пятница, 11 февраля 2022 г.

Я стал расовым реалистом, выросши в Гэри, штат Индиана

 

Я стал расовым реалистом, выросши в Гэри, штат Индиана

Я родился в Аризоне, недалеко от Гранд-Каньона, вторым из двух мальчиков, но у меня нет детских воспоминаний об этом штате — мама развелась с отцом, когда мне было два или три года. Как и многие женщины после развода, она вернулась туда, где жила ее семья, и привезла с собой детей. В нашем случае это был Гэри, штат Индиана, город рабочих-сталелитейщиков.

Сталь стала причиной появления Гэри и его отраслью номер один. Город был основан в 1906-м году и назван в честь промышленника Элберта Г. Гэри, который помог создать US Steel. Он выбрал это место, потому что оно находится на озере Мичиган недалеко от Чикаго. Гэри купил огромный участок земли вдоль берега, который он предназначал исключительно для сталелитейных заводов. Чтобы добраться до пляжа, вам нужно ехать в дальнюю северо-восточную часть города.

Бабушка жила в центре Гэри, в нескольких кварталах от главных ворот металлургического комбината на северном конце Бродвея. Ее муж, мой дедушка, работал бухгалтером на комбинате, но умер до моего рождения. Бабушка зарабатывала на жизнь секретарем в психиатрической клинике. У них не было машины; тогда все ходили на работу пешком.

Хотя моя бабушка – американка во втором или третьем поколении, ее предки с обеих сторон были немцами. Она немного знала немецкий и иногда читала немецкие стихи, включая детские стишки, которые выучила в детстве. Как бы я хотел сохранить на магнитной ленте некоторые из этих кусочков истории или хотя бы записать их!

Когда моя мать развелась и вернулась в Гэри, он все еще был благополучным городом. Мать несколько лет работала транскрипционистом в больнице Гэри, где и познакомилась со своим вторым мужем. После того, как она снова вышла замуж, она, ее второй муж и мы, мальчики, переехали в близлежащий Лейк-Стейшн, который тогда назывался Ист-Гэри (через несколько лет его название было изменено, чтобы избежать ассоциации с приходящим в упадок городом).

Два с половиной года, которые мы прожили на Лейк-Стейшн в 70-х, были бурными для Гэри и для всей страны. Широкое левое движение в политике начиналось всерьез. Культурная революция, охватившая страну, нашла свое отражение в Гэри, который избрал мэром Ричарда Г. Хэтчера — одного из первых черных мэров крупного американского города.

Хэтчер был радикальным черным активистом как раз тогда, когда это стало модным. Он возмущался белыми и ясно давал это понять в течение 20 лет своего пребывания в должности. Белые бежали из города, большинство из них поселились в Меррилвилле, южном пригороде Гэри.

Когда в начале 70-х второй брак моей матери распался, и мы вернулись к бабушке, центр города Гэри казался другим местом. Белые составляли незначительное меньшинство среди соседей. В нескольких домах от бабушкиного жил один молодой белый бездельник и пара порядочных белых мальчиков примерно моего возраста, но не более того. Мой лучший друг детства Бобби, живший через переулок от дома моей бабушки, уехал еще до второго замужества мамы. Белый немецкого происхождения владел многоквартирным домом по соседству, а с другой стороны жила семья латинос, с которой мы хорошо ладили. Почти все наши соседи теперь были черными.

Расовая напряженность была острой. В школе New Jefferson, в нескольких минутах ходьбы от дома, где я учился в третьем и четвертом классах, меня и моего брата часто преследовали черные хулиганы, которые держали нас в постоянном страхе после окончания занятий. Были определенные районы, куда, как мы знали, нам нельзя было ходить. Черные угрожали нам, чтобы мы не ходили в местный парк с большой горкой — одной из немногих в округе подходящих для катания на санках.

Общая депрессия охватила город. Стало больше мусора. В детстве я думал, что некоторые проблемы Гэри можно решить, просто сделав, чтобы город выглядел лучше, поэтому в пятом классе я начал кампанию по борьбе с мусором, дополнив ее самодельными плакатами. Это было вдохновлено телевизионной рекламной кампанией «Сохраним Америку красивой», которая шла в то время (та, что с плачущим индейцем), но в рекламе, которая вдохновила меня больше всего, в главной роли был мультяшный супергерой по имени «Captain Cleanup».

Торговый район в центре города постепенно приходил в упадок. Я помню, как гулял с мамой и братом в центре города, чтобы пройтись по магазинам, и у меня до сих пор остались теплые воспоминания о когда-то шумных торговых улицах Гэри. Был Gordon’s, довольно классный универмаг — мне нравилось кататься там на эскалаторе. Были Sears и JCPenney. Goldblatt’s, региональный универмаг, расположился по обеим сторонам переулка, где было полно развозных грузовичков.

И в Walgreens, и в Kresge’s были обеденные стойки, где я иногда ел с бабушкой. Fannie May располагалась на первом этаже десятиэтажного здания Gary National Bank вместе с независимой аптекой. Были кинотеатр Palace, Bank of Indiana (с обогреваемым тротуаром, который зимой оставался чистым от снега) и отель Gary. Некоторые из боковых улиц, отходящих от Бродвея, также были заполнены магазинами.

Спад происходил с начала 70-х годов и ускорился в течение десятилетия. Люди винили в этом большой торговый центр, открывшийся в убежище белых, Меррилвилле, но он находился в нескольких милях отсюда, и регион мог бы позволить себе и то, и другое. Настоящей причиной, конечно же, было переселение белых.

Мой брат попал в плохую компанию, подружившись с какими-то черными малолетними правонарушителями; ему грозила настоящая беда. Мать, которая с трудом сводила концы с концами, работая в больнице и одновременно воспитывая двух мальчиков, позвонила моему отцу, который жил в Монтане, и он был счастлив взять брата к себе. Это было напоминание о преимуществах наличия двух родителей, даже если они разведены. Отчасти для того, чтобы уберечь меня от улицы и неприятностей, моя бабушка освободила комнату в своем подвале, чтобы у меня был свой собственный «клуб», хотя мне разрешалось приводить только одного друга за раз.

У моей бабушки, республиканки, были проблески расового сознания. У нее имелась ксерокопия статьи из New York Times от 30-го марта 1969-го года под названием «Психолог вызывает бурю, связывая IQ с наследственностью» об исследованиях Артура Дженсена. Она показала мне эту статью наедине и говорила о ней вполголоса, примерно так же, как, по моим представлениям, обсуждали диссидентскую литературу в Советском Союзе. Когда мы смотрели телевизор, моя бабушка иногда замечала, что если есть преступник, то он обычно белый, а герои обычно черные. Однажды, когда показывали мини-сериал «Корни», моя бабушка позвонила и написала на телестанцию, выразив возмущение тем, что постоянное муссирование темы рабства разжигает чуство обиды у черных.

Я уважал свою бабушку. Я не мог понять лицемерия белых, которые тщательно устраивали свою жизнь так, чтобы избегать черных, но при этом читали лекции о расовых отношениях таким людям, как она. Еще меньше я мог понять тенденцию обвинять белых во всех расовых проблемах, когда, насколько я мог видеть, настоящая расовая враждебность исходила в основном от черных, а не наоборот.

Мы с мамой переехали в другой район Гэри, Глен-Парк, когда я учился в средних и старших классах школы. Глен-Парк находился южнее и ближе к Меррилвиллю. Наступление черных шло от центра города к югу, но Глен-Парк все еще был в основном белым и процветающим. Бродвей проходил через Глен-Парк, и там все еще процветала розничная торговля. Каждые выходные я приезжал к бабушке.

С преступностью становилось все хуже и хуже. Дом моей бабушки не раз обворовывали. Мы знали, кто воры, потому что моя мама видела, как один из них выходил из дома, когда она возвращалась с бабушкой из магазина. Один из них жил на другой стороне переулка через квартал. Он узнавал, дома ли моя бабушка, стуча в дверь, чтобы попросить что-нибудь одолжить. Если ответа не было, он знал, что опасности нет. Когда моя бабушка высказала претензии его матери, та пришла в дом бабушки, чтобы заявить о его невиновности. Позже бабушка нашла сумку с украденным столовым серебром, которую, очевидно, подбросила мать вора.

Моего дядю ограбили, когда он шел по Пятой авеню. У моей мамы украли сумочку. Кто-то всунул пистолет через парадную дверь моей бабушки, когда она приоткрыла ее на цепочке. Она захлопнула дверь, и преступник убежал. Однажды ночью в окно спальни бабушки наверху влетел камень. Однажды, когда бабушка и ее сестра приехали домой на такси, на них напал грабитель и украл их сумочки. Бабушка сопротивлялась, и грабитель сломал ей руку.

У меня был черный друг, который жил в нескольких домах от моей бабушки. Я назову его «Уильям». Поскольку он был немного моложе меня, мама подумала, что он не может плохо влиять на меня, но он продолжал пытаться навлечь на меня неприятности. Я порвал с ним, когда он украл у меня деньги.

Я посещал лютеранскую церковь, которая находилась в соседнем с домом моей бабушки квартале. Когда я принимал первое причастие в возрасте шести или семи лет, только один из трех участников церемонии был черным, но теперь большинство прихожан были черными. Однажды в церкви добрая белая дама, почувствовав, что группа черных меня игнорирует, сказала мне, что кто-то из меньшинства может иногда чувствовать себя исключенным, и что мне не следует обижаться.

Белый пастор вел класс конфирмации, в котором участвовали я и Уильям. Во время перерыва кто-то украл ящик безалкогольных напитков. Пастор допрашивал каждого, чтобы найти виновного, и я не мог не улыбнуться, когда он подошел ко мне, потому что его смертельная серьезность показалась мне нелепой. Эта улыбка указывала на меня как на виновника, и, без сомнения, его чувство “вины белых” удерживало его от мысли, что может быть виноват кто-то из черных.

Когда я вернулся домой и рассказал бабушке о случившемся, она позвонила в церковь и поделилась с ним своими мыслями. Через несколько минут он уже был у нее дома, и за обеденным столом мы поговорили вместе с моей бабушкой и мамой, которая преподавала в воскресной школе при церкви. Моя бабушка сказала пастору, что она думает о его обвинении. Наконец, раздраженный, он воскликнул: «Не можете ли вы заткнуться?!» Мы перестали посещать эту церковь. Настоящий преступник, конечно же, так и не был найден.

Центр города Гэри продолжал приходить в упадок, и один магазин за другим заколочивали досками, чтобы больше никогда не открыть. Ювелирный магазин, просуществовавший там 26 лет, закрылся одним из первых. Были неоднократные взломы, и черные несколько раз угрожали владельцу оружием. Универмаг Gordon’s и Palace Theater закрылись в 1972-м году, Sears – в 1975-м, State Theater – в 1977-м и Goldblatt’s – в 1981-м. Тем временем 30-е шоссе в преимущественно белом Меррилвилле превратилось в центр розничной торговли. Целые кварталы закрытых магазинов вдоль Бродвея стали достопримечательностью для урбанистов, которые снимают документальные фильмы о том, как разрушаются здания, если ими десятилетиями пренебрегают.

Многие известные здания были утеряны. Tivoli Theater на Пятой авеню рядом с домом моей бабушки, на терракотовом фасаде которого доминировал массивный витраж в виде розетки, был снесен. Гэри выигрывал от близости к Чикаго, архитектурному центру, и мог похвастаться зданиями известных архитекторов. Моя бабушка жила в доме — одном из нескольких в городе — построенном с использованием новаторского метода заливки бетона, который обычно приписывают Томасу Эдисону. Хотя это был скромный дом для рабочих, в нем имелись деревянные полы, чугунный камин, небольшая кладовая, встроенный буфет с дверцами с гранеными стеклами и центральное отопление.

Еще будучи подростком, я видел, что черные мало ценят историческую архитектуру. Самые старые, самые характерные дома, скорее всего, будут забыты и заброшены.

Распад продолжал распространяться на Глен-Парк в сторону Меррилвилля. Квартиру в подвале, где мы с мамой жили в Глен-Парке, обокрали. Во время забастовки водителей школьных автобусов мне пришлось ехать из школы домой на скейтборде, так как велосипеды воровали, даже когда они были прикованы цепями. Мне угрожал черный, который считал, что я не должен быть в его районе. Все больше и больше предприятий в Глен-Парке закрывались.

Городские автобусы использовали как школьные. Школьники бросали монеты в ящик для оплаты проезда при посадке, как и в любом другом автобусе, и один из черных водителей держал руку над прорезью для монет, забирая деньги себе. Никто из черных школьников не возражал, но я сообщил об этом. Я был чуть ли не единственным белым в автобусе, и меня тут же заподозрили в том, что я «крыса».

Когда я учился в старших класах школы в Глен-Парке, там было около 25 процентов белых, 60 процентов черных и 15 процентов латинос. Однажды ночью кто-то залез в школу и поджег библиотеку. Пожарные спасли здание, но школьники на два с половиной года лишились библиотеки и аудитории над ним.

Не весь мой опыт с черными был плохим. Моим любимым учителем был черный учитель английского. Он также был опытным фокусником-любителем и позволил мне выступить чревовещателем на открытии его ежегодного магического шоу в актовом зале. Поскольку я четыре года рисовал комиксы для школьной газеты, меня включили в программу для одаренных, где я учился у черного карикатуриста из городской газеты. Однако у меня никогда не было по-настоящему близких черных друзей. Между белыми и черными и, в меньшей степени, латинос есть непреодолимая стена разногласий и обид, что делало настоящую дружбу невозможной.

Моя бабушка переехала, когда я окончил среднюю школу, возможно, в самый последний момент. Однажды, когда я ночевал у нее дома, я услышал хлопки, которые принял за фейерверки. Когда я проснулся на следующий день, то узнал, что в гараже за соседним многоквартирным домом была перестрелка. Бабушка переехала в отреставрированный отель Gary, который превратили в дом престарелых и переименовали в Genesis Towers.

Мой отец, профессор колледжа (с соответствующими “либеральными” политическими взглядами), рассказал мне о колледже с программой «Работа и учеба» для бедных в районе Аппалачей. Я подал заявление и меня приняли. Выяснилось, что колледж был основан белым священником-аболиционистом как один из первых интегрированных колледжей в регионе, но в нем около 90 процентов белых — глоток свежего воздуха после Гэри. Я подвергся определенной индоктринации. Алекс Хейли, автор книги «Корни», выступил на собрании и был выбран почетным деканом. Я подумал, что он не такой уж плохой парень, и немного смущался тем, что моя бабушка жаловалась на его мини-сериал. Много лет спустя я узнал, что Хейли позаимствовал большую часть своего романа.

Прошло время, и после терактов 11-го сентября я стал больше интересоваться мировой политикой. Прочитав статью обо всех этих проблемах в Африке, я погуглил «Почему Африка бедна?» и это привело меня к статье Уильяма Робертсона Боггса с таким названием на American Renaissance (это было тогда, когда Google еще приводил вас к статьям на AmRen). В статье многое объяснялось не только об Африке, но и о том, что случилось с Гэри. Я прочитал каждую статью в архиве и с тех пор ежедневно читаю AmRen.

Перевод из I Became a Race Realist Growing Up in Gary, Indiana.

Этот рассказ – один из большой серии, где самые разные люди делятся своим личным опытом в расовом вопросе.

Игорь Питерский

Комментариев нет:

Отправить комментарий