понедельник, 24 января 2022 г.

100 лет со дня рождения Юрия Левитанского.

 

100 лет со дня рождения Юрия Левитанского.

ЮРИЙ ЛЕВИТАНСКИЙ

 Еще один большой русский поэт  еврейского происхождения, честно тянувший солдатскую лямку в годы ВОВ, чудом выживший и не любивший говорить и писать о кровавой трагедии массовых убийств. По нынешним, российским временам, будь он жив, вполне бы мог попасть в рядя "пятой колонны".

 Левитанский Юрий Давидович



Русский поэт и переводчик, мастер лирического и пародийного жанров



«Жизнь моя, кинематограф, чёрно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазёр
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актёру не прощает плохо сыгранную роль -
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно...»





В заметках на смерть Юрия Левитанского поэтесса Олеся Николаева, много лет дружившая с ним, написала: «В нем была драгоценная любовь к скорбям – amor fati, - которая достается поэтам как крест и как дар. Плакальщик и печальник, наш вечный Пьеро, белая ворона среди здравомыслящих и комильфотных московских поэтов…»

Юрий Левитанский родился 22 января 1922 года в украинском городке Козельце Черниговской области в ассимилированной еврейской семье.

Его ранние годы прошли в Киеве, куда Юрий переехал вместе с семьей. Впоследствии, когда отец Юрия нашел работу на шахте, семья Левитанских жила в небольшом шахтерском поселке, затем в городе Сталино (ныне Донецк). В школе Юрий мечтал быть астрономом, но в те же школьные годы, учась в седьмом классе, начал публиковать стихи в газетах «Социалистический Донбасс» и «Сталинский рабочий». Окончив десятилетнюю школу в 1938 году, Юрий Левитанский переехал в Москву, где поступил в Институт философии, литературы и истории. Одновременно с ним на разных курсах учились Давид Самойлов, Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Лев Озеров и Сергей Наровчатов.

Перейдя на 3 курс, Юрий Левитанский воспользовался освобождением от военной службы, но в день начала войны 22 июня 1941 года он вместе с другими студентами записался в армию добровольцем, и после того, как в конце июня сдал последний экзамен, ушел на фронт, где служил пулеметчиком. Во время войны Левитанский участвовал в обороне Москвы, служил на Северо-Западном, Степном и 2-м Украинском фронтах, участвовал в битве на Орловско-Курской дуге, взятии Харькова, форсировании Днепра, а потом - Днестра и Прута. Великую отечественную войну Юрий Левитанский закончил в Чехословакии, пройдя путь от рядового до лейтенанта, став командиром подразделения, а с 1943 года - корреспондентом фронтовой газеты.



Однако, богатый военный опыт не стал у него доминирующей темой, как у многих поэтов-фронтовиков. Левитанский написал:

Но что с того, что я там был,
в том грозном быть или не быть.
Я это все почти забыл.
Я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне -
она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
дрожит на скулах у меня... 


Позже в интервью Левитанский признавался: «Я нетипичная фигура. Я давно все зачеркнул. Войну и эту тему для себя лично. Я люблю Европу, Вену, Прагу... Когда в Прагу вошли в 1968-м советские танки, я просто плакал...»

Летом 1945 года часть, в которой служил Левитанский, была переброшена в Монголию, а сам Юрий в том же году был переведен в Иркутск, куда он так же перевез своих родителей. В Иркутске Левитанский служил в газете Восточно-Сибирского военного округа, а после демобилизации в 1947 году работал заведующим литературной частью иркутского Театра музыкальной комедии. Первый сборник стихов «Солдатская дорога» Юрия Левитанского вышел в 1948 году именно в Иркутске. Затем появились сборники «Встреча с Москвой», «Самое дорогое» и «Секретная фамилия».



С 1955-го по 1957-й годы Левитанский прошел обучение на Высших литературных курсах при Литературном институте имени Горького, и в 1963 году у него вышел сборник стихов «Земное небо», сделавший Юрия известными. Кроме стихов поэт так же занимался переводами и пародиями. Так, например, в 1963 году была опубликована подборка его пародий на поэтов Леонида Мартынова, Андрея Вознесенского, Беллу Ахмадулину и Арсения Тарковского. Вот, к примеру, строки из пародии на Арсения Тарковского:

В лавке грека Ламбринади,
Там, где раки Бордолез,
Спит селедка в маринаде,
Погрузившись в майонез.
Но угрюм и неприкаян,
Проявляя волчью прыть,
По дорогам ходит Каин,
Хочет Авеля убить... 


Но Левитанский не был только пересмешником — он хотел рисовать свои собственные картины мира и бытия. Его влекла «чистая поэзия», и вышедшая в 1970 году книга «Кинематограф» открыла читателям тонкого, ранимого, глубоко и проникновенно чувствующего поэта. А последующая книга «Письма Катерины, или Прогулки с Фаустом», вышедшая в 1981 году, сделала его еще более популярным среди читателей.

Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер,
Этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!..
...И над собственною ролью плачу я и хохочу,
по возможности, достойно доиграть свое хочу -
ведь не мелкою монетой, жизнью собственной плачу
и за то, что горько плачу, и за то, что хохочу. 


В творчестве Левитанского очень сильно прослеживается лирическое «я» — и отсутствуют какие-либо «мы», все им написанное пропущено через собственное сердце и душу. Из-под пера Левитанского выходит вольный, с богатой романтической палитрой и раскованный стих. И вместе с тем, как заметил Ефим Бершин: «После Пушкина никто, кажется, так не любил глаголы, никто так изысканно не рифмовал, не перекатывал по строке, как волна перекатывает гальку, шурша и звеня. Он рифмовал их виртуозно...» Примечательной особенностью стихотворных работ Левитанского так же было пристрастие к литературным аллюзиям – он часто использовал пушкинские или лермонтовские строки, а так же к реминисценциям, используя произведения Гоголя, Достоевского и Эдгара По.

Левитанский был пропитан книжной премудростью — истинный человек книги:

Жить среди книг, хотя бы не читая,
лишь ощущать присутствие вблизи,
как близость леса или близость моря -
вот лучшее из одиночеств... 


В то же время в стихах Левитанского ощущалось биение настоящей жизни с ее вечными поисками, встречами-расставаниями, проблемами, тревогами и сумасбродством.

Собирались наскоро,
обнимались ласково,
пели, балагурили,
пили и курили.
День прошел — как не было.
Не поговорили.
Виделись, не виделись,
ни за что обиделись,
помирились, встретились,
шуму натворили.
Год прошел — как не было.
Не поговорили... 


Ощущение быстро проходящего времени было особенно присуще Левитанскому.

Что-то случилось, нас все покидают.
Старые дружбы, как листья, опали.
...что-то тарелки давно не летают.
Снежные люди куда-то пропали... 


Летающие тарелки, снежные люди — такая изящная улыбка, почти сквозь слезы.

Он не был ни бунтарем, ни диссидентом: поэзия и диссидентство - разные вещи. Поэтическое слово для него было делом, дело – словом. Сам поэтический взгляд Левитанского на окружающий мир, сама его поэтическая система отрицали реалии советской жизни. Ключом к личности поэта служили эстетические расхождения с советской властью. В условиях внешней несвободы он оставался внутренне свободным человеком, как и многие писатели его поколения.



В свои шестьдесят Левитанский был красив, известен и несчастлив в личной жизни, хотя и имел трех дочерей. Нельзя обойти молчанием тему женщин, тем более что он был весьма интересным мужчиной и даже почти плейбоем. Были возлюбленные, были жены. Каждая женщина для него была не объектом наслаждения, а завораживающей, непостижимой тайной. В 63 года он встретил 19-летнюю Ирину Машковскую, и между ними завязался любовный роман. Он ее полюбил за молодость, она его - за душу и талант. Он оставил жене свою большую квартиру, библиотеку, деньги и ушел, как говорится, в одних брюках, оставив не только жену, но и троих дочерей, старшая из которых была ровесницей его молодой возлюбленной. Можно себе представить, как все возмущались вокруг и осуждали его. Но Ирина пошла наперекор всем мнениям, и они прожили вместе 10 лет, снимая чужие квартиры, и лишь в последние два года - в собственной, которую дали Левитанскому.



Ирина Левитанская в интервью рассказывала: «Он отдыхал в Доме творчества писателей, я жила у мамы, у нее неподалеку был дом. Я шла на электричку, он прогуливался в парке. Чтоб не опоздать, спросила, который час. Проводил до станции. А на следующий день или через пару дней выхожу из автобуса - он идет с писателем Виктором Славкиным. Здравствуйте - здравствуйте. Жена Славкина подошла. Она спросила: а вы знаете, что это известный поэт Юрий Левитанский? Фамилия мне была известна, филологическое отделение все-таки, но не настолько, потому что я занималась германистикой. Я жила в Уфе, воспитывалась бабушкой и дедушкой, родители отдельно, окончила два курса университета. Дня 3 - 4 мы провели вместе. Я уже должна была улетать. Он говорит: можно я приду провожу вас хотя бы к электричке. Как-то трогательно попросил написать, дал адрес. Никакого романа не было. Я бабушкина внучка, правильного воспитания. Если б мне кто сказал, что я выйду за него замуж!.. Я уехала к себе. Прочла его книгу, она мне безумно понравилась, думаю, напишу, человек просил. Он в ответ прислал огромное письмо. Завязалась переписка. Я приехала в Москву на каникулы, позвонила. И все у нас пошло-завертелось. Он был человек необычайно чуткий к словам. Он сказал, что, когда первый раз меня увидел, а там были какие-то девушки, которые его домогались, он смотрел в их пустые глаза и вспоминал мои. Он, наверное, мало общался с такими бескорыстными девушками. Для меня определение любви - это вот такая нежность, от которой дышать нельзя. Когда уезжала из Дубулты, шел дождь, он был в синей куртке с капюшоном, скинул капюшон, а под ним этот седой ежик, и я его погладила по голове, и он заплакал. Это меня потрясло, потому что его это потрясло. Знаменитый человек, тысячи знакомств, и, несмотря на всю внешнюю плейбоистость... Такое чувство, как к ребенку. И до конца он вызывал во мне вот эту невозможную, щемящую нежность. Он не сразу ушел от семьи. Там девочки-погодки, которых он обожал. Он оставил большую 5-комнатную квартиру. Жить было негде. Снимали. А потом появилась возможность получить однокомнатную квартирку, но для этого надо было заключить брак. Мы заключили. Родные ко всему отнеслись плохо. Очень плохо. Бабушка с дедушкой коммунисты. Высокопоставленные люди. Антисемиты. Страшные для меня годы, потому что отвернулись все. Там благополучная семья, а тут никого, денег нет, еды нет, одежды нет, магазины пустые. Он человек был выпивающий. Все эти люди, что выпивали с ним... За исключением, конечно, его настоящих друзей, равных ему по интеллекту. Давид Самойлов. Его жена, о которой Юра говорил: Галя - это почти Самойлов. Юрий Давыдов. Феликс Светов. Но чаще приходили какие-то ребятки с шарящими глазами, и я видела саморазрушение. Он ведь был очень болен. В 1990-м мы ездили в Брюссель делать ему операцию серьезную на сердце, Максимов, Бродский, Неизвестный дали деньги. Мне хирург сказал, что я должна с ним попрощаться, большой шанс, что не выживет. Операция длилась часов пять, это был католический госпиталь, там большой сквер, я ходила в сквере все это время, голова пустая. И вот я пришла в палату, смотрю, а на его кровати лежит другой человек. Я так тихо стала сползать по стенке. Больные, видимо, увидели мое белое лицо и стали кричать: но, но, реанимасьон. Он был в реанимации, как я не догадалась... Он был человек неуверенный при всем том. Свои потрясения, впечатления, мысли он должен был выразить вербально. Для этого ему нужны были слушатели. Он оттачивал и на мне какие-то мысли, но я целый день на работе, он оставался один. Я думаю, он меня любил, а с другой стороны, наверное, его охватывал ужас: что я делаю с этой девочкой! Потом-то он понял, что я верный человек и для меня всего важнее, чтобы с ним было хорошо. Я за него могу жизнь отдать, он это точно знал».



В последние свои годы, пришедшиеся на распад СССР и начало капиталистической эпохи, Левитанский был весь погружен в прессу, события, радио, версии и слухи. Он вбирал в себя волны времени, его напасти, ужасы, катастрофы — в ущерб своему творчеству. В оправдание он говорил: «Книжек моих не издают, переводами уже ничего не заработаешь. Я поэт нищий, как и большинство сограждан». Возможность эмиграции Юрий Давидович отвергал категорически: «Никуда я не уеду. Да и поздно уже — много чего в жизни я прозевал и не успел... Теперь глупо суетиться... Дописать бы то, что в столе лежит...»



За несколько месяцев до смерти в интервью Левитанский сказал: «Моя тема — эволюция личности. Мое занятие в последние годы — думанье, если можно так выразиться. Записываю...» А думать было о чем. Судьба России не могла не волновать поэта: «Давно уже пора решить кардинальный вопрос: а кто мы? Кто мы? Не Сталин, а мы?.. Наши власти такие, какие мы...» И далее Левитанский повторял слова Тютчева: народ-младенец. «Что можно изменить в обществе, если оно пропитано ложью, пьянством, юродством? — Я не верю, что народ наш так генетически задуман на веки вечные...» — говорил он в интервью журналу «Огонек».

В конце жизни Левитанскому удалось съездить на деньги спонсоров в Израиль. Там в интервью он признавался: «Я не верю в голос крови. Во всяком случае, во мне он молчит. Хотя сейчас я начинаю интересоваться иудаизмом и вдруг обнаруживаю, что ко многим его истинам я пришел самостоятельно. И эта поездка для меня, конечно, больше, чем просто поездка за границу, я надеюсь, что она поможет мне кое-что понять в самом себе».

Некоторые стихи Левитанского были положены на музыку, и исполнялись популярными бардами, в частности – Виктором Берковским, Татьяной и Сергеем Никитиными и братьями Мищуками. Группа «СВ» в 1984 году выпустила альбом «Московское время», в котором звучат несколько песен на стихи Левитанского. Также песни на стихи Юрия Левитанского можно услышать в кинофильме «Москва слезам не верит»…

В 1993 году Левитанский подписал «Письмо 42-х» - публичное обращение группы известных литераторов к гражданам, правительству и президенту России по поводу событий 21 сентября — 4 октября 1993 года, в ходе которых произошел силовой разгон Верховного Совета России с обстрелом здания парламента из танков. В 1995 году на церемонии вручения Государственной премии Левитанский обратился к Президенту России Ельцину с призывом прекратить войну в Чечне. На «круглом столе» московской интеллигенции, проходившем в мэрии Москвы, он вновь вернулся к этой проблеме. Выступление его было столь эмоциональным, что сердце не выдержало.

Юрий Левитанский скоропостижно скончался 25 января 1996 года в Москве.

Ирина Левиттанская рассказывала: «Когда все случилось, моя мать, прилетевшая на девять дней, говорила: я смотрю на тебя и поражаюсь, чего ты так убиваешься, у вас 44 года разницы, ясно было, что он раньше тебя умрет. Я поняла, что для него это, правда, лучше всего. Он страшно боялся смерти. Разговоры о смерти, о старости - это было табу у нас. Потом уже начались психиатры, мне казалось, я схожу с ума. В конце жизни, года за полтора, он сказал: знаешь, я понял, что лучше этого ничего нет, вот ты и вот я, и что-то там происходит за окном, а мы все равно вместе».

Юрий Левитанский был похоронен на Ваганьковском кладбище.



О Юрии Левитанском был снят документальный фильм «Я медленно учился жить...».





Автор текста: Татьяна Халина 

Использованные материалы:

Текст интервью Ирины Левитанской «Ей было 19 – Ему 63…»
Материалы сайта «Википедия»
Материалы сайта Aforizm.ru
Материалы сайта levitansky.ouc.ru





Каждый выбирает для себя. 


Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку,
Каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает по себе
Слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
Каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает по себе
Щит и латы, посох да заплаты.
Меру окончательной расплаты
Каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже, как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя. 



Диалог у новогодней елки.

- Что происходит на свете?
- А просто зима.
- Просто зима, полагаете вы?
- Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
В ваши уснувшие ранней порою дома.

- Что же за всем этим будет?
- А будет январь.
- Будет январь, вы считаете?
- Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
Этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
- Чем же все это окончится?
- Будет апрель.
- Будет апрель, вы уверены?
- Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
Будто бы в роще сегодня звенела свирель.

- Что же из этого следует?
- Следует жить!
Шить сарафаны и легкие платья из ситца.
- Вы полагаете, все это будет носиться?
- Я полагаю, что все это следует шить!
Следует шить, ибо, сколько вьюге ни кружить,
Недолговечны ее кабала и опала.
Так разрешите же в честь новогоднего бала
Руку на танец, сударыня, вам предложить.

Месяц - серебряный шар со свечою внутри,
И карнавальные маски - по кругу, по кругу.
Вальс начинается.
Дайте ж, сударыня, руку,
И - раз-два-три, раз-два-три,
раз-два-три, раз-два-три!






Сборники стихов:


Солдатская дорога: Стихи. — Иркутск, 1948;
Встреча с Москвой: Стихи. — Иркутск, 1949;
Самое дорогое: Стихи в защиту детей. — Иркутск, 1951;
Наши дни: Книга стихов. — Москва, 1952;
Утро нового года: Стихи. — Новосибирск, 1952;
Листья летят: Стихи. — Иркутск, 1956;
Секретная фамилия. — Иркутск, 1957;
Стороны света: Стихи. — Москва, 1959;
Земное небо. — Москва, 1963;
Теченье лет: Стихи. — Иркутск, 1969;
Кинематограф: Книга стихов. — Москва, 1970;
Воспоминанье о красном снеге: Стихи. — Москва, 1975;
День такой-то: Книга стихов. — Москва, 1976;
Сюжет с вариантами: Книга пародий. — Москва, 1978;
Два времени: Стихи. — Москва, 1980;
Письма Катерине, или Прогулка с Фаустом. — Москва, 1981;
Избранное. — Москва, 1982;
Годы: Стихи. — Москва, 1987;
Белые стихи. — Москва, 1991;
Меж двух небес: Стихи. — Москва, 1996;
Когда-нибудь после меня. — Москва, 1998;
Зелёные звуки дождя. — Москва, 2000;
Сон об уходящем поезде. — Москва, 2000;
Чёрно-белое кино. — Москва: Время, 2005.


Собрание сочинений:


Левитанский Ю.Д. Каждый выбирает для себя. — М.: Время, 2005. — 640 с. — ISBN 5-9691-0079-X





22 января 1922 года – 25 января 1996 года 



Юрий Левитанский

Каждый выбирает для себя

Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку –
каждый выбирает для себя.

Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает по себе.
Щит и латы, посох и заплаты,
меру окончательной расплаты
каждый выбирает по себе.

Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.

1983

А что же будет дальше, что же дальше?...

А что же будет дальше, что же дальше?
Уже за той чертой, за тем порогом?
А дальше будет фабула иная
и новым завершится эпилогом.

И, не чураясь фабулы вчерашней,
пока другая наново творится,
неповторимость этого мгновенья
в каком–то новом лике отразится.

И станет совершенно очевидным,
пока торится новая дорога,
что в эпилоге были уже зёрна
и нового начала и пролога.

И снова будет дождь бродить по саду,
и будет пахнуть сад светло и влажно.
А будет это с нами иль не с нами –
по существу, не так уж это важно.

И кто–то вскрикнет: — Нет, не уезжайте!
Я пропаду, пущусь за Вами следом!..
А будет это с нами иль с другими –
в конечном счете, суть уже не в этом.

И кто–то от обиды задохнётся,
и кто–то от восторга онемеет...
А будет это с нами или с кем–то –
в конце концов, значенья не имеет.

1977

Интервью с Вольфом Мессингом

Я не верю угодникам.
Надо рассчитывать здраво.
У поэта
с охотником
что–то есть общее, право.

Тот бежит, выбегает,
стреляя
и тем убивая.
Тот сердца разбивает,
на части
строку разбивая.

Беспокойные, нервные,
балаганим
и шпарим по грядке.
Ну, подумаешь, невидаль –
нервы чуть–чуть
не в порядке.

Ну, подумаешь, лесенка –
разве это
значенье имеет!
Вы спросите у Мессинга,
он угадывать мысли
умеет.

Поглядит – как приценится,
чуть подумает,
усмехнётся:
– Кто умеет прицелиться –
тот уж фигушки
промахнётся!

1985

Кинематограф

Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.

И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно...

Жизнь моя, кинематограф, черно–белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль –
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего–то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно...

Жизнь моя, кинематограф, черно–белое кино!
Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты
от нехватки ярких красок, от невольной немоты.
Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва
выразительностью жестов, заменяющих слова.
И спешат твои актеры, все бегут они, бегут –
по щекам их белым–белым слезы черные текут.
Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно...

Жизнь моя, кинематограф, черно–белое кино!
Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.
Слишком черное от крови на руке твоей пятно...

Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
детством, первыми шагами тех, что будут после нас
жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно...

Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино!
Я люблю твой свет и сумрак — старый зритель, я готов
занимать любое место в тесноте твоих рядов.
Но в великой этой драме я со всеми наравне
тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
Даже если где–то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно–белое кино!

1970

Комментариев нет:

Отправить комментарий