Военное обострение
Академик Юрий Пивоваров о своем заочном аресте в России и о том, как кошмарят ученых в воюющей стране.
6 июля Басманный суд Москвы заочно арестовал на два месяца академика, историка, доктора политических наук, 72-летнего профессора Юрия Пивоварова.
В отношении бывшего профессора МГУ, МГИМО и РГГУ в 2017 году возбудили уголовное дело о мошенничестве. С 1998 и до 2015 года Пивоваров возглавлял Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН РАН). В январе 2015 года пожар уничтожил значительную часть фондов библиотеки ИНИОН. Пивоварова отстранили от руководства, оставив за ним лишь должность научного руководителя института. С весны того же года он находился под следствием по обвинению в халатности, а спустя еще два года его обвинили в мошенничестве.
В конце июня в Басманный суд поступила бумага, подписанная руководителем Главного следственного управления СК Денисом Колесниковым. Он сообщал, что Пивоваров и его подельники, среди которых — бывшая заведующая производственным отделом ИНИОН РАН Джагарян (женщине 80 лет, она не встает после инсульта, находится под подпиской) обвиняются по 160 и 159 статьям УК.
Находящийся в Германии на восстановлении после лечения от онкологического заболевания академик Юрий Пивоваров рассказал, что обо всем этом думает.
— Да, меня арестовали. Уголовному делу, скажу я, уже 8 лет. Все началось с пожара в библиотеке ИНИОН в январе 2015-го. Госканалы тогда сразу кинулись на меня: вот либерал, сам поджег все. Дмитрий Киселев кричал: «Посадить его, Пивоваров украл книги, которые теперь продают на Арбате либо уже вывезли за границу!» Полная чушь. Мы с коллегами в тот момент героически спасали Институт, точнее, то, что от него осталось… МЧС проводило проверки, моей вины в этом пожаре не обнаружили. СК тоже проводил экспертизы, они установили, что я не имел отношения к причинам пожара. Тема была забыта. СК подошел с другой стороны — финансовой, возбудили дело о мошенничестве.
Все построено на показаниях свидетеля обвинения Алексея Ивановича Сливы, кандидата исторических наук, заведующего отделом библиографии ИНИОН РАН. Мы были в нормальных человеческих отношениях. Он сказал, что я и начальник планового отдела Джагарян заставили его взять в штат дочь этой Джагарян, и, мол, она не работала, но получала деньги. О том, что эта дама числилась в моем институте, я узнал от следователя в Следственном комитете в Техническом переулке. Сотрудников ИНИОН при мне было 850 человек, и естественно, что я знал только ведущих — докторов, профессоров, заведующих. Выяснилось, что ее, действительно, пристроили туда, но работы выполнялись за нее кем-то другим из сотрудников. То есть никакого ущерба все равно не было. Опять же — обо всем этом я узнал от следователей. Завели дело о мошенничестве, я стал подследственным. Свидетель Алексей Слива умер еще в начале 2018 года. Онкология. Сегодня спросить что-либо у него невозможно.
У меня, когда я еще был в Москве, были регулярно обыски дома и на работе. Я исправно ходил на допросы, объяснял, давал показания, никуда не скрывался. Мера пресечения была обязательство о явке.
Дело несколько раз возвращали на доследование. А потом я заболел. Тоже онкология. Пытался лечиться в России — не помогало. Форма была слишком тяжелая — лимфома центральной нервной системы. С лечением за границей помогли друзья и знакомые. Сначала в Израиле я прошел несколько курсов химии, потом пережил пересадку костного мозга. Лечение заняло больше года. Затем началось восстановление. Меня отправили на реабилитацию в Германию. Там мне было комфортнее находиться из-за того, что я знаю немецкий. Здесь я сейчас и продолжаю лечиться.
Ходатайствуя перед Басманным судом о моем аресте, Следственный комитет врет, что они меня искали в Израиле и Германии. Все мои передвижения, все мои адреса были им известны и продолжают быть известны. По любому требованию следователи тотчас получали справку от врачей о моем состоянии, о том, что я не в состоянии переносить полеты. Врачи мне просто это запрещали и запрещают до сих пор. Буквально вчера я отправил следователю справку от врача, подтверждающую, что я не в состоянии лететь. Мой нынешний адрес в Германии прекрасно известен. И с немецкой полицией следствие связывалось, и с моими адвокатами.
До сегодняшнего дня я вообще думал, что они это уголовное дело закроют. Ну а что еще думать? Я прожил 72 года, ни копейки за это время не своровал. Жил в Москве с семьей до отъезда в двухкомантной квартире. У меня нет ни дачи, ни машины. И следователи все это видели, когда приходили с обысками. У меня была сберкнижка, на которой лежало 3-4 миллиона рублей. Решением того же Басманного суда ранее с этой книжки сняли около 2 миллионов в счет будущего приговора. Хотя приговора еще не было…
Думаю, арестовать меня путем объявления в международный розыск они не смогут. Россия уже не сотрудничает с Интерполом. И потом Германия не занимается экстрадицией.
Почему меня решили арестовать заочно именно сейчас? Уверен, связано с моей позицией по войне в Украине. Я, естественно, против этой войны. И называю эту трагедию именно войной, а не как иначе. В первые же дни я подписал письмо ряда академиков и членов-корреспондентов РАН против войны. Я сразу же вошел в Антивоенный комитет, куда также вошли Ходорковский, Чичваркин, Каспаров. В понимании российских властей мы все — нацпредатели. Несколько раз выступал на украинском телевидении у Евгения Киселева и у других украинских журналистов, за два дня до приостановлении работы «Новой газеты» в России опубликовал там статью — не грубую, но жесткую — как раз тоже о войне… И тут же за эту статью по мне прошлись на российском телевидении Виталий Третьяков и Владимир Соловьев. Кстати, несколько лет назад у меня с обоими были неплохие человеческие отношения (не профессиональные отношения, а именно человеческие). Но за мою позицию против войны, за мою статью в «Новой» они тут же сравняли меня с землей. Особенно Соловьев старался…
Знаете, я никогда не считал себя политиком. Но мое дело стало именно политическим. Видимо, сейчас мне пришло и за прошлое — моя позиция и до войны всегда и всем была известна из моих книг, статей, выступлений. Сейчас просто конкретный повод — война. Ведь то, что сейчас происходит в России — это какое-то военное обострение. Посадки ректоров (Мау, Зуев — фабула дела у обоих, как у меня), посадки граждан, в том числе женщин, за так называемые «фейки» (по сути, за их мнение), усиливающееся закошмаривание ученых. В СИЗО сажают даже больных, забирают из больницы с четвертой стадией рака. Настоящая трагедия с Дмитрием Колкером из Новосибирска, который умер через два дня после ареста. Молодой мужчина, всего 54 года… Просто читал лекции в КНР и получил ярлык «шпиона».
Я, честно говоря, устал за эти 8 лет. Устал за свои 72 года часто слышать фразу, причем, от знакомых: «Нет дыма без огня, у нас не врут, все проверяют». Нет, они часто врут. Я ни копейки не брал. И, повторюсь, не скрывался от следствия. Они дошли до абсурда: в постановлении об аресте пишут, что я скрывался и в то же время указывают мой немецкий нынешний адрес…
Так что у меня нет никаких сомнений, что мой арест — это заказное дело, очень удачно по времени совпавшее с обострением борьбы с учеными и нацпредателями.
Подготовила статью Вера ЧЕЛИЩЕВА
novayagazeta.eu
Комментариев нет:
Отправить комментарий