Гровер Кливленд – Последний солдат на страже Конституции
Из серии «Забытые Президенты»
Кто у нас слышал имя президента США Гровера Кливленда? Наверное, многие слышали, что есть такой город – Кливленд, штат Огайо. Так вот, этот город называется по имени человека, который когда-то исследовал эту местность на берегу озера Эри и основал там первое поселение. Понятно, то были времена задолго до эпохи президента с той же фамилией. Но прежде, чем перейти к теме, нужно кое-что объяснить об особенностях той эпохи.
Photo copyright: pixabay.com
Перемены, которых мы не хотели
Цитата:
«Было время, давным-давно, когда средний американец мог заниматься своими повседневными делами, не замечая правительства, особенно федерального. Как фермер, торговец или промышленник он мог решать, что, как, когда и где производить и продавать, будучи ограничен только силами рынка. Лишь представьте себе: никаких субсидий для фермеров, никакого регулирования цен или ограничения площади возделываемой земли; ни Федеральной торгово-промышленной комиссии, ни Междуштатной комиссии по коммерции, ни антитрестовского законодательства. Как наемный работник, работодатель, потребитель, инвестор, кредитор, заемщик, студент или преподаватель он мог действовать свободно, полагаясь исключительно на собственное разумение.
Только подумайте: ни Национального управления по вопросам трудовых отношений, ни федеральных законов о «защите» потребителей, ни Комиссии по ценным бумагам и биржам, ни Комиссии по равноправию при трудоустройстве, ни Министерства здравоохранения и социального обеспечения. В отсутствие центрального банка, эмитирующего бумажные деньги, люди для покупок обычно использовали золотые монеты. Ни налогов с продаж, ни подоходных налогов, ни налогов на социальное страхование. Государственные чиновники были такими же продажными, как сегодня, а может, и больше, вот только подкупать их было незачем. Частные граждане тратили примерно в пятнадцать раз больше, чем все органы власти, вместе взятые».
«Увы, те времена давно прошли. Теперь наша жизнь буквально во всех измерениях вращается в жестких пределах, очерченных государственной властью. Мы постоянно и со всех сторон стеснены Большим Государством. Жизненное пространство загромождено нормами и правилами. Государственные расходы составляют почти 40% валового национального продукта».
«Далее, – продолжает Хиггс, – чтобы знать, как росло государственное вмешательство, нужно изучить, в чем именно оно состоит: рост государственного вмешательства стал результатом не того, что органы государственной власти стали делать больше для выполнения традиционных функций государства. Нет. Причина в том, что государство брало на себя новые функции и программы – одни совершенно новые, а за другие прежде несли ответственность частные граждане. Процесс расширения государственного вмешательства нельзя охарактеризовать с помощью совокупных данных о государственных расходах, налоговых поступлениях или о числе работников государственного сектора. Собственно говоря, многие формы государственного регулирования экономической и социальной жизни не оставляют следов в бюджете, но при этом они оказывают сильное влияние на размещение и использование экономических ресурсов».
Формирование Большого Государства в Америке происходило постепенно, но неуклонно. В этом процессе принимали участие и президенты, и Конгресс США, и Верховный Суд страны. Роберт Хиггс отмечает, что – начиная примерно с 90-х годов XIX столетия – при каждом очередном экономическом кризисе общественность начинала требовать от государства «что-то делать». Федеральное государство с готовностью создавало новые ведомства, принимало новые программы помощи, выделяло ассигнования тем или иным группам и многое другое «что-то делало» – подчас, такое, о чем никто и не просил. В частности, вводило или меняло налоги. И т. д. При этом само государство, его аппарат разрастался и разбухал.
Характерно, однако, что, когда кризис заканчивался, размеры и функции государства никогда не возвращались к прежнему уровню. Что-то где-то сокращалось, но далеко не целиком. То, как все было прежде, уже не восстанавливалось. Это явление Хиггс назвал «эффектом храповика».
Нижеследующий рассказ относится к последним годам (почти) нормального положения вещей и (почти) нормального государства. Потому «почти», что ситуация была уже не та, с описания которой начинается это эссе. Но в сравнении с тем, что мы имеем сегодня, это была идиллия. Ну, почти.
Вето президента
Не только в других странах, но и в сегодняшней Америке имя президента Кливленда известно, скажем так, не широко. Одна недавняя книга о нем называется «Забытый консерватор. Переоткрывая Гровера Кливленда»2.
Правда, специалисты по истории Америки должны знать это имя хорошо. Невозможно предать забвению тот факт, что он – единственный в истории США президент, который потерпел поражение в попытке избрания на второй срок, но спустя четыре года снова победил на выборах и вторично стал президентом. Он и в предыдущей попытке получил большинство голосов населения, но проиграл в коллегии выборщиков. Годы президентства Гровера Кливленда: 1885–1889 и 1893–1897.
Второй момент, также известный, но еще менее охотно вспоминаемый историками. Президент Кливленд был и остается чемпионом по числу «вето», наложенного на законопроекты (билли), принятые Конгрессом США. Только за первый свой срок он сделал это 414 раз – вдвое больше, чем все его предшественники вместе взятые.
Как правило, это были законопроекты об ассигнованиях на новые государственные программы. Чаще всего речь была о помощи разного рода группам населения в связи с теми или иными обстоятельствами или ЧП.
Как правило, мотивировка отказа Кливленда звучала примерно так: «Я не нахожу в Конституции оснований для поддержки этих ассигнований».
Сейчас трудно представить, что когда-то таких ассигнований из государственной казны вообще не было. Но ведь всегда были пожары, наводнения, ураганы, засухи, вредные жучки… Всегда бывали случаи потери трудоспособности, утраты кормильца… Что случалось с жертвами таких бедствий и невзгод? Может, «пресловутый индивидуализм» американцев полагал нормальным оставлять на погибель тех, кому не повезло?
Отнюдь нет. Отличительной чертой национального характера американцев была (и есть) готовность прийти на помощь ближнему. От начала истории страны, благотворительность была делом общин, церковных приходов и частной инициативы граждан. Местные священники, гражданские лидеры и частные люди, соседи, лично знали нуждающихся в помощи, могли оценить ее характер и размеры. И своим авторитетным словом взывали к чувствам людей. Эта стихийная система обеспечивала кров, пищу, одежду всем, кому нужно, – вплоть до женщин, брошенных мужьями-пьяницами. Главное, на местах можно было отличить подлинную беду от лени, разгильдяйства и обмана. В начале XIX в. были созданы Красный Крест и Армия Спасения – добровольные организации помощи нуждающимся группам населения.
Не случайно Конституция не возложила на государство обязанность помогать страждущим. Отцы-основатели знали, что в таком случае помощь будет обязательно политизирована и использована для покупки голосов. Сохранились высказывания Джеймса Мэдисона (автора текста Конституции) на эту тему.
Конечно, бывало, что государство – в основном, Конгресс – норовило вмешаться в благотворительность. Так, в 1887 г. большой регион в Техасе пострадал от засухи. Депутаты от Техаса пробили в Конгрессе билль о выделении пострадавшим 10 тыс. долл., и он прошел в обеих палатах. Но президент Кливленд наложил на него вето. Вот как звучала его мотивировка:
«Я не нахожу в Конституции оправдания такому ассигнованию, и я не верю, что власть и обязанности центрального правительства следовало бы расширять, чтобы помогать страданиям людей, никоим образом не связанных с государственной службой или привилегиями. По-моему, преобладающей тенденции игнорировать ограничения миссии этой власти следует сопротивляться, пока не будет навсегда усвоен урок, что, хотя люди поддерживают государство, оно не должно поддерживать людей. Всегда можно полагаться на дружелюбие и милосердие наших граждан в деле помощи ближним в их невзгодах. Это демонстрировалось неоднократно и уже давно. Федеральная помощь в таких случаях поощряет ожидания отеческой заботы со стороны правительства и ослабляет стойкость нашего национального характера, одновременно противодействуя склонности наших граждан к такому отзывчивому чувству и поведению, которое укрепляет узы общего братства».3
Кливленд знал, что говорил. В тот раз для пострадавших фермеров Техаса были собраны пожертвования – и не 10 тыс., а порядка 100 тыс. долл.
Президент Кливленд
В своем третьем ежегодном обращении к Конгрессу (1887) президент Кливленд, в частности, сказал:
«Когда мы признаем, что теория наших институтов гарантирует каждому гражданину полное право на все плоды его умения и предприимчивости – с единственным вычетом того, что может быть его вкладом в осторожное и экономное поддержание Государства, которое его охраняет, – становится ясно, что взыскание чего-то большего есть неоправданное вымогание и преступное предательство американской справедливости и законности… Государственное Казначейство, которое должно существовать только как канал для передачи того, что отдает народ ради своих законных объектов расходов, становится хранилищем денег, без необходимости извлекаемых из торговли и народного употребления, тем самым нанося ущерб нашей национальной энергии, задерживая развитие нашей страны, препятствуя инвестициям в производительное предпринимательство, угрожая финансовыми потрясениями и провоцируя схемы общественного расхищения».
В наши дни мы имеем все, от чего предостерегал Гровер Кливленд. Но одно новое федеральное ведомство, предложенное Конгрессом, он все же согласился учредить: Interstate Commerce Comission. Неправильный перевод (в русском издании книги Хиггса) : «Комиссия по междуштатной торговле». Это – не о торговле между штатами. Торговля – дело частных лиц, так что это – о торговле сквозь границы штатов. Пожалуй, лучше сказать: «Междуштатная комиссия по коммерции».
Творцы Конституции учредили федеральное правительство с одной из главных функций: урегулировать проблемы между штатами.
Второй срок Гровера Кливленда
Он вступил в должность вторично в марте 1893 г., а в мае разразился экономический кризис. Банкротство одной из больших компаний вызвало панику на Нью-Йоркской бирже. Массовое падение акций привело к волне банковских крахов. Люди не могли выплачивать банкам полученные ссуды, банки не могли выплачивать клиентам их вклады, тем более – выдавать новые ссуды. Повсеместно ощущалась острая нехватка ликвидности. В середине лета страна оказалась в глубокой депрессии.
К концу года разорились более 15 000 торговых предприятий, несколько сот банков и шестая часть железных дорог страны. Инвестиции упали на 20%. Реальный ВНП на душу населения снизился на 7%. Приближалась зима, а безработица росла, грозя масштабными бедами в промышленных центрах.
В следующем году спад экономики продолжался. Инвестиции упали еще на 6%, а реальный ВНП на душу населения – еще на 5%. Безработица достигла 18% от общей численности работающих. Но если учесть, что 40% всей рабочей силы были заняты на селе, тогда уровень безработицы в промышленном секторе оценивается в 30%. Пика безработица достигла в первые месяцы 1894 г., когда не могли найти работу почти половина занятых в промышленности и строительстве.
В 1895 г. экономика вдруг резко прыгнула вверх. Поскольку занятость всегда отстает от динамики производства, ее показатель еще не успел толком подняться, когда в 1896 г. последовал новый спад. И безработица оказалась на уровне ниже 14% от общего числа рабочей силы (20% от числа занятых в промышленности). Инвестиции вели себя непредсказуемо: вверх (1895) – вниз (1896) – вверх (1897) – вниз (1898). Точно так же вел себя реальный ВВП на душу населения. Эта синусоида исчезла только после 1898 г., когда начался устойчивый рост – восстановление экономики.
Кризисы до того
Кризис 1893–98 гг. считается самым тяжелым во всей истории страны (до Великой Депрессии). Прежде в стране имела место суровая депрессия 1873–79 годов. Толчком послужило банкротство крупнейшего банка «Джей Кук», который слишком увлекся железнодорожными спекуляциями. Это было в сентябре 1873 г., а к ноябрю обанкротились 55 железнодорожных компаний, и еще 60 – к следующему сентябрю.
Финансовый мир охватила паника. Банки выходили из бизнеса один за другим. Нью-Йоркская биржа закрылась на десять дней. Пошла волна увольнений, и безработица к 1878 г. составило около 18% рабочей силы. Остановилось строительство.
Нередко слышится мнение, что конец депрессии положила волна массовой иммиграции в страну. Интересно было бы узнать, каким образом приток массы новых рабочих рук мог помочь повышению занятости. Больше похожа на правду другая версия. В конце 70-х было открыто месторождение золота на территории Северной Дакоты. В период, когда основная масса бизнеса страны была сосредоточена на Востоке, туда и пошел золотой поток. Он оросил бизнес и дал импульс к новым инвестициям и оживлению рыночных сил.
Гровер Кливленд в период невзгод
В эти годы уже проявилась тенденция, которая позже стала преобладающей: ожидания, что федеральное государство может и должно помочь экономике справиться с бедствиями кризиса. Со всех сторон сыпались требования сделать то или другое. Что же делало государство в 90-е годы? Что делали Конгресс и президент?
В годы депрессии резидент Кливленд и его правительство решительно отказывались «сделать что-нибудь» для выхода из депрессии.
Однако, президент и правительство делали же вообще что-то все эти годы? Чем-то же они занимались? О да, у них было, чем себя занять…
Вопрос об общественных работах
«Нет сомнений, что середина 1890-х годов была свидетелем тяжелейших мук и страданий, особенно в крупных промышленных городах в ужасную первую зиму депрессии 1893–1894 гг.» – пишет Роберт Хиггс. Дальше представляем пересказ его описания.
Тяжелые условия породили массовые социальные беспорядки и протесты. Весной 1894 г. недовольство приняло форму «промышленных армий» – группы безработных мужчин пешком отправлялись в столицу, чтобы представить свои пешие петиции с требованиями помощи. Самой известной была «Армия Процветания» Кокси, отряд в несколько сот человек, которых радикальный бизнесмен Джейкоб Кокси в апреле привел из Огайо в Вашингтон. Столичная полиция встретила демонстрантов дубинками. Более дюжины других групп протеста – на Западе одна из них объединила около 5000 человек – бродили по стране, пугая и развлекая встречных.
Многие комментаторы высмеивали промышленные армии и их требование работы, но другие видели в них потенциальную угрозу того, что недовольный рабочий класс переходит на более радикальные позиции. Фрэнсис Стетсон, юрист с Уолл-стрит, близкий друг и советник президента Кливленда, предупреждал его в 1894 г., что «если оживление торговли не развеет массовое недовольство, нас ждет очень мрачное будущее».
Никто не знал, чего можно ожидать в самое ближайшее время. Так что, несколько уважаемых сторонников реформ потребовали от правительства дать занятие безработным путем организации общественных работ. В Массачусетсе Эдвард Беллами, автор романа утопии «Взгляд назад» и вдохновитель создания сети Национальных клубов, заявил, что государство должно создавать мастерские для безработных. В Калифорнии с аналогичной программой выступил сенатор от этого штата.
Всевозможные планы действий для федерального правительства сыпались со всех сторон, а среди их сторонников были редакторы Journal of the Knights of Labor и глава Американской федерации труда Сэмюель Гомперс. Редактор журнала “Arena” Бенджамин Флауэр заявил, что «дошедший до предела кризис требует быстрых и чрезвычайных мер, и долг правительства быть на уровне с чрезвычайностью этого кризиса, конца которому пока не видно». Он предложил, чтобы федеральное правительство нанимало безработных для таких проектов, как ремонт дамб вдоль р. Миссисипи, и платило бы им вновь напечатанными бумажными деньгами. Никогда прежде предложения об организации общественных работ не вызывали такого брожения.
Но лишь небольшая часть общества и горстка политиков положительно отнеслись к подобным предложениям. Конгрессмен М. Д. Хартер заявил, что «не дело государства поднимать цены, предоставлять работу, регулировать заработную плату или каким-либо образом вмешиваться в частный бизнес или личные дела людей». Летом 1893 г. губернатор Нью-Йорка Росуэлл Флауэр, выразив сочувствие «тысячам лиц, которых оставили без работы», заявил, что государственная программа создания рабочих мест породит «опасный прецедент на будущее и станет оправданием всевозможных патерналистских законов и крайней расточительности». Сенатор от Арканзаса Джеймс Берри, бывший конфедерат, потерявший на войне ногу, выразил в сенате свое изумление самой мыслью о том, «что теперь, из-за того, что время нелегкое, это государство должно с большей свободой раздавать деньги. У меня другая теория Конституции. Я считаю, что каждый отдельный гражданин США сам позаботится о себе, и не дело государства предоставлять работу людям по всей стране, раздавая деньги, которые принадлежат другим и не принадлежат сенату».
Так или иначе, в 1890-х годах федеральное правительство не оказывало безработным никакой помощи. Кливленд и его соратники были уверены, что не обрекают их на массовое вымирание от голода. Помощь была, только из традиционных источников – из средств частной благотворительности и от муниципальных властей.
Дела денежно-финансовые
В своей инаугурационной речи 4 марта 1893 г. президент Кливленд сказал: «Очевидно, ничто не имеет такой жизненной важности для нашего национального величия и для благотворных намерений нашего правительства, как надежная и стабильная валюта, [и] в пределах допустимого вмешательства исполнительной власти будут осуществлены любые ее полномочия в случае необходимости поддержать наш государственный кредит или предотвратить финансовый крах».
Вопрос о денежном стандарте был одним из самых жгучих во весь период после гражданской войны. Споры имели место между двумя партиями – сторонниками золотого стандарта и объединенным фронтом сторонников биметаллизма и серебряного стандарта.
Традиционно, еще с колониальных времен, также и после обретения независимости, деньгами в Америке служили монеты из серебра и золота. Стихийная биметаллическая денежная система основывалась на свободном курсе серебра к золоту, который устанавливался рынком. Но выпуск банкнот на постоянной основе требовал привязки доллара к обоим металлам. Исходя из долголетней практики устанавливался официальный курс доллара в серебре и золоте. Он держался между 15:1 и 16:1. Пропорция показывает, сколько унций серебра эквивалентны одной унции золота. Но при этом существовал свободный обмен с плавающим курсом металлов. И если в какой-то период за золото начинали давать больше серебра, чем по официальному курсу, то есть, серебро подешевело, тогда все стремились использовать его, а золото припрятывать.
Здесь не место задерживаться на двух эпизодах инфляции бумажных денег – времен войны за независимость и гражданской войны. В обоих случаях банкноты выпускались центральным правительством для покрытия военных расходов. В обоих же случаях денежная система оздоровлялась после окончания войны, притом – в отсутствие центрального банка. В этой сфере худо-бедно управлялись федеральное Министерство финансов и Конгресс.
Вплоть до 1913 года, когда была создана система Федерального Резерва, в стране не было центрального банка. И в годы второго срока Кливленда по-прежнему функционировала биметаллическая валюта. «Акт о чеканке» (Coinage Act) 1873 г. лишил держателей серебряных слитков права чеканить из них долларовые монеты. Золото стало единственным денежным стандартом. Но противная сторона и не думала сдаваться. В 1878 году и потом, в 1890 (Акт Шермана), Конгресс принял законы, позволяющие чеканить монету из серебра и поощряющие эмиссию серебряных денег. Правительство же продолжало де-факто держаться золотого стандарта.
Одним словом, денежная ситуация была довольно запутанной. Массированный выпуск серебряных денег грозил инфляцией и мог подорвать золотой стандарт, в котором Кливленд и министр финансов Джон Карлайл видели основу стабильности денежной системы. В мире бизнеса росла озабоченность судьбой золота. Его стали придерживать, а иные вывозили из страны. В апреле 1893 г. золотой запас казны оказался ниже критической суммы 100 млн. долл. Пошли слухи о скором выходе из золотого стандарта. Вот эта неопределенность в отношении золота, усугубляемая сокращением его запасов, по мнению многих, и запустила цепную реакцию спада 1893 года.
Только к октябрю Палата проголосовала за отмену акта Шермана, и билль перешел в Сенат. Там ситуация была похуже. Президенту был предложен некий компромиссный вариант. Сообщают, что, когда на собрании кабинета Кливленду стали настоятельно советовать принять «полбатона», он ударил кулаком по столу и поклялся, что ни за что не отступит. «Его решимость придала уверенности колеблющимся и обескуражила оппонентов», – сообщает биограф.4 30 октября билль об отмене Акта Шермана прошел в Сенате, и Кливленд подписал его 1 ноября.
Эта победа сторонников твердых денег, однако, не могла предотвратить дальнейшие осложнения. Страх за будущее золотого стандарта продолжал усиливаться, а с ним и дальнейший спад бизнеса. С приходом зимы экономическая ситуация еще больше ухудшилась. От этого снижались доходы казны, и приходилось запускать руку в золотой запас, так что он снизился к концу года до 81 млн. долл. Правительство потребовало полномочий для других методов покрытия дефицита бюджета, но Конгресс отмолчался. Больше того, не без влияния демагогии Брайана, в январе 1884 г. в Конгрессе прошел билль об увеличении чеканки серебряных монет. Кливленд наложил на него вето, объяснив свое решение опасностью инфляции.
…Единственное, что мог предпринять Карлайл в такой ситуации, – это выпуск облигаций для продажи за золото. В январе он объявил о выпуске облигаций на 50 млн. долл. В публике преобладал скептицизм, однако Минфин вступил в переговоры с ведущими банкирами, и все прошло хорошо.
Правда, почти треть от вырученного Минфином золота было его собственным, замененным бумажными деньгами. Но главное, все увидели, что затея с займом удалась, что правительство пользуется доверием частных финансистов и твердо намерено бороться за твердые деньги. Так что, когда в ноябре золотой запас снова сильно сократился, было объявлено о выпуске золотых облигаций еще на 50 млн. долл. И весь этот заем был немедленно скуплен банками Нью-Йорка.
Эти меры вызвали гнев и возмущение публики. Как сообщает Аллан Невинс в своей биографии Кливленда (1932), президента и Карлайла засыпали письмами, в которых проклинали как «предателей, иуд, орудия разжиревших богатеев, дружков финансовых кровососов». Авторы писем, искренне убежденные в волшебных свойствах серебряного стандарта, пишет Невинс, «верили, что объединение с богатыми банкирами для поддержания дорогостоящего золотого доллара было сговором ради того, чтобы загнать бедных еще глубже в трясину».5
Тем временем, депрессия продолжалась. Уже сама практика повторных государственных займов ради пополнения золотого запаса не могла укрепить уверенность в устойчивости золотого стандарта. Была валютная биржа, а значит, неизбежно кто-то играл на понижение золота. Было немало еще опасливых, кто припрятывал золото, и таких, кто, по своим причинам, находил выгодным отправлять его заграницу. Но теперь Конгресс блокировал дальнейший выпуск золотых облигаций. Поэтому Кливленд и Карлайл вступили в негласные переговоры с титанами Уолл-Стрита – такими как Дж. П. Морган – с целью найти способы успокоить валютный рынок.
В феврале 1895 г. Минфин и синдикат банкиров подписали соглашение. Правительство обязалось выпустить 62 млн. долл. в тридцатилетних облигациях с доходом 3,75% в обмен на примерно 65 млн. долл. золотом. Фактически, вместо продажи облигаций за золото поштучно разным покупателям, одним актом обмена синдикату был продан за золото весь их пакет. Синдикат пообещал контролировать валютный рынок, чтобы избавить казну от набегов на золото.
Итог переговоров неизбежно должен был стать достоянием гласности и, конечно, последовали яростные нападки на правительство. «Сотни тысяч непримиримых американцев, считали, что Кливленд и Карлайл продали честь страны Морганам и Ротшильдам… этим еврейским кровососам и чужакам… этой стае вампиров… [доверили] нашу судьбу», – приводит Хиггс цитаты из Невинса и добавляет: «Западные и южные демагоги и легионы их последователей кипели яростью»
И все же в последующие пять месяцев отток золота из казны прекратился. Что касается облигаций, то тут тоже было множество скептиков – кто станет покупать облигации на условиях правительства? Тем не менее, облигации. купленные синдикатом у Минфина 8 февраля по 104,5 долл. за штуку, уже 20 числа продавались на рынке по 112,25 долл.
Наконец, в конце года Минфин провел еще одну операцию, выпустив облигаций на 100 млн. долл. для непосредственной продажи инвесторам за золото. Все прошло как нельзя лучше. Твердые деньги были уже вне опасности, хотя закон о золотом стандарте был принят лишь в 1900 г.
Коммерция и идеология
«Смиреннейший гражданин страны, облекшись в броню правого дела, сильнее всех воинств, ратующих за заблуждения. Я пришел призвать вас на защиту дела столь же святого, как дело свободы, – на защиту человечности… Наша война не завоевательная; мы сражаемся, чтобы защитить наши дома, наши семьи и грядущие поколения». Цитата из речи Брайана на национальном съезде Демократической партии в 1896 г. О чем это, как вы думаете? Ни за что не догадаетесь: это против золотого стандарта!
«Сегодня трудно оценить степень идеологизированности споров по поводу денежной системы конца XIX столетия», – пишет Хиггс. По его словам, никогда еще после Гражданской войны Америка не была расколота на такие яростно враждующие группировки. «С небывалым возбуждением соперничающие партии спорили о том, как правительству вмешаться в экономическую жизнь страны. Консервативный редактор еженедельника Nation Э. Л. Годкин чувствовал, как «маниакальное отрицание собственности… охватывает всю страну».
Борьба за золотой стандарт, описанная выше, была борьбой сторонников твердых денег против инфляционистов. Во время кризиса, когда везде ощущался недостаток денег, стали расти требования решить эту проблему путем увеличения выпуска в обращение серебряных денег. На этой волне поднялась обильная пена демагогии и агитации за уничтожение золотого стандарта и устранение исконных ограничений на экономические полномочия государства.
На упомянутом съезде Демократической партии (напомним, партии президента Кливленда) была принята платформа, требующая «свободной и неограниченной чеканки золотой и серебряной монеты по существующему законному курсу 16 к 1». Платформа призывала запретить «выпуск процентных облигаций США в мирный период» (не давать правительству возможности пополнять золотой запас). Она требовала «расширения полномочий Междуштатной Комиссии по коммерции и дополнительных ограничений на бизнес железнодорожных компаний».
Демократическая партия поддержала вождя Популистской партии Брайана как кандидата на пост президента на следующих выборах после предстоящего ухода с поста Кливленда. Платформа самих популистов была еще более радикальной. Документ предлагал не только чеканку серебряных монет без ограничений, но и введение прогрессивно-подоходного налога, национализации железных дорог, телефонных и телеграфных компаний, а также полную поддержку требований профсоюзов.
Итак, уничтожение золотого стандарта, неограниченная инфляция, а на десерт – огосударствление транспорта и связи и потакание постоянно растущим аппетитам профсоюзных лидеров.
По словам Хиггса, «Американцы всех политических взглядов чувствовали, что речь идет о судьбах будущего политико-экономического устройства страны. “Выборы, – писал журналист Уильям Ален Уайт, – либо защитят американизм, либо насадят социализм”».
Выборы состоялись в 1896 г., и Брайан проиграл.
Подоходный налог
В августе 1894 г. Палата приняла билль о значительном понижении таможенных пошлин – вплоть до нуля на шерсть, уголь, лес и железную руду. Ради возмещения потерь казны предлагалось ввести подоходный налог – 2% на доходы выше 4 тыс. долл. Кливленд был против подоходного налога, но его почти убедили, что налог невелик, и его можно принять в обмен на понижение тарифов. Однако в Сенате билль оброс таким количеством поправок, что первоначальное понижение пошлин теряло значение. Кливленд вскипел и в ярости высказал все, что он думал, о поведении сенаторов. Но в этот раз силы были неравны, и билль прошел. Зная расклад в Конгрессе, Кливленд понял, что его вето будет опрокинуто. Кливленд не стал подписывать билль, и через десять дней он стал законом. Правда, ненадолго. В мае следующего года Верховный Суд признал подоходный налог противоречащим Конституции.
Достижения президента Кливленда
Касаясь вето Кливленда на билль о чеканке серебра 1884 г., Джон Паффорд, пишет: «Как быстро могут меняться вещи в политике! Мощью власти должности президента и силы своей воли, Кливленд еще мог блокировать меры популистов, но положительных достижений у него будет мало».6
Что ж, биограф не хотел быть апологетом, это очевидно (и не только по данной цитате). Не станем винить его за то, что он проглядел великие ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ достижения президента Кливленда.
Вспомним: находясь под огромным давлением многих общественных сил, политиков и депутатов, Кливленд и его правительство решительно отказывались «что-то делать» ради борьбы с депрессией. И с высоты нашего опыта мы можем видеть, что тем самым они уберегли страну от еще худшей беды. Позволив себе некий анахронизм, можно сказать так: Гровер Кливленд не допустил сползания тяжелого кризиса в Великий Обвал, как это произошло в начале 30-х годов.
События начала 30-х являют собой чистый пример того, что может натворить благонамеренное государство, когда берется «что-то делать» и бороться с кризисом. Тогда, в начале 30-х, активно действовали и президент, и Конгресс. В результате (да еще при содействии Федерального Резерва), обычный спад превратился в Великий Обвал.
Кливленд не мог знать будущего, он просто оставался верен букве и духу Конституции. Но это не было родом фанатической упертости. Как в своем ничего не делании касательно «борьбы с безработицей», так и в своей битве за твердые деньги, он отлично понимал значимость того, что делал. Как писал историк Роберт Уайби, Кливленд полагал, что его долг «спасти цивилизацию», и центром его идеологии была финансовая добросовестность. «Золото было защитной броней цивилизованной жизни», и он защищал золотой стандарт, чтобы «оттащить общество от края пропасти». 7
Гровер Кливленд спас страну. Он сделал это вопреки огромному давлению с разных сторон и заплатил за это утратой популярности и политического влияния. Но он это сделал, и лишь немногие оценили его достижение. Тем более, сегодняшние профессиональные экономисты и историки не хотят этого понять.
Утрата политического влияния и личной популярности не так много значили для карьеры уходящего президента. Однако, в более широком контексте, это означало понижение влияния кливлендианской идеологии невмешательства в частный бизнес и знаком надвигавшихся сдвигов в идеологии общества под натиском нового феномена – идеологии «прогрессизма».
Правда, на выборах 1896 г. инфляционист-демагог Брайан, потерпел поражение, и новый президент – республиканец Уильям Мак-Кинли уверенно продолжал денежную политику Кливленда с опорой на золотой стандарт. В 1900 г. Мак-Кинли внес решающий вклад в принятие Конгрессом закона о золотом стандарте. Одновременно с его избранием, депрессия уступила место подъему и процветанию, так что давление в сторону «борьбы с безработицей» угасло само собой. Однако, в самом начале своего второго срока он был убит анархистом польского происхождения. Его место занял вице-президент Теодор (Тедди) Рузвельт – первый из президентов, разделявших (в известной мере) идеологию прогрессизма.
Важное замечание
Наш рассказ выявляет одну вещь, возможно для многих неожиданную. Мы привыкли связывать историю страны с именами президентов, меньше внимания уделяя поведению Конгресса. И вот мы видим: в том, что касается расширения функций федерального государства за пределы, установленные Конституцией, первопроходцем и инициатором выступал Конгресс США. Не только история с засухой в Техасе – все 414 вето президента Кливленда означают инициативы законодателей по выделению кому-то денег, которых у них нет.
Битва вокруг золотого стандарта показала, что уже в те годы тенденция превышения полномочий Конгресса стала усиливаться. В рассматриваемый период все увенчалось принятием подоходного налога.
Еще задолго до Гражданской войны спикер Палаты Генри Клэй призывал к строительству дорог, мостов и каналов за счет федеральной казны, но его не слушали. Так что поползновения федерального государства имеют давнюю историю.
В те времена (и еще долго потом) не было такой жесткой поляризации двух партий, какую мы наблюдаем сегодня. И в одной партии, и в другой имели место внутренние расхождения, подчас радикальные, в вопросах политики. Состав обеих палат Конгресса менялся по результатам очередных выборов, которые худо-бедно отражали предпочтения большинства избирателей.
Республиканская партия была партией Линкольна. Она была у власти почти 40 лет после Гражданской войны. И она чаще склонялась к более активной политике государственных затрат. Гровер Кливленд был кандидатом в президенты от Демократической партии – оба раза. В надежде преодолеть длительную монополию республиканцев на власть, демократы его выдвинули в силу его личной популярности как сильного лидера. Однако уже при нем Демократическая партия стала леветь. Сие увенчалось восхождением от этой партии в 1912 г. крайне левого президента Вудро Вильсона. Где-то в это время начался обмен идеологиями между двумя главными политическими партиями.
Чтобы противостоять Демам на следующих выборах 1920 г. – после «военного социализма» администрации Вильсона, – вожди Республиканцев выдвинули лозунг «Вернуться к нормальности!». Президентские выборы выиграли Уоррен Хардинг и Кальвин Кулидж (проигравшим оппонентом Кулиджа на пост вице-президента был Франклин Рузвельт). Также Республиканцы тогда получили большинство в Конгрессе. С этого момента можно отсчитывать нынешнюю тенденцию: Демы слева, Респы справа.
1 Robert Higgs. Crisis and Leviathan. Oxford University Press. 1987. Цитаты даю по русскому переводу (Роберт Хиггс. «Кризис и Лефиафан». Изд. «Мысль». М, 2010), сверенному с оригиналом и местами отредактированному.
2 John Pafford. The Forgotten Conservative. Rediscovering Grover Cleveland. Regnery History. 2013
3 См. прим. 1.
5 Nevins, Allan. Grover Cleveland: A Study in Courage. NY, 1932.
Комментариев нет:
Отправить комментарий