пятница, 19 августа 2022 г.

Что такое еврейская «литературная мафия»?

 

Что такое еврейская «литературная мафия»? 

Подготовил Семен Чарный 19 августа 2022
Поделиться32
 
Твитнуть
 
Поделиться

В послевоенные годы в американской издательской индустрии было так много евреев, что некоторые писатели говорили о них как о «литературной мафии», рассказывает журналист JTA Эндрю Лапин.

Говорившие о «мафии» полагали, что она тайно обеспечивала публикацию еврейских книг и авторов в крупных издательствах, освещение в СМИ и поддержку в научных учреждениях за счет других, нееврейских писателей или даже «неправильных» еврейских писателей.

Подобное убеждение, вызванное порой антисемитизмом, а порой чувством литературного вытеснения и разочарования в карьере, разделялось даже такими фигурами, как Трумэн Капоте и Фланнери О’Коннор, описывавшими наблюдения за своими еврейскими сверстниками – Филипом Ротом, Солом Беллоу и Синтией Озик. В текстах того времени некоторые известные авторы высказывали предположение, что причиной неудач в их карьере стали влиятельные предприниматели-евреи.

Выражение «литературная мафия» сознательно использовали и многие выдающиеся евреи, работавшие в литературной сфере – от издательств до литературных журналов и академических кругов. Эти евреи шутили о том, сколько других евреев они встретили в своей отрасли, или выражали разочарование, что не оказались в их «внутреннем круге».

Джош Ламберт



Директор программы еврейских исследований в колледже Уэллсли (США) Джош Ламберт исследует этот любопытный феномен в своей книге «Литературная мафия: евреи, публикации и послевоенная американская литература», выпущенной недавно издательством Yale University Press. 

Опираясь на переписку видных еврейских авторов, редакторов, издателей и ученых того времени, в том числе редактора Knopf Гарольда Штрауса, редактора Esquire Гордона Лиша, профессора Колумбийского университета Лайонела Триллинга и писательницы Энн Бирштейн, книга развеивает миф о «литературной мафии». 

Ламберт говорит: «Не было той еврейской литературной мафии, о которой думал Трумэн Капоте, когда утверждал: «О, эти люди плетут интриги и заговоры». И не было даже той еврейской литературной мафии, о которой думал еврейский же писатель Мейер Левин, когда считал, что люди собирались на вечеринках и говорили: «Мы никогда не будем говорить о его книге!» Этого всего не было.

Мне кажется более существенным вопрос, почему вообще серьезные люди об этом говорили. Почему эта идея – этот мем или троп – просуществовали 20 или 30 лет. И ответ для любого, кто работает в журналистике или индустрии культуры, на самом деле прост. 

Если вы поработали в какой-то отрасли хотя бы пять минут, вы сразу можете сказать, что есть люди, которым легче, у которых всегда более гладкий путь. Им помогали, у них были преимущества, их предложения принимались быстрее. И даже помимо этого: у кого-то, допустим, есть некие отношения с людьми, влияющими на того, кто дает возможность что-то делать или помогать…

Легко представить, почему кто-либо, находящийся не на той стороне, в отдельные моменты чувствует, что это несправедливо. Итак, штамп о «литературной мафии» — просто выражение эмоций по поводу несправедливого использования власти в случае с той или иной книгой в издательской индустрии».

Но Ламберт также утверждает, что евреи, находящиеся на руководящих постах, могут быть склонны помогать другим евреям, потому что их личные и профессиональные сети состоят из евреев.

Автор книги показывает, как профессиональные и личные отношения влияли на то, что он называет «предоставлением избирательных прав евреям в литературе», и как некие «сети влияния» сохраняются в современную эпоху.

Ламберт отмечает: «Я искал подходящее выражение, и «предоставление избирательных прав» мне понравилось, потому что оно не говорит вам, что именно человек собирается делать, а говорит о том, что у него есть новая возможность и новый способ ее использования. 

Что именно было тут причиной – до сих пор трудно вычленить из целого ряда социально-экономических изменений, происходивших с евреями. Мы знаем, что в послевоенный период у евреев дела пошли лучше в экономическом плане. Стало больше политической поддержки. И успех в издательской индустрии связан со всем этим, но также связан и с ростом компаний, основанных евреями в 1910-х и 1920-х годах, которые добивались бешеного успеха и которые просто не дискриминировали еврейских сотрудников…

На самом деле трудно уместить в голове, как выглядело «лишение избирательных прав»: это не означало, что ни один еврей никогда не публиковал что-либо или ни один еврей не мог что-то предпринять. Это означало, что в целом евреи не занимали руководящих должностей. Тогда как в послевоенный период стало обычным наличие евреев на этих постах».

«Вы подумаете: а что меняется, если сначала не было человека из этого конкретно меньшинства, а теперь он выполняет функцию «привратника» в своей отрасли? – спрашивает Ламберт и сам же отвечает: – Для редактора принадлежавшего евреям издательства Knopf Гарольда Штрауса ответ заключался в следующем: когда люди из меньшинства оказываются в подобном положении, они проецируют собственные идеи об идентичности своей группы на принятие решений. Целая куча редакторов-евреев получает возможность сформировать издательскую программу и рассказать, что именно эти книги люди захотят прочитать. И я думаю, получается такой «смешанный кейс»…

Knopf проделал замечательную работу по публикации переводов с идиша. Почему это получилось? Потому что им очень нравилась престижная европейская литература, а некоторые тексты на идише они смогли представить не как проходную литературу, а как Достоевского или Толстого. В то же время, часть того, с чем Knopf было удобнее работать, чем другим издателям, именно потому что это было еврейское издательство, оказалось материалом, посмотрев который, большинство из нас назвало бы… антисемитским. Например, Г. Л. Менкен, написавший пару фрагментов о евреях как о «худшей группе людей на планете»… Из-за того, что они осознавали свою принадлежность к евреям, они считали себя вправе публиковать некоторые из антисемитских текстов, дабы отвести подозрения в причастности к «литературной мафии»».

Ламберт при этом протестует против кумовства: «Как родитель я знаю, что я люблю своих детей. И не то чтобы я хотел, чтобы мои дети не преуспели. Но я не хочу создавать систему, в которой дети самых привилегированных людей будут самыми привилегированными в любом случае».

Говоря о будущем и возможном появлении в издательствах множества представителей чернокожих или других маргинализированных групп, Ламберт заявляет: «Если мы признаем, что евреи играли – и до сих пор играют – огромную роль в издательской индустрии, то одна из вещей, которая из этого следует: если некая группа обладает непропорциональной властью, это нормально. Идея разнообразия означает, что ваша доля в отрасли должна соотноситься с долей в населении. Я не думаю, что промышленность так работает, а власть нет. То, что мы хотели бы, — так это не символического подхода к разнообразию, когда берут пару человек и ставят их на руководящие должности. А настоящего сдвига, при котором может возникнуть ощущение, что их никогда не бывает слишком много…

И я думаю, это происходит в издательском деле прямо сейчас. После убийства Джорджа Флойда в американской культуре появилось новое движение, пристальное внимание к превосходству белых. Издательская индустрия наняла несколько афроамериканских редакторов на видные должности. Я думаю, это здорово. И я действительно надеюсь, что после того, как они наняли этих людей на видные должности, они должны нанять еще 400 человек…»

Комментариев нет:

Отправить комментарий