Ротшильды не уходят
210 лет назад умер Майер Амшель Ротшильд, основатель легендарной династии предпринимателей
В начале 2000-х на международном аукционе «Сотби» была выставлена на продажу многолетняя переписка между Александром II с его морганатической женой княгиней Юрьевской (Е. М. Долгорукой) – около 6 тысяч писем и записок. Как сообщали тогда СМИ, коллекцию за 500 тысяч фунтов стерлингов приобрели Ротшильды.
Это было продолжение многоходовой операции. Оказывается, нацисты захватили часть их семейного архива. После поражения Германии архив перешел к СССР. Не припоминается, чтобы кто-то публиковал в открытой советской печати хотя бы выдержки из этих материалов или делал ссылки на них. Но наблюдение за их судьбой велось, а когда подошло время, состоялись и переговоры. И вот, по соглашению с российским правительством Ротшильды выкупили и обменяли интимные документы императорского дома на свой семейный архив.
Интересно все: и как они зарабатывали свои миллионы, и как тратили. Но, пожалуй, самое любопытное – характеры персонажей, объединенных легендарной фамилией, традициями, верой и нравами. Столетиями они привлекали к себе внимание. Не всегда, увы, благосклонное. Оказываясь на авансцене истории, отступая на время в тень, активно вмешиваясь в политику или погружаясь в частную жизнь, эти люди остаются значительными.
Их сравнивали с властителями эпохи Ренессанса – семейством Медичи. И изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар…
Впервые они удостоверили свое присутствие в мире «вывеской». С конца ХVI века дом торговцев в еврейском гетто Франкфурта-на-Майне украшала табличка: «Рот шильд» («Красный щит»). Потом появилась эта фамилия. Вряд ли Майер Амшель заглядывал далеко, собирая первые коллекции ценных монет для своих высокородных клиентов. Строго следуя заветам предков, он соблюдал предписания иудаизма. А как человек Просвещения, носил парик.
Однако и во второй половине ХVIII века немецкие евреи не имели права посыпать свои парики пудрой, а на груди обязаны были носить желтую эмблему. Проходя через мост, Майер, как и все его сородичи, должен был уплатить еврейский налог. На городских улицах любой немецкий мальчуган мог пристать к нему: «Еврей, исполняй свой долг!» В ответ он снимал шляпу и любезно кланялся. Немецким языком ему овладеть не удалось, разговаривал на идише. При заключении сделок контрагенты его понимали.
На фоне такого события, как Французская революция, в 1789 году прошло незамеченным, что ландграф Кассельский поручил учет векселей новоиспеченному банкиру. Но деньги быстро пошли к деньгам.
Пятеро сыновей Майера Амшеля, подобно отцу, не проявляли интереса к наукам, зато с двенадцати лет входили в семейное дело под девизом: «Покупай дешевле, продавай дороже». Старший, Амшель, унаследовал место во Франкфурте, Саломон перебрался в Вену, Натан утвердился в Лондон, Карл – в Неаполе, а Джеймс (Яакоб) – в Париже. Все вместе они составляли банкирский дом Ротшильдов.
Разбогатевший Амшель переселился в большой дом в центре Франкфурта, но его овдовевшая мать, Гитл, отказалась покинуть гетто – из-за боязни навлечь злосчастье на потомков. Родственники со всей Европы являлись к ней выразить свое почтение. Необразованная и неотесанная, старуха осознавала роль своих сыновей в обществе. Когда один из соседей поделился с ней опасениями, что два немецких государства затеют междоусобную войну, Гитл решительно возразила:
– Пустяки! Мои мальчики не дадут им денег.
Конечно, прежде всего их интересовала прибыль. Но они действительно предпочитали вести финансовые операции в условиях мира, потому что война разоряла и должников, и кредиторов. Впрочем, они только предоставляли государственные займы, а на что будут потом потрачены деньги, зависело от многих причин.
Ключ к влиянию Ротшильдов находился не столько в их осведомленности о происходящем в «горячих точках», сколько в получении важнейшей информации первыми.
Еще стараниями «отца-основателя» они обзавелись такой эффективной сетью агентов и почтовых курьеров, какой не располагало ни одно государство. Натан в Лондоне в 1815 году первым узнал, что Наполеон покинул место своего изгнания на острове Эльба и высадился на французской земле. И ему, Натану, первому поступило известие, что герцог Веллингтон, которого обеспечили золотом на ведение войны с Наполеоном те же Ротшильды, выиграл 18 июня 1815 года битву при Ватерлоо. За сорок часов до того, как пришло официальное сообщение о решающей победе от самого герцога, английское правительство уже было извещено об этом своим банкиром.
Правда, оно встретило новость скептически. Но тут уже вопрос не о правдивости информации, а об адекватности ее оценки получателем. После доклада правительству Натан не упустил возможности скупить на бирже английские ценные бумаги, упавшие в цене из-за упорных слухов о поражении Веллингтона, которым поддался деловой мир столицы.
Семья учитывала специфику каждой страны, с которой она вела дело. С Австрией у Ротшильдов сложились на редкость деликатные отношения. В начале ХIХ века Мария Луиза, дочь австрийского императора Франца I, была выдана замуж за Наполеона Бонапарта. Все шло своим порядком, пока корсиканец не потерял престол и не оказался навечно в изгнании на острове Св. Елены. Молодая женщина последовала за супругом на остров и нашла там для себя утешение во внебрачной связи, возымевшей ощутимые последствия: она прибавила австрийскому императору двух незаконнорожденных внуков. Венский двор просто не понял бы Франца I, если бы тот оставил этих бастардов без средств к достойному существованию. Банкир Саломон, которому препоручили обеспечить деток бедной Марии Луизы, нашел решение этой задачи обходными путями – и так ловко, что никакие следы не вели в Вену. В награду за услугу император пожаловал наследственный титул барона как Саломону, так и четырем его братьям.
Итак, отношения складывались прекрасно, пока их не осложнил экспромт австрийского правительства. В 1853 году оно внезапно приняло закон, вновь запретивший евреям приобретать собственность. Хотя для венского Саломона сделано было исключение, банкирский дом забил тревогу. Финансовый синдикат, специально образованный под главенством парижского барона Джеймса, провел кампанию, направленную на обесценивание австрийских ценных бумаг. Когда этот факт зарегистрировали европейские биржи, австрийский посол дал знать из Парижа: за крупной неприятностью стоит барон Джеймс, который откровенно советует «утешить детей Израиля». Совету последовали – закон отозвали.
1860-е принесли Ротшильдам – следующему их поколению – новые заботы.
Кузены Ансельм и Альфонс (первый возглавлял банк в Вене, второй – в Париже) прилагали усилия, чтобы избежать австро-прусской войны. Но никак не удавалось убедить влиятельного австрийского князя Меттерниха, а с ним вместе и имперские верхи, что у Австрии нет шансов на победу. Когда князю напомнили, что казна страны пуста, последовал ответ: «Она наполнится в результате нашей победы». Чтобы привлечь внимание к критическому состоянию австрийских финансов, Альфонс решился на экстравагантный поступок. По его инструкции Парижский банк в 1865 году отказался оплатить чек Меттерниха на пустячную сумму 5 тысяч франков, с выразительной мотивировкой: на княжеском счете нет даже такой суммы. Оскорбленный сановник бойкотировал бал-маскарад у Ротшильдов – только и всего. А через несколько недель вспыхнула война, в которой прусская армия наголову разбила австрийскую.
Тогда же события во Франции не только подтвердили точность прогнозирования в политике, но и обнаружили сужение реального влияния Ротшильдов на правительства. Хотя стало очевидным, что доминирующей силой на континенте становится Пруссия, в Париже еще делали ставку на силовое решение споров с ней. Ротшильд поставил целью довести до сведения императора Наполеона III, что война противоречит интересам Франции и будет пагубной.
Два надежных источника обеспечивали полноту осведомленности Альфонса о намерениях Берлина.
Первый – это главный немецкий банкир Герсон фон Блейхредер. Дворянская приставка «фон» не изменяла того, что Блейхредер, еврей, был изначально «человеком Ротшильдов».
Второй источник выглядел вообще экзотическим: сведения поступали от одной из парижских куртизанок, Ла Паивы. Эта знаменитая «дама полусвета» начала как еврейка из московских трущоб, где в 17 лет стала женой портного. Убежав в Париж и найдя там более широкое поле для применения своих способностей, она вышла замуж за португальского маркиза де Паива. Последнего сменил сказочно богатый немец, граф фон Доннерсмарк, близкий приятель и банкира Блейхредера, и прусского канцлера Бисмарка. Выстроенный для содержанки графа роскошный особняк на парижской улице Шампс Элизе охотно посещал Альфонс Ротшильд. Здесь он получал в кругу ценителей Ла Паивы ту конфиденциальную информацию, в которой нуждался.
Весной 1870 года, обнаружив, что граф Доннерсмарк вместе с содержанкой Ла Паивой срочно покинули Париж, Альфонс сообщил при личной встрече Наполеону III, что конфликт с Пруссией явно обостряется. Французский император обратился к нему с просьбой переслать в Лондон по «семейным каналам связи» шифрованную депешу с запросом, окажет ли Британия помощь Франции в случае войны? Депешу получил и расшифровал лондонский кузен Натаниэл, и он же переслал ответ британского правительства: «Нет, помощь оказана не будет».
Тем не менее, Наполеон III дал втянуть себя в войну с Пруссией, в которой потерпел сокрушительное поражение и был взят в плен. Неизбежный и тяжелый вопрос о французских контрибуциях улаживал с Бисмарком Альфонс Ротшильд. Канцлер-победитель держался грубовато, не преминув напомнить, что дед банкира Альфонса в свое время был у немцев «придворным евреем», и ввернул ряд подобных ядовитых замечаний.
В досье банкирского дома собралось немало любопытного об отношениях с Пруссией и ее «железным канцлером».
Не самым хитроумным, но самым благочестивым из второго поколения Ротшильдов, бесспорно, был франкфуртский барон Амшель. По семейному обычаю, он сделал ставку на «человека будущего», а таковым в начале 1850-х выглядел Отто фон Бисмарк. Последний и получил от Амшеля приглашение на обед, но с таким опережением времени, что дал озорной ответ: «Приду, если буду жив».
– С какой стати ему не быть живым? – недоумевал барон. – Такой молодой и сильный парень!
Приглашенного позабавил этот отзыв. «Мне все же нравится барон, – писал Бисмарк жене, – он настоящий старый еврейский торгаш и не строит из себя кого-то другого; он строгий ортодокс и во время обеда отказывается трогать иную пищу, кроме кошерной». Естественно, гость ел все, что хотел. Во время прогулки в саду Ротшильд показал Бисмарку растение, за которое он заплатил 2 тысячи гульденов.
– Вы можете иметь его за тысячу, – добавил хозяин, – А если вы хотите получить его в подарок, мой слуга просто так отнесет его вам домой.
В таком духе проходил визит, по окончании которого Бисмарк сделал сочувственную запись: «Живет, бедняга, в своем дворце, оставшись бездетным».
С потомством Амшелю не везло, он усыновил племянника – Мейера Карла. Прусский король получил совет от приближенных – назначить молодого Ротшильда придворным банкиром. А также вручить ему орден Красного Орла третьего класса, чтобы склонить банкирский дом к более активному привлечению инвестиций в Пруссию.
Советниками короля был допущен забавный просчет. В обычном варианте этого ордена Красный Орел восседал на кресте. Но тут посчитали неудобным, чтобы еврей носил нечто, напоминающее распятие. Посему орел, преподнесенный Мейеру Карлу, стал как бы «еврейским»: основанием ему служил просто овал. Приняв награду, банкир спрятал ее в шкатулку и ни разу не прицепил к груди. Через три года правительство поручило Бисмарку представить подробный отчет об отношении Мейера Карла к наградам вообще, и к ордену Красного Орла в особенности.
Задание было исполнено с немецкой добросовестностью. Бисмарк сообщил, что, по его наблюдениям, прусский Орел так и не украсил грудь фон Ротшильда, предпочитающего ему греческий орден Спасителя и испанский – Изабеллы-Католички. По объяснению придворного банкира, «слабое здоровье» не позволяет ему прицеплять Красного Орла, изготовленного специально для лиц нехристианского вероисповедания. Впрочем, являясь на званые обеды, Мейер Карл каждый раз «просовывает в петлицу ленту от нашего ордена».
Инцидент так и не был забыт банкирским домом. Берлин стал одним из крупнейших городов Европы, но на предложение открыть там филиал своего банка Ротшильды неизменно отвечали отказом.
Их первое открытое вмешательство в политику можно датировать 1847 годом, когда главе Лондонского банка Лайонелю Ротшильду поступило предложение баллотироваться в парламент. Эту мысль преподнес своему другу видный парламентарий Бенджамин Дизраэли. Крещеный в детстве, но сохранивший еврейское самосознание, он сумел затронуть чувствительные струны в душе Лайонеля.
В принципе, еврей мог выдвинуть свою кандидатуру на выборах, но даже в случае победы он не смог бы занять место в парламенте. По той причине, что он обязан был выступить с торжественной декларацией «как глубоко верующий христианин». Кому же, спрашивал Дизраэли, как не самому выдающемуся еврею Англии одержать победу в этой важной борьбе?
Лайонель, известный своей щедрой благотворительностью, был избран, и палата общин приняла билль, разрешавший ему влиться в ряды своих членов. Но восстала палата лордов: если допустить евреев, британское правительство перестанет быть христианским. Место в парламенте, утверждал епископ Оксфордский, это не право, а знак доверия: разве евреи и теперь не являются чуждой расой?
Шесть раз лондонцы избирали Лайонеля в парламент, после каждой победы он торжественно шел присягать, но получал отказ. Только в 1858 году Ротшильд занял законное место среди депутатов. С нетерпением ждали его первой речи. Ждать пришлось долго. За десять лет барон не нарушил молчания в этих стенах. Таков был его ответ тем, кто опасался слишком большого влияния на власть «чуждой расы».
Когда важные события происходили с участием того или другого Ротшильда, за каждым как бы незримо вставала семья.
После цареубийства 1 марта 1881 года в России поднялась волна антисемитизма: главные заговорщики, хотя и не евреи, собирались на квартире Геси Гельфман. Произошли кровавые погромы, Александр III издал в 1882 году антиеврейские законы. 225 тысяч семей уехали в эмиграцию. В это время возникла идея переселения обездоленных евреев в Палестину. За поддержкой обратились к Эдмонду Ротшильду.
«Я не филантроп, – говорил он, – есть много несчастных евреев в России и Румынии, и мы не будем в состоянии им помочь. Я вошел в это дело как в эксперимент, чтобы увидеть, можно ли поселить евреев на земле Израиля…»
Больше полувека занимался он раннесионистской колонизацией, вложив в нее свыше шести миллионов фунтов стерлингов. Мне довелось видеть в Израиле большой парк у Средиземного моря, названный в его честь.
После прихода нацистов к власти в Германии члены разветвленной семьи исполняли в своих странах патриотический долг: помогали еврейским беженцам, участвовали в антигитлеровской пропаганде, а с началом войны вступали в вооруженную борьбу с врагом. Даже в экстремальных условиях они стремились «выдерживать характер».
Поняв, что дни независимости страны сочтены, австрийские Ротшильды вывезли своих близких и переместили капиталы во Францию и Швейцарию. Кроме одного – барона Луи. Старый холостяк считал бегство неподобающим. Но 11 марта 1938 года германские войска заняли Австрию. Элегантный барон вместе со слугой отправился на аэродром. Два эсэсовца конфисковали его паспорт.
Он был водворен в венский отель «Метрополь», конфискованный гестапо. Под надзором этой организации уже шло разграбление дома арестанта. Огромные художественные сокровища, собранные Ротшильдами, переходили в оккупированной Европе к нацистским главарям.
Барон был допрошен неким Вебером, представившимся личным доверенным Геринга. Сделка выглядела простой: в обмен за личную свободу Луи должен был уплатить Герингу 40 тысяч фунтов стерлингов и передать Рейху комплекс заводов «Витковицы» (железо и сталь) в Чехословакии. Через пару дней новость: Вебер арестован, а переговоры проведет лично Гиммлер.
Шеф гестапо начал с того, что предложил сигарету, от которой барон отказался. Условия выкупа ужесточились: передать во владение Рейха все австрийские активы. Понимая, что нацисты все равно заберут то, что смогут, Луи дал согласие с легкостью. А вот с «Витковицами» заартачился – комплекс будет передан только после того, как он покинет страну, и не менее чем за 3 миллиона фунтов стерлингов. Он утверждал, что заводы уже принадлежат английской компании, что, по сути, было блефом: за новым собственником стояли… те же Ротшильды. Но Гиммлер попался на удочку и завел речь об уступках.
Чтобы арестант не ерепенился, приказано было обставить его комнату более комфортабельно. Охранники притащили оранжевое бархатное покрывало, безобразную вазу, кружевные накидки… «Теперь, – с удовольствием отметил барон, – это место выглядит как краковский бордель». На уступки, однако, не пошел.
Гиммлер условия сделки принял – узник был свободен. К общему удивлению, Луи объявил, что останется в «борделе» до утра: «Время позднее, слуги спят, а беспокоить друзей неудобно». Когда он прибыл в Париж, ему казалось, что одержана моральная победа.
Но туда тоже пришли немцы. Во время оккупации в Париже была арестована и позже погибла в концлагере жена барона Филиппа.
Когда нацизм был разгромлен, настала пора «большого возврата» – людей, справедливости, имущества… Многие спрашивали себя: сумеют ли прежние вершители судеб восстановить влияние? Говорят, что время никогда не опережает Ротшильдов, потому что те постоянно движутся вместе с ним.
(Опубликовано в газете «Еврейское слово», №21)
Комментариев нет:
Отправить комментарий