The Wall Street Journal: Какие опасности поджидают богачей
Евреи, создавшие современную финансовую сферу, не обделены вниманием биографов. О Ротшильдах написано столько, что под тяжестью этих томов скрипят книжные полки. На спектакль об истории братьев Леман зовут неоновые огни Бродвея, а стародавний союз Голдмана и Сакса опять попал на первые полосы газет — на сей раз в связи с массовым сокращением сотрудников. Эти олигархии живы‑здоровы.
Основатели компаний старались, чтобы богатство переходило из рук в руки внутри семьи, в крайнем случае — в своем кругу. Джейкоб Шифф — главный конкурент Джона Пирпонта Моргана — отдал дочь замуж за отпрыска семьи Варбург. А когда Ханна де Ротшильд, самая богатая из богатых наследниц в Англии, в 1878 году нарушила правила, согласившись на брак с графом Розбери (кстати, впоследствии тот стал премьер‑министром страны), все Ротшильды мужского пола проигнорировали свадебные торжества. Зато после безвременной смерти Ханны Ротшильды потребовали отдать им тело для погребения на еврейском кладбище. Тут мы имеем дело с обычаями, которые становятся второй натурой.
Истории сверхбогачей неизменно возбуждают интерес. Книга Стивена Бирмингема «Наш круг: великие еврейские семьи Нью‑Йорка» (1967) месяцами находилась в списке бестселлеров. Пьесу «Трилогия братьев Леман» ставили на сцене на разных языках — общей сложностью на двадцати четырех. Аудиторию пленяют не только полусказочные истории про путь от нищеты к богатству. Намного занятнее фигуры тех, кто нажил кучу денег и умудрился не растратить ее попусту.
Но здесь мы сосредоточимся на истории семьи, потерявшей все нажитое.
Пока Ротшильды и Леманы создавали биржи в Лондоне, Париже и Нью‑Йорке, некая семья багдадских евреев расширяла свою финансовую сеть — из Индии и Китая на Лондон и другие города. Давид Сассун, советник арабских шейхов и турецких беев, в 1831 году бежал из Багдада, столкнувшись с угрозой вымогательства и смертной казни. Евреи прожили в Ираке 3 тыс. лет, Сассуны — 800. Давид Сассун, как и его предки, имел статус наси — лидера общины.
Найдя убежище в Персии, Давид Сассун отправился морем в Бомбей, где находилась штаб‑квартира Ост‑Индской компании, ставшая ядром Британской Индии. Сначала Давид Сассун торговал хлопчатобумажными и шелковыми тканями, избегая рискованных сделок, квартировал на верхнем этаже дома, где у него был магазин. Этот чернобородый мужчина в длинных, до пола, свободных одеждах так и не перенял ни западных фасонов, ни других элементов западной культуры, но быстро выучил еще два языка в дополнение к пяти, которыми уже владел, — хинди и английский. Когда его фирма разрослась, он построил собственный порт, чтобы форсировать экспорт товаров на новых, скоростных пароходах.
Положение наси возлагало на Давида ответственность за благополучие общины, так что он жертвовал деньги на школы и синагоги, а также на сооружения, обслуживающие глубоко британскую форму времяпрепровождения — ипподромы. К своим восьми сыновьям и шести дочерям он относился одинаково в том смысле, что присматривался и к мальчикам, и к девочкам: как у них с деловой жилкой? Старших сыновей — Абдуллу и Элиаса — отправил за границу: Абдуллу в Калькутту и Лондон, Элиаса в Гонконг и Шанхай. Сассуны получили британское гражданство. Британцы имели монополию на поставки опиума в Китай. Хлопчатобумажные ткани оказались лишь первой ступенькой на пути к обогащению. Именно торговля опиумом принесла Сассунам по‑настоящему крупные капиталы.
Опиум, выращенный на Индийском субконтиненте, поставляли в Китай, уверяя, что он якобы полезен для здоровья — как средство для успокоения нервов и укрепления мужской силы. Результат не замедлил себя ждать: в крупных городах Китая стало полным‑полно наркоманов с пустыми глазами, а богатство страны истощилось. В Шанхае опиум имел настолько широкое хождение, что заменял деньги. За пакетик порошка давали рулон ткани. Рынок потребления, двери которого распахнули китайцы‑посредники, был бесконечно огромным.
Для Сассунов Шанхай стал золотой жилой. Элиас Сассун застроил набережную, создав этакую глобальную «факторию» для торговли с Китаем, вложился в новые для себя отрасли — морские перевозки, земельные участки и банковское дело. Он так и не научился читать и говорить по‑китайски, но в финансах знал толк. Историк Сугата Бозе в своей книге 2009 года об Индийском океане и мировой торговле подтверждает: «…в колониальную эпоху только Сассуны смогли прорваться в высшие слои финансового мира — больше никому из азиатских капиталистов‑посредников это не удалось».
Сассуны стали Ротшильдами Азии. Правда, они были не столь общительными, как западноевропейские Ротшильды, но тоже переписывались между собой с применением своеобразной тайнописи. Первые директора фирм Ротшильдов вели корреспонденцию с использованием ивритского алфавита. Сассуны обсуждали деловые вопросы на багдадском диалекте еврейско‑арабского языка, известном лишь избранным. В конце концов разгадать шифр и распутать их историю удалось, когда за это взялся носитель языка — Джозеф Сассун. Его труды увенчались написанием книги «Сассуны: великие коммерсанты глобального масштаба и создание империи», приподнимающей покров над взлетом и упадком скрытного клана, который гнался за богатством, но в основном чурался славы и власти. Джозеф Сассун рисует не кривую взлета и падения — от гордыни к возмездию, а график, отражающий преуспевание мигрантов, — процесс, первым толчком к которому было чувство незащищенности; сам Сассун говорит, что описывает, «как семьи беженцев вносят вклад в процветание мира».
Джозеф Сассун (ныне профессор истории Джорджтаунского университета и директор его Центра современной арабистики) примерно в 1970 году бежал из тоталитарного Багдада. Он сообщает, что в детстве невнимательно слушал семейные легенды, рассказанные отцом, но рукописное письмо неведомого Джозефа Сассуна из Шотландии вдохновило его поискать архивы Сассунов в Иерусалиме: оказалось, они хранились в Национальной библиотеке в ожидании человека, который их расшифрует. «Письма членов семьи друг к другу, — пишет Сассун, — обычно выглядели так: в начале и конце — формулы вежливости <…> в середине отправитель перескакивал с одной темы на другую; часто в письмах содержались язвительные упреки, если сделки не приносили барыша или член семьи полагал, что другой член семьи приобрел товар по завышенной цене». В книге прослеживается зарождение финансовой сферы в Азии, особенно формирование Шанхая как интернационального города, где обосновалось множество иностранных общин.
О Сассунах писали и раньше: первым, в 1941 году, стал британский историк Сесил Рот, автор восторженной полуофициальной биографии; спустя четверть века ими заинтересовался писатель Стэнли Джексон, работавший на массовую аудиторию, но отвлекся на образ жизни лондонской ветви Сассунов, купавшихся в просто‑таки королевской роскоши. Джонатан Кауфман, экс‑журналист «Уолл‑стрит джорнел», в книге «Последние короли Шанхая» (2020) описал войны за сферы влияния между Сассунами и Кадури, их соперниками, тоже имевшими корни в Багдаде. Книга, рецензируемая нами здесь, вносит свою лепту, излагая историю Сассунов со вскрытием многих слоев, намного глубже, чем раньше, с дотоле неизвестными документальными подробностями, причем обрисованы они с похвальной беспристрастностью. «Разные грани моей натуры — историк, мигрант и багдадский еврей — боролись за контроль над повествованием, — пишет автор. — Надеюсь, в конце концов они помирились и не воспрепятствовали тому, чтобы я смог исследовать исторические факты объективно и бесстрастно».
В первой части хроники основное внимание уделено, разумеется, создателю фирмы Давиду Сассуну, который олицетворяет неодолимую тягу рода к багдадским корням: в период, когда дела фирмы шли в гору, именно в Багдаде подыскивали сотрудников контор и достойных невест. Когда в 1864 году Давид скончался на семьдесят втором году жизни, его сыновья, братья Абдулла и Элиас, разделили компанию на западную и восточную части. Абдулла переименовал себя в Альберта, вращался среди ведущих деятелей Британской Индии и возвысился в общественной иерархии — стал английским дворянином, получил титул баронета. Элиас закрывал контору на шабат и в путешествиях питался кошерной пищей: последнее требовало немалых усилий в Китае, где едят много свинины. Помимо разногласий между братьями, Сассунов волновали цены на опиум: «35 ящиков старого зелья сбыли за 565 долларов, а значит, цена упала на 100 долларов», — сообщает в 1874 году брат Сулейман из Гонконга.
В 1894 году трудоголик Сулейман, превзошедший своих братьев, умер, и фирму возглавила его вдова Фарха, развернув экспансию в разных направлениях одновременно. Сидя за ломберным столиком в своем бомбейском особняке, она купила долю в персидском пароходстве, занялась поставками насосов в Бахрейн, стала присматриваться к хлопкопрядильным мануфактурам в Ливерпуле и Манчестере. С каждой сделки непременно откладывалось 0,25% выручки на благотворительность.
Но гроза уже надвигалась. Королевская комиссия, изучавшая влияние опиума на здоровье людей и пользу для казны от налогов на торговлю этим товаром, в 1895 году заслушала доклад Э. С. Губбая, управляющего опиумным отделом фирмы «Давид Сассун энд Ко». Он утверждал, что «употребление опиума совершенно безвредно для состояния здоровья и… благотворно влияет на интеллект, сообразительность и организм, позволяя людям брать на себя и выполнять больше работы, утомляясь меньше, чем в иных условиях». Свидетель не убедил комиссию. Королевская комиссия призвала «искоренить пристрастие к опиуму в Индии». В США и Великобритании начали регулировать оборот опиума. К 1914 году продажу опиума взяли под контроль почти повсюду, а после войны внесли в категорию противозаконных действий. В результате Сассуны обнаружили, что у них остались гигантские запасы опиумного мака, и впали в нерешительность: то ли распродать их по дешевке, с огромным убытком для себя, то ли потерпеть в надежде, что государство изменит свою политику. С этого началось разорение семейства.
В 1901 году на Рождество Фарху отстранила от дел лондонская клика под предводительством сэра Эдварда Сассуна, члена палаты общин, — щеголя, на которого рисовали карикатуры в «Вэнити фейр». Еще двое из рода Сассунов — Реубен и Артур — крутились возле беспутного принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII: сопровождали его на курорты и делали по его поручению ставки на бегах. Фарха взяла новое имя — Флора, арендовала особняк в Мейфэре и безуспешно попыталась интригами вернуть себе контроль над фирмой. Все Сассуны рано или поздно заканчивали свой путь в фамильном мавзолее в приморском Брайтоне — в здании, резко выделяющемся среди жилой застройки: его восточный купол увенчан дерзким декоративным шпилем.
Джозеф Сассун
The Sassoons: The Great Global Merchants and the Making of an Empire
Сассуны: великие коммерсанты глобального масштаба и создание империи
Pantheon, 2022. — 432 p.
Еще одна феминистка из семейства Сассунов, Рейчел, нашла себе новую отрасль бизнеса — средства массовой информации. Выйдя замуж за принявшего христианство немецкого еврея Фредерика Бира, владельца газеты «Обсервер», Рейчел начала писать для его газеты, а в 1891‑м стала первой в истории Флит‑стрит женщиной на посту главного редактора одной из газет. Досадуя на то, что мужчины сковывали ее деятельность, она потребовала собственную газету. Фредерик купил ей газету «Санди таймс», где Рейчел сыграла одну из ведущих ролей в разоблачении поддельных улик, на основании которых во Франции отдали под суд капитана Альфреда Дрейфуса. К сожалению, безвременная смерть Фредерика в 1903 году повлекла за собой продажу обеих газет, и Рейчел осталась без работы. Ждать дня, когда кресло главного редактора какой‑либо из британских общенациональных газет вновь займет женщина, пришлось восемь десятков лет.
Тем временем в Шанхае фамильные капиталы оказались в руках Виктора — неутомимого ловеласа в белом костюме. О похождениях Виктора мы знаем в основном по мемуарам его молоденькой любовницы — наблюдательной американской журналистки Эмили Хан. Эмили, крутившая роман с неким китайцем, предупредила Виктора, что коммунистические силы крепнут, но он пропустил ее слова мимо ушей. Он был занят — превращал шанхайскую набережную в злачные места для богачей и модников. Возвел отель «Катай» — сплошная позолота, «любой каприз за ваши деньги». В светлое время суток Виктора следовало искать на ипподроме — в Англии у него был престижный конный завод. Когда в конце 1940‑х власть в Китае захватили коммунисты, Виктор поспешил сбыть свое имущество и удалился на покой на Багамы, где женился на своей сиделке. Когда в 1961‑м он скончался, имущество, оставшееся от него в наследство, оценили в каких‑то 12 тыс. фунтов стерлингов, и имя Сассунов кануло в Лету.
Но не вполне. Поэт Зигфрид Сассун, автор стихов о войне, включен в канон английской литературы. В Бомбее (ныне Мумбаи) есть множество школ и библиотека имени Давида Сассуна, где посетителей встречает статуя патриарха в человеческий рост, с приветливо распростертыми руками. В Шанхае одну из построенных Виктором синагог занимает какое‑то министерство, а другую — государственный музей, где вам объявляют, что Китай — единственная страна, никогда не знавшая антисемитизма. При Мао Цзэдуне отель «Катай» стал гостиницей «Мир», но следы былого великолепия заметны доныне.
Джозеф Сассун написал прекрасную эпитафию семье гигантов, которая создала несколько миров, но ни один не уберегла от вырождения. Их фамильные реликвии до сих пор вызывают ажиотаж на аукционах, а их жизненные принципы иногда дают о себе знать на окраинах глобализированной финансовой сферы — и таким образом история предостерегает, что величайшие состояния человек наживает или теряет благодаря своему характеру, а не умению рассчитать барыш.
Оригинальная публикация: ‘The Sassoons’ Review: Hazards of Fortune
Комментариев нет:
Отправить комментарий