Юлия Труба: «Весь цивилизованный мир должен признать, что это было убийство»
Журналисты Associated Press совместно с PBS Frontline реконструировали события в Буче
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Огромную работу проделали журналисты Associated Press. Совместно с PBS Frontline они просмотрели сотни часов видео с камер наблюдения в Буче и проверили аудиозаписи телефонных разговоров российских солдат. Вместе с SITU Research, нью-йоркской фирмой, занимающейся визуальными исследованиями, они реконструировали события, используя 3D-модель Бучи, построенную на основе данных, полученных с дронов, пролетевших над городом этой весной. Репортеры AP проверили расположение камер наблюдения, а лондонская следственная группа The Dossier Center установила личности солдат, чьи телефонные разговоры были перехвачены украинским правительством, путем перекрестных ссылок на российские телефонные номера, аккаунты в социальных сетях, публичные репортажи и информация из просочившихся российских баз данных.
Вот часть их расследования. Все права принадлежат Associated Press – я только сделал перевод.
Александр Куприн
***
ПАДЕНИЕ БУЧИ
Около обеда 3 марта сразу за карьером на западной окраине Бучи появились три российских бронетранспортера. Первым их заметил Максим Стахов, участник войны 2014 года в Донбассе на востоке Украины. Он прыгнул в машину и помчался по городу, крича: «Прячьтесь! Убегайте! Русские идут!» Стахов и несколько десятков других добровольцев вместе с горсткой солдат установили три контрольно-пропускных пункта для проверки документов и помощи в эвакуации вдоль улицы Яблунской, стратегической дороги, которая отделяет Бучу от соседнего Ирпеня. По словам Стахова и еще одного бойца, большинство добровольцев никогда раньше не имели дела с оружием. Мирные же жители направились в хорошо укрепленный подвал офисного здания промышленного комплекса на улице Яблунской, 144 в поисках убежища, не подозревая, что то, что они считали безопасным убежищем, скоро станет тюрьмой.
В 12:45 двое украинских военных заняли пост в проезде дома №144 и начали регулировать движение. Вскоре к ним присоединились еще около 20 человек, которые дали последний бой, нацелив свое оружие и гранатометы на запад. Один солдат лежал на животе на дороге и стрелял из своей винтовки. Аналитики из Королевского института объединенных служб и Центра информационной устойчивости изучили записи камер наблюдения и подтвердили, что камуфляж и опознавательные знаки на их униформе указывают на то, что это украинцы. Тем временем по железнодорожным путям в город въезжала, казалось, бесконечная колонна русских огневых средств. Рации добровольцев затрещали предупреждением: российские войска продвигаются с тяжелым вооружением. Эвакуируйтесь. «У нас почти не было оружия. Бороться с ними не имело смысла», – говорит Стахов. «Ребята плакали. Мы не хотели отступать». Они бежали через поля в торговый центр в Ирпене, который все еще контролировался Украиной. Незадолго до 13:00 большая часть украинских военных на улице Яблунской, 144 забралась в черный фургон и умчалась на восток. Четверо отставших продолжали стрелять. К 12:57 украинцев уже не было. На западе горела Яблунская. Через полчаса после исчезновения украинцев из дыма и пламени вышел первый отряд российских солдат и стал двигаться пешком по улице. В хаосе российского наступления восемь украинских добровольцев блокпоста отделились от остальных. Один из них, таксист по имени Иван Скиба, заявил в судебных документах, что вызвался помогать территориальной обороне Украины, но официально не служил в вооруженных силах. У мужчин были только бронежилеты, рации, автомат Калашникова и ручная граната. Волонтеры нырнули в дом из светлого кирпича на улице Яблунской, 31 и молча слушали обжигающий треск ближайших винтовок и нескончаемый грохот русских танков. В 17:49 еще один доброволец блокпоста Андрей Дворников получил сообщение от украинского воина, который добирался из Бучи в Ирпень. Он знал, что попал в беду. «У вас есть пища?» – спросил его друг. «Я не могу сейчас думать о еде», – ответил Дворников. «Мы хотим добраться до Ирпеня». «Не выходи вообще!» – предупредил его доброволец. Около 21:00 российские войска и военная техника загремели по длинному проезду вдоль дома №144 под шквалом снега и мокрым дождем. К утру 4 марта Яблунскую контролировали русские. Вот-вот должна была начаться зачистка.
4 МАРТА: ЗАЧИСТКА
По мере того как приближались новые танки, русские солдаты пожимали друг другу руки, болтали и смеялись. Генри Шлоттман, бывший аналитик военной разведки США, который просматривал кадры видеонаблюдения AP, проследил видимые символы и маркировку на российской военной технике и ящике с боеприпасами, найденном журналистами AP на Яблунской, 144, до 76-й гвардейской десантно-штурмовой дивизии и связанных с ней подразделений. По словам местных жителей, десантники прочесывали Яблунскую, проверяя у людей документы, просматривая их телефоны и допрашивая. В некоторых случаях у них уже были имена людей, которых они хотели найти. Около 10 утра Дворников позвонил своей жене Юлии Труба из дома на Яблунской. Он сказал ей удалить все доказательства их связи. Вскоре после этого российские солдаты выломали дверь на Яблунской, 31 и вытащили Дворникова, Скайбу, шестерых других добровольцев и хозяина дома во двор. Они заставили их разуться, назвали их бандеровцами, и обвинили их в том, что они действовали как корректировщики для украинских военных. Затем двое русских солдат под дулом пистолета повели мужчин по мокрой обледенелой дороге к Яблунской, 144, оскорбляя их, пока те шаркали по грязи в одних носках. Было 11:08 утра. Солдаты поставили их на колени позади российской военной машины на подъезде к комплексу и избили ногами. Затем Скайба увидел, как они подняли человека рядом с ним и выстрелили ему в голову. В течение следующих нескольких часов солдаты доставляли все больше и больше людей на Яблунскую, 144.
Вот печальная хроника этого дня: Незадолго до полудня в импровизированную тюрьму вошли четверо мужчин. Затем один мужчина, руки связаны за спиной. Две женщины и мужчина с красным чемоданом и маленькой собачкой на поводке. Группа из четырех мирных жителей. За другой парой следовали женщина и черная собака, а затем группа из пяти человек и четырех собак. В 12:48 солдаты за локти увели мужчину с мешком на голове. Минуту спустя вошла пожилая женщина, опираясь на свою трость. Одним из задержанных в то утро был 20-летний Дмитрий с детским лицом, продавец магазина. Все звали его Димой. Солдаты пришли к нему домой, недалеко от Яблунской, и нашли в его телефоне изображения российских танков. Они обвинили его в помощи украинским военным. Когда солдаты уводили Диму, его бабушка Наталья Власенко упала на колени. «Боже, как я умоляла их не трогать его», – говорит она. «Солдат направил на меня винтовку и сказал: «Если ты не отдашь его по-простому, то мы сделаем это по-сложному».
– Бабушка, не волнуйся! – взмолился Дима, когда солдаты уводили его на улицу Яблунскую, 144, – Я вернусь!
Это был последний раз, когда она видела его живым. (фото Димы Чаплыгина до и после встречи с путинскими солдатами я разместил внизу этого поста)
Тем временем российские оккупанты врывались в дома людей, взламывали замки и валили заборы своими танками. Все это отображено на записях камер видеонаблюдения. Они объявляли местным жителям, что ищут оружие. Однако, по словам жителей, солдаты крали инструменты, электронику, продукты питания и спиртные напитки. Они систематически уничтожали каждую найденную камеру видеонаблюдения. Экран за экраном гас, превращаясь в черный квадрат. Лаяли брошенные собаки. Поразительным и нереалистичным было то, что некоторые оккупанты раздавали местным жителям консервы и спички, утверждая при этом что освобождают население от нацистского гнета, в то время как другие проводили казни. Когда русские вели Ирину Волынец на Яблунскую, 144, она узнала в одном из мужчин, выстроившихся на подъездной дорожке, своего старого школьного друга Андрея Вербового. По ее словам, он лежал на боку в позе эмбриона, и от его тела бежала длинная струйка крови. Волынец знала, что ее друг еще жив, потому что видела, как он дрожит. Они встретились глазами. Она подумала, что должна накрыть его тканью, которая лежала поблизости, но не смогла – не хватило смелости. Потрясенная Волынец не сразу заметила, что ее родной сын Слава тоже стоит на коленях в шеренге обреченных. Наконец она узнала его по куртке и штанам. Он получил удар по ребрам и тяжело дышал. По словам Волынца, солдаты начали заводить полусогнутых мужчин в административное здание по двое. Она была в панике, отчаянно пытаясь договориться об освобождении Славы. Русские подозвали какого-то молодого человека, чтобы тот внимательно посмотрел на Славу. – Это он? они спросили. – Нет, не он, – ответил молодой человек. Славе вернули сапоги, и он остался жив. В тот день русские отпустили большинство мирных жителей, сначала женщин, потом мужчин. Но добровольцев не отпустили. Скайбу ударили по лицу так сильно, что выбили ему зубы. Его бровь раскрылась, и кровь хлынула по лицу. Русские связали ему руки скотчем за спиной, надели на голову ведро и поставили на колени к стене внутри офисного комплекса. Они накладывали ему на спину кирпичи, пока он не упал, затем подняли его и били по голове ведром, пока он не потерял сознание.
– Что нам с ними делать? – услышал Скайба
– Убей, – ответил голос по-русски. – Но сначала забери их отсюда, чтобы они тут не валялись.
Российские солдаты вывели Скайбу и других добровольцев за угол офисного здания в небольшой дворик, где уже был один труп. Затем двое солдат начали стрелять. Скайба почувствовал, как что-то пронзило его бок, и упал на землю. На фотографии видно, что пуля попала ему в живот. Он притворился мертвым, боясь, что русские увидят, как его выдохи отмечают паром холодный воздух. «Я ждал темноты, – говорит он. – Ужасно… Я не могу объяснить… Просто ужас». Как только наступила тишина, Скайба вырвал запястья из связывавшей их ленты, прополз среди трупов своих товарищей с блокпоста и снял сапоги с тела единственного мужчины, на котором они еще были. Он побежал в соседний дом и свернулся на диване, пытаясь согреться. Затем он услышал голоса.
– Есть кто-нибудь в доме? – спрашивал кто-то. Скайба выдал себя за домовладельца. Считая его раненым гражданским лицом, военные отвезли его обратно на Яблунскую, 144, на этот раз для оказания медицинской помощи. Его отвели в подвал, где содержалось более 100 человек. Следующие три дня Скайба ютился там, никому не рассказывая о своем пулевом ранении. Единственный туалет был сломан. Дети плакали. Молились взрослые. Запах человеческих отходов был невыносим. 7 марта Скибе и остальным разрешили покинуть подвал. Все остальные, кто был с ним в плену были мертвы. Он отыскал и подобрал свои очки, упавшие рядом с телом одного из добровольцев блокпоста. И вышел с улицы Яблунской, 144.
«Я ДУМАЮ, ЧТО Я СОШЕЛ С УМА»
По мере того, как их продвижение к Киеву приостанавливалось, а потери росли, российские войска продолжали зачищать улицы Бучи и близлежащих городов с растущим уровнем насилия, часто солдаты были пьяны.
(Материалы аудиоперехватов)
14 марта военнослужащий по имени или кличке Леня позвонил своей матери с сотовой вышки под Бучей.
– Гражданские лежат на улицах с выбитыми мозгами, – уведомил он. Мать поинтересовалась кто их застрелил.
– Наши, – отвечал Леня
– Но ведь возможно они были просто мирными жителями? – поинтересовалась мать.
– Мама, идет бой. И вдруг он выскакивает! Ты понимаешь? Что, если у него есть гранатомет? – отрезал Лёня.
Однажды они остановили мальчика и проверили Telegram-аккаунт на его телефоне. В приложении была информация о местонахождении и логистике россиян.
– Его застрелили на месте, – сказал Леня своей маме.
17 и 18 марта русский солдат по имени Иван позвонил своей матери из Бучи. Она забыла, в какой воинской части он служит, и он напомнил: в/ч 74268 – 234-й гвардейский десантно-штурмовой полк, входящий в состав 76-й гвардейской десантно-штурмовой дивизии. Иван сказал, что русские «расстреливают всех и им наплевать, кто это может быть: ребенок, женщина, старушка, старик. Всех, у кого есть оружие, убивают. Абсолютно всех». Он объяснил, что его подразделение проводит «зачистку» – изымает оружие, обыскивает людей и проверяет их телефоны, «чтобы узнать, есть ли информация или кто против нас». «Если надо – убьем», – сказал он.
21 марта военнослужащий Максим позвонил жене из-за Киева. Он сказал ей, что пил – все пили, – потому что жизнь здесь без спиртного была невыносимой.
– Как вы защитите себя, если вы пьяны? – взволновалась его жена. – Совершенно нормально, – отвечал Максим. – Легче стрелять в местных. Знаешь сколько мирных жителей я убил здесь? Эти люди сливали информацию.
– Лучше ничего не говори! – встревожилась жена.
– Пусть они спрячут от меня оружие! Я схожу с ума. Я уже убил так много местных!
– Какого ж хрена ты туда поехал? – свернула разговор потрясенная супруга.
СИМВОЛ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
То, что произошло на Яблунской, 144, – дело №1 Генеральной прокуратуры Украины. Страна изо всех сил пытается создать систему, которая может обрабатывать десятки тысяч сложных расследований военных преступлений. Только в Буче более 3500 расследований, и идут они непросто. Глава украинского управления по военным преступлениям Юрий Белоусов: «… к сожалению, особенно в Буче, потому что она была одной из первых, на первом этапе было допущено много ошибок». По его словам, некоторые преступники низшего звена могут уйти из-под контроля из-за неправильного обращения с доказательствами и процедурных проблем, но судебное преследование командиров среднего и высшего звена доведут до конца.
А пока семьям Бучи приходится ждать. То облегчение, которое нашла Юлия Труба, вдова Андрея Дворникова, исходила не от суда. Через месяц после того, как она похоронила мужа, он явился ей во сне.
– Мне плохо одной. Но как я могу говорить с тобой, если я уже похоронил тебя? – сказала она ему во сне.
– Я жив, – ответил он. И лицо его светилось. Она резко проснулась, вся в слезах. Потом поняла, что голос Андрея не был грустным. У нас все еще есть связь, – говорит она. – После этого сна мне стало лучше.
То, чего хочет добиться Юлия, Украина не может выполнить самостоятельно. Труба вместе со Скайбой и родственниками еще двух человек, погибших на Яблунской, 144, подали иск против России в Европейский суд по правам человека. Ей нужно чтобы мир узнал, как умер ее муж, а его тело неделями лежало в захламленном дворе. «Весь цивилизованный мир должен признать, что это было убийство», – сказала она. «Я хочу доказать, что это не фейк и что это действительно произошло».
Комментариев нет:
Отправить комментарий