присутствия и прочих деталей, которые вы всегда пропускали, читая Библию
Материал любезно предоставлен Tablet
Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз речь пойдет о том, что в мировоззрении мудрецов Талмуда уживались противоположные мысли и установки: они одновременно верили в реальность чудес и советовали не полагаться на чудеса.
На этой неделе даф йоми подвел нас к концу трактата «Шкалим», который намного короче других талмудических трактатов, освоенных нами за 15 месяцев чтения. Поскольку «Шкалим» сохранился только в Иерусалимском Талмуде, мы читаем палестинскую версию вместо стандартной вавилонской. Я с интересом сравнивал стиль и подход Йерушалми со стилем и подходом Бавли. Я начал ценить лаконичную, ясную, не удаляющуюся от существа дела гемару Йерушалми, которая гораздо строже следует Мишне, чем замысловатые дебаты мудрецов Бавли. В «Шкалим», к примеру, нет умопомрачительно сложных ухищрений, предпринятых с целью приписать то или иное мнение тому или иному мудрецу, — того, что при чтении вавилонской гемары напоминает логические задачки из LSAT, вступительного теста для юридических вузов.
В последних главах «Шкалим» продолжаются попытки мудрецов выяснить, как выглядела повседневная жизнь Иерусалимского храма, как он функционировал. В этих обсуждениях слышны отголоски ностальгии. Это попытка народа, лишенного наследства, вернуть его себе, и трогательно видеть, сколь ограниченными средствами пользовались мудрецы. Об археологии, конечно, речи не шло. Мудрецы не только не имели возможности заниматься раскопками на Храмовой горе — самой археологии как науки еще не было и не будет много веков. Мудрецы располагали небольшим количеством письменных источников и корпусом устных преданий — фрагментарных и ненадежных.
В основном они обращались к Библии; но с Библией, как всегда, непросто было работать. Большинство из нас, читая Библию, склонны пропускать абзацы, в которых заходит речь о локтях или иных мерах длины, по крайней мере, не вдаваться во все эти детали. Но для мудрецов Талмуда не было ничего важнее точных архитектурных измерений Храма. В конце концов, эти измерения были продиктованы непосредственно Б‑гом, а значит, они столь же святы и значимы, как законы ритуальной чистоты или, если уж на то пошло, сами Десять заповедей.
Для мудрецов Талмуда было самоочевидно, что святая святых в Иерусалимском храме была построена по образцу скинии Завета, сооруженной Моисеем в соответствии с точными указаниями, данными Б‑гом на горе Синай. Затем они обращались к подробностям из книги Царств, которая описывает, как Соломон построил Первый храм. Но тот Храм был разрушен вавилонянами в VI веке до новой эры, и неясно, насколько точно Второй храм соответствовал плану первого. В результате Храм, возникающий в воображении мудрецов Талмуда, являл собой палимпсест, полный противоречий и несостыковок, которые требовалось разрешить и исправить.
Возьмем, к примеру, вопрос, обсуждаемый в шестой главе трактата «Шкалим»: сколько столов было в Храме? Мишна на Шкалим, 17б насчитывает 13 столов, часть из которых были сделаны из мрамора, другая часть — из серебра и золота. Два таких стола находились в вестибюле Храма, и на них выкладывали хлеба присутствия — ломти освященного хлеба, которые всегда были выставлены в Храме, и раз в неделю, в субботу, их заменяли на новые. На мраморный стол священники выкладывали хлеб присутствия перед тем, как он попадал в святая святых для освящения; на соседний золотой стол клали хлеб уже после того, как его выносили из святая святых. После этого хлеб делили между священниками, и они его съедали.
Но Гемара указывает, что это описание не соответствует другим источникам. Согласно барайте, хлеб на самом деле клали на серебряный стол, а не на мраморный. Мудрецы спорят по этому поводу: рабби Йоханан говорит, что священники не стали бы использовать серебряный стол, так как серебро проводит тепло и хлеб мог заплесневеть. Другие раввины говорят, что совершенно неважно, нагревался ли сам стол, поскольку хлеб в любом случае чудесным образом оставался горячим, как сказано в книге Самуила. Но рабби Йеошуа бен Леви возражает, говоря, что не следует «упоминать о чудесных событиях»: то есть хлеб, возможно, оставался горячим благодаря чуду, но строители Храма не рассчитывали на это, поскольку никогда нельзя основывать свои расчеты на ожидании чуда. Этот здравый совет показывает, что в сознании мудрецов сосуществовали противоположные установки: они верили в реальность чудес, но не полагались на них.
Другая проблема возникает в книге Паралипоменон, в которой говорится, что царь Соломон «сделал тоже 10 столов и поставил их в Храме, пять с правой стороны и пять — с левой». Клали ли хлеба присутствия на все эти столы — по одному хлебу на стол? Или же, как, по‑видимому, предписывает Моисей в книге Исход, все 10 хлебов клали на один — золотой — стол в святая святых? И если там было 10 столов, как они были расположены в пространстве Храма — с востока на запад или с севера на юг? Эта деталь имеет значение, поскольку Моисей повелел, чтобы стол находился «на северной стороне» скинии. Если столы располагались с востока на запад, то они все могли стоять в ряд на северной половине и тем самым соответствовать предписаниям Моисея. Но если они были выстроены с севера на юг, тогда пять из них должны были находиться в южной части святилища, а там их нельзя было использовать.
Раввины столь же скрупулезно подходили к описанию ковчега Завета. В ковчеге, как известно, находились скрижали Завета, на которых Б‑г начертал Десять заповедей, данных Моисею на горе Синай. Какого именно размера должен был быть ковчег, чтобы скрижали поместились в него? В книге Исход говорится, что он имеет два с половиной локтя в высоту и полтора локтя в ширину. Какова же длина локтя? По словам рабби Меира, локоть — это шесть ладоней; по словам рабби Йеуды — пять. Основываясь на этих измерениях, мудрецы делают выводы о габаритах скрижалей, которые должны были помещаться в ковчег, и еще должно было оставаться какое‑то место, чтобы была возможность достать их.
Сколько же свободного места должно было оставаться? Ответ зависит от того, думаем ли мы, что в ковчеге были одни скрижали или же новые скрижали и остатки первых скрижалей, которые Моисей разбил, когда спустился с Синая и увидел золотого тельца. Вероятно также, что в ковчеге оставалось и место для свитка Торы, ведь в конце Второзакония Моисей повелевает левитам: «Возьмите сию книгу закона и положите ее одесную ковчега Завета Г‑спода Б‑га вашего» (Втор., 31:26). Неясно однако, положили ли свиток Торы внутрь ковчега или же, как считал рабби Йеуда, в какой‑нибудь сундук, находящийся рядом с ковчегом.
Судьба самого ковчега тоже представляла собой загадку, и у мудрецов не было простой отгадки. Ковчег считался предметом, наделенным особой силой: древние израильтяне носили его с собой в битву, рассчитывая, что он принесет им победу, и наоборот, людей, прикасавшихся к нему без разрешения, он убивал наповал. Когда филистимляне захватили ковчег, рассказывается в книге Судей, это навлекло на них эпидемию и им пришлось отослать его обратно. Но когда в 586 году до н. э. вавилоняне, возглавляемые Навуходоносором, захватили Иерусалим и разрушили Первый храм, ковчег исчез. И во Втором храме место в святая святых, которое раньше занимал ковчег, пустовало. Так куда же делся ковчег? — вопрошают мудрецы в Шкалим, 15б.
Рабби Эльазар утверждает, что «ковчег был изгнан вместе с евреями в Вавилонию»: депортировав народ Иудеи, вавилонский царь прихватил «сосуды Дома Г‑сподня», включая ковчег. Но трудно поверить, что Всевышний допустил, чтобы столь священный предмет просто затерялся в сокровищницах Вавилонского царства. Рабби Шимон бен Лакиш говорит, что на самом деле ковчег был спрятан внутри святая святых. Мишна корректирует эту версию: ковчег закопали под храмовым дровяным хранилищем и поэтому священники преклоняли там колени — в честь ковчега. Однажды, добавляет гемара, один священник увидал в том месте необычной формы булыжник и собрался уже было выкопать его, но был поражен насмерть и «душа его покинула его». Это, конечно, послужило убедительным доказательством того, что происходит что‑то сверхъестественное: «И тогда они узнали наверняка, что ковчег скрыт в том месте».
Если ковчег мог быть спрятан, рассуждают мудрецы, то точно так же могли быть спрятаны другие упомянутые в Библии чудесные реликвии, которые впоследствии исчезли: золотой сосуд с манной, зацветший посох Аарона и бутыль с маслом, которым помазывали царей Иудеи. В этой дискуссии мудрецы пытаются преодолеть пропасть между библейской эпохой, когда Всевышний то и дело совершал чудеса для Израиля, и профанным настоящим, когда чудеса прекратились. Мудрецы Талмуда, как и мы сейчас, не могли уже почувствовать Б‑жественное присутствие. Могущество Б‑га, которое в библейскую эпоху демонстрировалось — через чудеса и чудодейственные предметы, — теперь было вопросом веры. Утверждая, что ковчег Завета был спрятан, а не разрушен, мудрецы допускали возможность, что эпоха чудес еще вернется. Люди талмудической культуры ощущали себя в этом промежуточном пространстве — между профанным настоящим и мессианским будущим.
Оригинальная публикация: The Importance of Cubits and Shewbread and Everything That Makes Your Eyes Glaze Over
Комментариев нет:
Отправить комментарий