среда, 20 июля 2022 г.

ТАНЕЦ КОШЕЧКИ

 

Танец кошечки

Опубликовано: 20 июля 2022 г.
Рубрики:

Было нас четверо задиристых и относительно молодых научных сотрудников: Липа, Эдик, Вадик и я. В том далёком 74-м году приехали мы на конференцию, что проходила в Академгородке, недалеко от Новосибирска. Прежде, чем туда отправиться, сначала надо бы сам Новосибирск посмотреть, решили мы. Хотели выяснить, что в городе есть интересного и как тут можно развлечься вырвавшимся на волю учёным? Когда мы приехали из аэропорта, спросили совета в гостинице на регистрации - и хмурый тип за стойкой сказал, что можно посмотреть старую часовню, в ресторан сходить да в оперный театр, который у них в Новосибирске считается чуть ли не чудом света. А больше в городе ничего интересного и нет. Тогда мы решили – сначала в ресторан и вечером - в театр. А часовня – пусть себе стоит без нас, как и стояла сто лет до того.

В те далёкие времена поход в ресторан для молодых научных работников - при наших-то зарплатах - был событием не частым. Да и ресторанов в Совке было ничтожно мало. Столовые ведь не в счёт. Ресторан, куда мы направились, был прямо в нашей гостинице на самом верхнем этаже, с которого открывался чудный вид на Обь и всё, что вокруг реки. Сели мы в центре зала за столик, покрытый белой скатертью, подошёл официант, подал меню и спросил, что будем заказывать? Увидев, что там есть бифштекс, мы как один сказали: хотим бифштекс. А Вадик, будучи от природы снобом, и притом начитанным романами из журнала «Иностранная Литература», сказал, что хочет бифштекс с кровью. По-английски мы бы сказали rare, то есть полусырой. Надо пояснить, что в СССР цельный кусок хорошей говядины, каким и должен быть настоящий бифштекс, являлся невероятным дефицитом и получить его в ресторане обычному клиенту было немыслимо. Советский бифштекс был традиционно рубленный, то есть просто котлета из фарша, часто ещё с яичницей сверху. Официант на просьбу Вадика никак не среагировал, записал про бифштекс с кровью в блокнотик, потом поинтересовался, хотим ли закуску, что будем пить и затем ушёл.

Когда с закуской было покончено, нам принесли «бифштексы». Принесли всем, кроме Вадика. Какой там был у них вкус у этих котлет, я уж не помню, да это теперь и не важно. Мы их съели, а Вадик всё ждёт, ждёт... Время шло, мы сидели и перебирали варианты, почему не кормят Вадика и, чтобы не скучать, обсуждали наши доклады, что собирались делать на следующий день на конференции. 

Вскоре мы заметили, что из кухни к нашему столу направляется маленькая делегация в составе повара в белом колпаке, нашего официанта в передничке и человека в штатском, как оказалось, директора ресторана. В руках у повара была миска с мясным фаршем. Директор нас подозрительно оглядел и спрашивает: «Кто сырой фарш заказывал?» Видать в его ресторанной практике он про настоящий бифштекс с кровью отродясь не слыхал. Ну что с него, с провинциала, взять? Нам надо было как-то вежливо отреагировать на эту дремучую кулинарную неграмотность, да так, чтобы раньше времени его не обидеть. Тогда я встал из-за стола, принял директора под локоток, отвёл в сторонку и тихонько ему говорю, показывая глазами на Вадика:

— Вот у этого товарища редкое генетическое заболевание. Называется по - латыни сангвинум ламиа, что по-русски значит вампиризм. Я врач и его постоянно наблюдаю. Если он не попьёт хоть немножко чьей-то крови, можно и коровьей, кричит, очень возбуждается, буянит, может, даже на людей напасть. Поэтому вы ему дайте всего одну ложку сырого фарша с кровью, а потом принесите обычный бифштекс, только слабо прожаренный, он успокоится, и всё будет хорошо.

— А это не заразное? – спрашивает директор, побледнев.

— Нет, — говорю, — совершенно не заразное. Передаётся только половым путём, так что вам лично волноваться нет причин.

Директор опасливо на Вадика глянул, взял со стола ложку, зачерпнул из миски фарш пожиже с кровью, аккуратненько положил ему на тарелку и вся делегация тихонько, чтобы не возбудить больного, ретировалась на кухню. Когда они ушли, Вадик на меня натопорщился:

— Ты что им сказал? Вот эта ложка фарша – что, весь мой обед?

— Не нервничай. Я им сказал, что ты гурман и любишь необычную еду, и они дали тебе для дегустации местный деликатес. Называется «бифштекс по-монгольски», тут ведь Сибирь и до Монголии близко. А сейчас тебе принесут нормальный бифштекс, голодным не будешь.

Минут через пять официант действительно принёс ему малопрожаренную котлету с яйцом. Так что всё прошло без осложнений. Мы наелись, расплатились и пошли гулять по городу. По дороге зашли в кассу театра и купили там билеты на балет «Спящая Красавица», что шёл тем вечером. 

Читатель может спросить, а что за странное имя «Липа» было у одного из героев этого повествования? На самом деле, звали его Либкнехт Асклепиадович, но выговорить без разбега это имя и отчество вряд ли кто мог. Поэтому для всех он был просто Липа. Работал Липа биологом в университете и происходил из семьи потомственных лекарей. Дед его Василий был сельским доктором, сведущим не только в медицине, но и в истории древнего мира. Поэтому, когда у него родился сын, он его назвал именем греческого бога врачевателей Асклепия или в русском простонародье — Эскулапа. Видать имя сработало, так как мальчик, то есть будущий липин папа, тоже стал сельским врачом, то есть эскулапом. А тут грянуло то, что потом стали называть русской революцией. Многие по наивности поверили, что счастье всего человечества совсем рядом и надо только не трепыхаться и в ногу идти за вождями, которые точно знают дорогу. В газетах писали, что в просвещённой Германии был вождь Карл Либкнехт, которого убили враги за то, что он знал, куда надо идти. Чтобы навсегда прославить это имя, сельский врач Асклепий назвал своего новорожденного сына Либкнехтом. Так появился Либкнехт Асклепиадович, которого мы звали Липа. 

Чтобы закончить эту экскурсию в антропонимику, то есть в науку об именах, скажу кратко о других таких же чудных творениях идейных родителей. В институте, где я учился, был директор клуба по имени Ленорт Иванович, что в переводе с русского на русский значило «Ленинец Ортодоксальный», а уж про такие имена, как Октябрина, Владлен (Владимир Ленин) или Стален (Сталин-Ленин) и говорить нечего. Я даже знал одного типа по имени Сталькан, что он сам расшифровывал, как «Стальной Канат». Но мы отвлеклись, вернёмся к нашей истории.

Надо сказать, что из всей нашей компании в той поездке, самый неотёсанный был Эдик. Эдакий простецкий рубаха-парень. Его любимым развлечением было спорить. Спорил он всегда и по любому поводу. Выигрыш сам по себе большого значения не имел, а важен был процесс спора и ожидание результата. Это щекотало ему нервы и красило жизнь. Незадолго до командировки в Новосибирск он с кем-то в лаборатории поспорил, что сможет запихать себе в рот плащ «Болонья» и затем выговорить слово «мама». К чести его будь сказано, он полностью запихал плащ в рот и даже рот закрыл, но вот сказать «мама» у него не получалось, как он ни старался. Эдик страшно расстроился, разве что слёзы не потекли, но тут спорщики вспомнили, что забыли с плаща спороть пуговицы, а уговора не было, чтобы пуговицы тоже в рот запихивать. Поэтому ему засчитали выигрыш без «мамы», и этим подвигом он потом ужасно гордился. 

В инженерных и научных делах Эдик был талантливым самоучкой, но его культурный уровень был, как у папуаса. Он происходил из удмуртских крестьян, как Ленин. Впрочем, тот, вроде, был из чувашских, но это сути не меняет. Важно, что в смысле эстетики они оба стояли на одной ступеньке дремучести. До того дня Эдик ни в одном театре никогда не был и уж совсем понятия не имел, что такое балет. Потому перед вечерним культпоходом он слегка волновался и, пока мы гуляли по городу, запасся поллитровкой, из которой для храбрости непрерывно согревался. Когда, где-то минут за сорок до начала, мы подошли к театру, Эдик был уже совсем хорош, но вёл себя пристойно – всё же был в приличном обществе. По крайней мере, так мы про себя думали.

Театр действительно был грандиозный, с колоннадой, как у греческого Парфенона, и куполом, как у римского Пантеона. Если учесть, что строили его с имперским размахом задолго до оперных театров в Сиднее или Нью-Йорке, то впечатляло сильно, тем более что стояло это чудо света во глубине сибирских руд. Поскольку мы пришли рановато, отправились сначала в театральный музей, где содержались всякие экспонаты из истории этого театра. Кто и что там пел или танцевал, или какие костюмы к каким спектаклям шили, меня не особенно интересовало. Но вот когда и как построили это огромное сооружение, мне хотелось узнать. 

По стенам висели многочисленные фотографии, изображавшие разные стадии строительства – от рытья фундамента, до прорисовки на потолке фальшивых барельефов. Было жутковато смотреть на исхудалых и оборванных строителей, которые возводили это здание, затмевающее размерами римский Колизей. Строить его начали где-то в начале тридцатых годов. В 37-м на всякий случай расстреляли всех ведущих строителей, так что стройка слегка задержалась. Зэки в телогрейках резали статуи, имитированные под итальянский мрамор, и прорисовывали фрески в стиле императора Адриана. Народ жил в жуткой тесноте, ютился в бараках и землянках, а коммунисты строили Колизей в Сибири. Других забот у советской империи в то время, вероятно, не было. Сколько квартир для тех же строителей можно было построить на эти деньги, сколько здоровья и жизней спасти! Но ни тогда, ни после никого в России это не интересовало. Так было всегда – от царя Петра до наших дней. Непонятно только, почему в Новосибирске до сих пор этим гордятся? 

После музея мы поднялись в зал, несколько подавленные и угрюмые, и лишь Эдик улыбался и озирался вокруг, широко раскрыв от изумления свои раскосые глаза. В музее он мало, что понял, история его не задевала, но в фойе и зрительном зале он был совершенно покорён помпезной роскошью. Мы прошли в зал, места наши оказались хорошие, в самом центре. 

Когда началась увертюра и занавес поднялся, Эдик уставился на сцену и смотрел не мигая. Ничего подобного он в своей жизни ещё не видел – ни оркестра, ни занавеса, ни декораций, ни актёров. Это было для него как полёт на другую планету. Сначала он был очарован и улыбался, но потом озадачен и хмурился. Когда вышли танцовщики в обтянутых трико с рельефными выпуклостями мужской анатомии, Эдик закусил губу и стал тихо постанывать. Я думаю, чисто из мужской солидарности он волновался, что при контактах с очаровательными девочками из кордебалета, с этими выпуклостями может произойти конфуз, трико не выдержит напора эмоций, разлетится в клочья и спектакль будет сорван. К счастью, ничего такого с трико не случилось и он немного успокоился. Откуда Эдику было знать про тонкости балетной сексуальной ориентации? Зато, когда появились балерины в красочных костюмах фей и со стройными ножками на пуантах, он оживился, забыл про мужиков в трико и даже чуть привстал с кресла, чтобы не пропустить ни одного мига этого чудного зрелища. Артистки кордебалета были явно в его вкусе. Подогретое алкоголем эмоциональное давление его стало быстро расти и уж скоро еле-еле сдерживалось тонкой оболочкой приличия. Рано или поздно это давление должно было прорваться наружу. И оно-таки прорвалось в третьем действии спектакля.

Начался один из самых популярных номеров «Спящей Красавицы» — дуэт Кота в Сапогах и Белой Кошечки. Сначала на сцену выскочил какой-то тип с сердитым лицом, в широкополой шляпе и сапогах с отворотами, явно намекая на то, что он и есть Кот в Сапогах. Он прыгал, махал руками, топал ногами и вообще вёл себя вызывающе. Тип Эдику явно не понравился, поэтому он нахмурился, зло стукнул кулаком себя по колену и даже слегка зарычал, как пёс, увидевший настоящего кота. Но затем выпорхнула грациозная балеринка в белоснежном костюмчике с блёстками и откровенно приоткрытым декольте. С моей точки зрения декольте не было таким уж интересным, но Эдик оказался менее придирчивым. Личико у неё было нежное и розовое, вились белокурые локоны и на щёчках сверкали серебристые усики. На попке у «кошечки» был прицеплен пушистый хвост и ушки торчали на макушке. Когда Эдик вгляделся в эту красотку, у него вывалился язык, глаза загорелись жёлтым огнём и сдерживаться больше сил не стало. Он вскочил с кресла, вцепился руками в спинку сиденья переднего ряда и что было мочи на весь театр завопил: «Ни @@я себе кошечка!!!». 

Что произошло дальше, не дано мне таланта описать. Здесь бы нужен Гоголь или Ильф с Петровым. Скажу только, что театр сначала замер на секунду в оглушающей тишине, дирижёрская палочка застыла в воздухе и «кошечка» оцепенела с поднятой лапкой. А потом зал… взорвался — захохотал, завизжал, заулюлюкал, в восторге затопал ногами. Люди аплодировали, искали глазами героя, который смог так кратко и ясно выразить то, что было на уме по крайней мере у мужской половины зрителей. Хохотали все — оркестранты, солисты, билетёрши, кордебалет, да и сама «кошечка». Про Кота в Сапогах я уж молчу. Казалось, даже римские статуи хихикают, притоптывая босыми пятками из фальшивого мрамора, и вот-вот вывалятся из ниш. 

Сколько это продолжалось, я не знаю потому, что мы схватили Эдика под руки и выволокли его вон из зала на улицу. Спектакль досматривать нам бы всё равно не дали. Да я и не знаю, были ли силы у самих зрителей смотреть его до конца? На том наш культпоход в замечательный Новосибирский театр и закончился.

 

---------

Рассказы и эссе Якова Фрейдина на его веб–сайте: www.fraden.com

Комментариев нет:

Отправить комментарий