вторник, 24 января 2023 г.

Шевченко и Гоголь имели в виду других русских

 

Шевченко и Гоголь имели в виду других русских

(окончание моего цитирования книг Белякова по украинской истории с некоторыми моими и не только моими комментариями)

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Великий Шевченко, судя по Белякову, это самый главный и самый талантливый украинский националист. Он, а не Петлюра и Бандера с Шухевичем был и остаётся основателем всей антимоскальской линии в украинской идеологии.

Тарасу Григорьевич помог Николай Васильевич, великий писатель, который, как я понял только теперь, называя в “Тарасе Бульбе” казаков – “русскими” имел в виду совсем не московитов.

Это я понял, когда прочёл у Белякова кто такие «руские», «руськие», «русины».

Свой вклад внёс историк Грушевский и Леся Украинка. Но Шевченко – идеологический основатель независимой Украины нашего времени.

По традиции этой серии моих публикации, поставлю еще один негативный комментарий из “Флибусты” про книгу Белякова:

Abc121 в 06:50 (+02:00) / 05-05-2016, Оценка: нечитаемо

Хех, вот за что я люблю жертв сегодняшней киевской пропаганды так это за непосредственность. Оказывается раньше Украинцы были Русскими но потом…

Вопрос “укранутым” – а в связи с какими историческими событиями некоторое число русских вдруг стало украинцами?

Начну я цитировать Белякова с начала другой его книги об украинской истории, она называется “Весна народов”. Я уже писал об этой книге в своём первом тексте про украинскую тему у Белякова.

Вот здесь её можно читать или выгрузить:

http://flibusta.is/b/597460/read

Каждый год украинцы отмечали шевченковские дни. Роковины. День рождения и день смерти. 25 и 26 февраля по старому стилю. В церквях служили панихиды по «рабу Божьему Тарасу». Сложился культ Шевченко. Великий кобзарь стал если не национальным божеством, то пророком, как Моисей для еврейского народа. Но православие не запрещает визуального искусства, а потому украинцы охотно приобретали портреты и бюсты Шевченко. Спрос был велик.

Маленький Коля Корнейчуков (спустя годы – писатель Корней Чуковский) считал, будто всякий бюст называется Шевченко. А ведь детство Корнея Ивановича прошло в Одессе задолго до ее украинизации. Этим портретам и бюстам только что не молились. Однажды на шевченковском празднике в Полтаве чиновник Государственного банка по фамилии Орел вышел на сцену, чтобы прочитать стихи. Перед этим он отвесил бюсту Шевченко глубокий поклон.

Простые селяне возжигали лампады перед изображениями Шевченко: «Кто был в украинской деревне, тот видел, что почти в каждой хате красуется портрет Шевченко на самом почетном месте, убранный рушниками и квитками».

Об украинской интеллигенции нечего и говорить: проводили литературные вечера, ставили любительские спектакли, читали доклады на торжественных собраниях. В гостиной Леси Украинки висел огромный портрет Шевченко, «украшенный венком из дубовых листьев и вышитым полотенцем».

«Библию ей заменял спрятанный в окованном сундуке “Кобзарь” Шевченко, такой же пожелтевший и закапанный воском, как Библия», – вспоминал Константин Паустовский свою тетю Дозю (Феодосию Максимовну). Она жила в дедовской усадьбе Городище на реке Рось, неподалеку от Белой Церкви. Изредка по ночам она открывала свой «Кобзарь», «читала при свече “Катерину” и поминутно вытирала темным платком глаза».

В селе Прохоривка селяне берегли дуб, под которым Шевченко, бывало, сиживал, любовался прекрасным видом на Днепр и даже сочинил поэму «Мария». В Переяславле показывали старую вербу, посаженную Тарасом Григорьевичем.

В память о Шевченко сажали деревья и сами крестьяне, как это было в селе Гуливцы Острожского уезда (на Волыни).

Из донесения помощника начальника Волынского губернского жандармского управления по Новоград-Волынскому, Острожскому, Изяславскому уездам начальнику управления Мезенцову: «…На площади против усадьбы местного священника были посажены несколько деревьев в форме буквы “Т”, что означает первоначальную букву “Тарас”. После посадки деревьев все собрались в дом Григория Загребельного, где был устроен вечер и было прочитано Загребельным несколько произведений Шевченко. По негласным сведениям, под одним из посаженных деревьев зарыта бутылка со списком крестьян, присутствовавших при посадке этих деревьев».

Почти в каждом селе, где бывал Шевченко, находились старики, которые рассказывали о своих встречах с ним, настоящих или воображаемых. На могилу Шевченко тысячами шли паломники. Для «щирого» (искреннего, убежденного) украинца гроб поэта был так же священен, как гроб Господень для пилигрима. Но и образованные русские люди посещали могилу Шевченко или хотя бы видели ее издали:

«Впоследствии я бывал на могилах многих великих людей, но ни одна из них не произвела на меня такого трогательного впечатления, как могила украинского кобзаря, – писал Иван Бунин в очерке «Казацким ходом». – <…> И в самом деле, чья могила скромнее и в то же время величественнее и поэтичнее? Сама она – на высоких, живописных горах, далеко озирающих и Днепр, и синие долины, и сотни селений – всё, что только дорого было усопшему поэту. И в то же время как проста она! Небольшой холм, а на нем – белый крест с скромной надписью… вот и всё!»

Могила Шевченко на высоком берегу Днепра поразила юного Валентина Катаева больше, чем даже прекрасная Владимирская горка в древнем Киеве. «…Это было одно из самых сильных впечатлений моего детства, уже в то время переходящего в раннюю юность… – вспоминал Катаев. – На палубе, еще сырой от ночной росы, собрались пассажиры и смотрели на левый, высокий берег Днепра, где над холмом виднелся высокий деревянный крест. Папа снял свою соломенную шляпу и сказал голосом, в котором дрожала какая-то глухая струна:

– Дети, снимите шляпы, поклонитесь и запомните на всю жизнь: это крест над могилой великого народного поэта Тараса Шевченко.

Мы с Женей сняли свои летние картузы и долго смотрели вслед удаляющемуся кресту, верхняя часть которого уже была освещена телесно-розовыми лучами восходящего солнца»;

Вот так выглядит обложка только что процитированной книги.

Это аннотация на “Весну народов”.

Сергей Беляков – историк и литературовед, лауреат премии Большая книга и финалист премии Национальный бестселлер, автор книг «Гумилев сын Гумилева» и «Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя». Весной народов назвали европейскую революцию 1848–1849 гг., но в империи Габсбургов она потерпела поражение. Подлинной Весной народов стала победоносная революция в России. На руинах империи появились национальные государства финнов, поляков, эстонцев, грузин. Украинцы создали даже несколько государств – народную республику, Украинскую державу, советскую Украину… Будущий режиссер Довженко вместе с товарищами-петлюровцами штурмовал восставший завод «Арсенал», на помощь повстанцам спешил русский офицер Михаил Муравьев, чье имя на Украине стало символом зла, украинские социалисты и русские аристократы радостно встречали немецких оккупантов, русский генерал Скоропадский строил украинскую государственность, а русский ученый Вернадский создавал украинскую Академию наук…

А это – комментарий на “Флибусте” о ней.

Dmitriy Fedosenko в 12:36 (+02:00) / 09-09-2021, Оценка: отлично!

Хорошая книга, прямо на редкость. Хорошая попытка описать сложный период истории не скатываясь в “наши – враги”. От российского историка такого как-то и не ожидаешь уже, тем более спасибо за честную попытку.

Ну а теперь вернёмся к первой книге украинской дилогии Сергея Белякова:

В уста своего героя Шевченко охотно вкладывает собственные мысли: «От берегов тихого Дона до кремнистых берегов быстротекущего Днестра – одна почва земли, одна речь, один быт, одна физиономия народа; даже и песни одни и те же. Как одной матери дети»

О Киеве:

У города с древнерусским прошлым, польским настоящим будет и будущее, не только русское, о котором мы, дай бог, когда-нибудь поговорим, но и украинское.

Его провозвестником будет Н. В. Гоголь. Несколько месяцев подряд, начиная с лета 1833-го, он будет уговаривать Максимовича перебраться в Киев: «Бросьте в самом деле кацапию, да поезжайте в гетьманщину. Я сам думаю то же сделать и на следующий год махнуть отсюда. Дурни мы, право, как рассудишь хорошенько. Для чего и кому мы жертвуем всем. Едем!»

Гоголь торопил друга, упрекал, уговаривал, соблазнял прелестями жизни на юге, на берегах Днепра: «Туда, туда! в Киев! в древний, в прекрасный Киев! <…> Он наш, он не их, не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей».

(Разумеется, когда Гоголь писал – он наш, он имел в виду, он – украинский)

Максимович в то время жил в Москве, Гоголь – в Петербурге, где к нему пришла громкая слава. Киев никак не мог сравниться с блистательным Петербургом, современной, богатой и благоустроенной столицей, которую украшали уже и Зимний дворец, и ростральные колонны. Но из Петербурга Киев выглядел совсем иначе. Забывались немощеные улицы, темные и грязные, иноплеменная речь, бедные хаты. В памяти оставались великая история и роскошная южная природа: «В моем ли прекрасном древнем обетованном Киеве, увенчанном многоплодными садами, опоясанном моим южным прекрасным чудным небом, упоительными ночами, где гора обсыпана кустарниками с своими так гармоническими обрывами и подмывающий ее мой чистый и быстрый мой Днепр»

Ну и кто такие “руськие”:

Население Западной Руси, во второй половине XIV века оказавшееся под властью Литвы и Польши, сохранило не только православную веру, но и прежнее имя – «Русь», «руские», «руськие», «русины», то есть русские. Так они называли сами себя, так их называли поляки и литовцы.

Бывшее Русское королевство (Галиция) стало Русским воеводством, которое просуществует почти до самого конца Речи Посполитой и будет ликвидировано австрийскими властями, оккупировавшими земли воеводства в 1772 году. Центром воеводства был город Львов. Еще в XVIII веке поляки, случалось, называли не только жителей Русского воеводства, но также их соплеменников с Волыни, Подолии, Надднепрянщины «русинами» или «козаками-русинами»[118]. А в XVI–XVII веках слова «русские», «русины», «Русь» были общепринятыми. В конце XVI века участники Львовского православного братства отстаивали права «народа нашего великоименитого русского»

«Против нас не шайка своевольников, – говорил гетман Великого княжества Литовского Павел Ян Сапега, – а великая сила целой Руси. Весь народ русский из сел, деревень, местечек, городов, связанный узами веры и крови с козаками, грозит искоренить шляхетское племя и снести с лица земли Речь Посполитую». А сами русины гордо называли себя «старожитным народом руським Володимирова корня».

Гетман Иван Выговский, пришедший к власти вскоре после смерти Богдана Хмельницкого, пытался создать под властью Речи Посполитой «Великое княжество Русское». Западные «русские» говорили «руской мовой», исповедовали «рускую веру». Образованные выпускники Киево-Могилянской коллегии (будущей академии) даже заменяли слово «Русь» словом «Россия». Стихотворение «К реестру войска Запорожского» (1649) завершалось такими словами:

З синов Владимирових Россiя упала —
З Хмельницьких за Богдана на ноги повстала.

«Эта Русь – все наголо мятежники», – говорили поляки в том же 1649-м, когда русские из царства Московского еще и не собирались вступать в войну. Так что Россия и Русь здесь – никак не царство Московское, а земли Войска Запорожского или вообще все земли, населенные «русинами». Сам Хмельницкий, опьяненный победами (и, вероятно, не только победами), на переговорах с поляками назвал себя «единовладцем и самодержцем руським

3акарпатского русина, равно как и малороссиянина-украинца, в Москве своим не считали. Но точно так же не считали своим и «северянина» на Украине и в Закарпатье: «…как ни называй себя он русским, всё-таки он не русин, а москаль, липован и кацап. По мнению южан, настоящая Русь простирается только до тех пределов, до коих живут южане, а всё прочее московщина».

Но еще интересней другое свидетельство Венелина. По его словам, «карпато-росс, живущий на берегах Тисы», то есть соплеменник Венелина, принимает «русского гренадера, северного уроженца, за чеха», в то время как «настоящим русским» будет для него гренадер из Глухова или Чернигова, то есть украинец. О Руси такому карпато-россу напомнит книга, изданная в Киеве, но не в Москве.

В 1515 году Дашкевич вместе с крымским ханом Мехмед Гиреем и воеводой Киева Андреем Немиром совершил набег на Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, недавно присоединенные к Москве. Герберштейн рассказывает о военной хитрости Дашкевича, который заманил московитов в ловушку, «окружил их и перебил всех до единого.

В XVI веке украинские козаки всё чаще появлялись в Москве, где их принимали на службу как наемных пехотинцев наравне с немцами. Московские русские в них русских людей не признали, а называли так же, как и Герберштейн, «черкасами» / «черкассами». В Смутное время имя «черкасы» стало синонимом разбойников, головорезов, столь же чуждых и ненавистных, как ляхи. Тогда же, как доказал академик Б. Н. Флоря, появилось в русском языке и слово «хохол». Оно упоминается во «Временнике» дьяка Ивана Тимофеева (1609) и «Грамоте земских властей Ярославля» в город Казань (1611). В обоих источниках люди с хохлами на головах – это поляки, католики. Они хотят не только народ православный склонить к латинской ереси, но и заставить отказаться от данного Богом облика – брить бороды и головы, оставив только «бесовский хохол» (то есть чуб, оселедец) на голове.

Как писал один русский воевода в 1621 году: «…некрещеные вы, поганые хохлы, сатанины угодники, хамовы внучата…»

Польский военачальник Ян Петр Сапега, разоривший Вязьму, штурмовавший Троице-Сергиевский монастырь и Москву, в 1611 году писал: «У нас в рыцарстве бо́льшая половина русских людей». Речь, разумеется, шла о «русских» западной Руси, а не о врагах-московитах.

Запорожские козаки составляли до двух третей войска гетмана Ходкевича, разбитого ополчением Минина и Пожарского в Московской битве (1–3 сентября (22–24 августа) 1612 года).

Русские не особенно отличали этих «соплеменников» от настоящих поляков и литовцев, тем более что военная власть была в руках именно поляков-католиков, а также и полонизированных католиков-литовцев: Жолкевского, Сапеги, Ходкевича и самого короля Сигизмунда III, фанатичного католика, покровителя ненавистной для православных унии. Наконец, обычай носить чуб переняли и некоторые поляки.

Иностранному наблюдателю в XVII веке различия между восточными и западными русскими бросались в глаза больше, чем Герберштейну в начале XVI века. Английский врач Самюэль Коллинс, десять лет служивший при дворе Алексея Михайловича, не раз видел там и приезжих из страны, которую он называет Черкасией (Chirchass Land). Это название Коллинс вряд ли выдумал сам, скорее всего – почерпнул из разговоров русских людей. Коллинс решил, будто черкасы – «грубый и мрачный» народ «татарского племени». Различия между русскими из Москвы и русинами с Украины были столь велики, что два родственных славянских народа англичанин родственными не посчитал. Возможно, его ввели в заблуждение слухи о настоящих кавказских черкесах, которых русские и в XIX веке будут называть «татарами».

Но из описания внешности, быта и нравов этих самых черкасов не остается сомнений, что Коллинс видел именно украинцев/русинов, а не кавказских черкесов/адыгов. Он даже делает важное уточнение: «Воинов они на своем языке называют казаками (Cossacks), почему ошибаются многие, считая казаков особенным народом».

Различия между народами были слишком заметны. Оказавшись в одном государстве, русские и русины не могли больше называться одним именем. Простой народ сохранил прежние имена («хохлы», «москали»), но официальный язык требовал других слов. И здесь снова пригодилась «Малая Русь», включенная даже в титул государя.

Термин «Малая Россия» вскоре стал достаточно распространенным, а в переписке между козацкой старши́ной и властями царства Московского – общепринятым. Незадолго до Конотопской битвы козацкая старши́на Правобережья обратилась с посланием к московскому воеводе Григорию Ромодановскому и промосковскому наказному гетману Ивану Беспалому. В письме козацкие полковники называли своей «отчиной» «Малую Росию». Среди подписавших письмо находим имена Ивана Богуна, Остапа Гоголя, Петра Дорошенко.

«Народ малороссийский» упомянут в мае 1660 года в письме козацкого полковника Василия Золотаренко. Слово прижилось, его стали использовать и в московских приказах, и в гетманской канцелярии. К концу XVII века это был уже вполне официальный термин. В договоре, который заключил Василий Голицын, представлявший интересы правительства царевны Софьи, и козацкая старши́на (элита козачества) во главе с только что избранным гетманом Иваном Мазепой («Каламакские статьи» 1887 года), говорится именно о «малороссийском народе». Сам гетман Иван Мазепа выступал от имени «войска Запорожского и народа Малороссийского». Мазепа писал своим полковникам об «отчизне нашей малороссийской», о «вольном нашем народе малороссийском». В Москве создали даже специальный Малороссийский приказ, занимавшийся делами этой богатой, но беспокойной страны. В XVIII веке слово «малороссияне» стало уже общепринятым.

Образованные украинцы понятия «Малороссия», «Малая Россия», «малороссияне» приняли и охотно употребляли. Даже название «История русов, или Малой России» отразило эту перемену. Хотя интересовавшиеся историей люди, читатели всё той же «Истории русов», хорошо знали, что прежде именно они звались «руськими», русскими.

Русский человек (великоросс) в самих названиях «Великая Русь» и «Малая Русь» невольно находит приоритет, старшинство Руси Великой. Но украинец, очевидно, не видел ничего обидного, уничижительного в словах «Малая Россия», «малороссияне», «малороссы». Не видел он ничего особо замечательного и в словах-антонимах: «Великороссия», «великороссияне», «великороссы». «Великий» по-украински значит просто «большой»

Дан Дорфман
Источник

Комментариев нет:

Отправить комментарий