизоляции российского общества. Именно ощущение несправедливости нынешней войны, ее преступный характер заставляет людей замыкаться в себе, отгораживаться от внешнего мира. Стыд, боль и беспомощность – так можно сформулировать комплекс их чувств.
На что же сейчас делает ставку Кремль?
Мне кажется, что ставка сделана на подавление недовольства любого вида и установление контроля в том числе над радикалами, националистами вроде Гиркина (Игоря Стрелкова, приговоренного к пожизненному заключению по делу о сбитом над Украиной малазийском Боинге) и компании ультра-патриотов, резко критикующих действия российской армии на Украине. Режим пытается контролировать все открытые проявления недовольства. Власти явно понимают, что не добьются тотального единомыслия, но все равно стараются с помощью репрессий закрыть рот всем без разбора и тем самым повлиять на поведение молчаливого большинства, “болота”.
Вы говорили о важности перемен на фронте. Но ведь было и харьковское отступление российских войск, и их бегство из Херсона.
Такие события влияют только в известном смысле, вызывая тревогу, раздражение и некоторое недовольство военным командованием. Предчувствия поражения есть, но они отметаются с порога как нечто недопустимое. Люди замыкаются в себе и (или) категорически не хотят слышать никаких аргументов, если те противоречат их внутренней картине мира.
А как реагирует население на чрезмерное вмешательство государства в такие тонкие чувствительные сферы, как искусство, театр, музыка, на всевозможные запреты, цензуру?
Массы скорее склонны соглашаться с такими действиями и принимать официальную трактовку событий за единственно правильную: мол, все делается исключительно для предотвращения вредного влияния Запада или подрыва традиционных духовных ценностей народа. Это проявление конформизма в его классическом виде. Раздражение, конечно, проявляется, но оно касается в основном довольно тонкого слоя граждан. Словом, в соцсетях и на кухнях это будет гневно обсуждаться, но вряд ли придет к желанию изменить положение дел, тем более к протесту.
Находят ли отклик в сознании граждан обвинения Путина в военных преступлениях?
Они оказывают весьма неоднозначное влияние на формирование общественного мнения. В первый момент основным большинством это просто отрицается, воспринимается как клевета и проявление враждебности Запада. Но есть основания полагать, что понимание преступности действий власти будет проникать в толщу массового сознания, и с течением времени, при изменившихся обстоятельствах, безусловно, сыграет большую роль в плане легитимности. Однако это проявится только в ситуации военного поражения или острого экономического кризиса. Тогда осознание преступности действий путинского режима сработает. Для переконфигурация массовых представлений нужны сильные триггеры. Тем не менее люди слышат обвинения западных демократий и задумываются на ними. А капля камень точит.
Комментариев нет:
Отправить комментарий