Гнездо пушечного короля
Мировая слава виллы «Хюгель»: от родового поместья до культурного центра.
Идешь в гости – бери провожатого
Огромный, утопающий во всех оттенках зеленого лес. Восходящие лужайки, обрывистые склоны, за которыми вновь – ряды дубов, хвойных деревьев, берез. Зеленые волны подкатывают к массивной неприступной стене, как океан к утесу. За нею – Villa Huegel, поместье «Холм», рукотворное творение со 130-летней историей.
Родовое поместье Крупп – семьи, которая на протяжение века определяло не только военную мощь Германии, а во многом – Европы и мира. Парадная вилла Круппа обладает колоссальными размерами: 269 помещений площадью 81 тысяча квадратных метров. Говорят, никто из ближайшего окружения Альфреда Круппа не знал назначения и половины помещений.
Кроме него самого. Когда прибывали гости, к ним надо было приставлять провожатых, так как здесь немудрено было заблудиться.
И заодно – потерять сознание. От нехватки воздуха. Все окна и двери были наглухо закрыты: хозяин панически боялся сквозняков. Впрочем, для многих ориентиром служил рабочий кабинет владельца поместья. Именно отсюда в помещения виллы втекал легко узнаваемый запах… конского пота и навоза. Движимый идеей здорового образа жизни (это при спертом-то воздухе!), Альфред спланировал расположение кабинета аккурат над конюшней. Оба помещения соединяла единая система вентиляции. Он утверждал, что вид свободно пасущейся под окном лошади успокаивает его, а навозный аромат, напротив, будоражит фантазию и освежает мозг.
Он даже в кельнский театр, где познакомился с будущей женой, пришел в костюме для верховой езды, причем, облепленной комьями грязи. И немудрено. В его жизни были две страсти: лошади и сталь. Все остальное было второстепенным. Поэтому Альфред Крупп озаботился строительством поместья лишь тогда, когда ему было под шестьдесят. Только остаток жизни – последние 13–14 лет – он наслаждался замком, который нынче известен как Villa Huegel. Более полувека он потратил на создание собственной стальной империи.
Эти места, как утверждают специалисты, издавна притягивали тех, кто хотел овладеть железом. Не так давно немецкие археологи обнаружили остатки доменных печей и кузницы с наковальней и горном. Оборудованию 25 веков. С его помощью кельтские рудознатцы выплавляли железо. Возможно, от древних племен немцам – жителям нынешней западной Германии – генетически досталось стремление к постижению тайн металлов и желание приручить богатство местных недр.
Навстречу титулу «пушечный король»
От своих ближайших предков Альфред Крупп унаследовал два замечательных качества. Умение делать деньги и способность расставаться с ними.
Его дед, мелкий ростовщик Арндт Крупп, – едва ли не единственный в Эссене, кто не поверил паническим слухам о конце света. В ту пору, в конце XVI столетия, на городок обрушилась чума. Он скупил за бесценок недвижимость. Когда через год бывшие хозяева вернулись, чтобы выкупить прежние дома, Арндт огорошил ценами – они в несколько раз превышали прежние суммы.
Так скромный ростовщик стал богатейшим в Рурском регионе человеком, владельцем состояния, которого хватило бы на безбедную жизнь нескольким поколениям.
Если бы не его сын, отец Альфреда. Романтик, поэт и авантюрист Фридрих Крупп. Он искал клады. Делал он это неутомимо, несмотря на отчаянное невезение. Пока его не разорили и не довели до инфаркта проходимцы. Он оставил наследнику – 14-летнему сыну-гимназисту Альфреду – дачный домик, несколько огородных грядок, цех, в котором полдюжины работяг изготавливали из металла кухонную утварь.
И – неосуществленную мечту о производстве стали.
Альфред шел к ней сквозь «время нищеты и скорби», как он скажет впоследствии. Всему научился сам. Недоучка – он так и не закончил школу – был кассиром и ночным сторожем, затем сталеваром и инженером. Стол его зачастую был скуден – хлеб и картошка. В голове роились великие мечты. Сначала: как разгадать секрет знаменитой шеффилдской стали – в то время Великобритания была законодательницей «стальной» моды.
Вспомнив о моде вполне обычной, он поспешил за отрезом модного сукна и пошил новенький костюм, после чего отправился в Англию. Учиться сталелитейному искусству.
Первый миллион Круппу принесли бесшовные стальные обода вагонных колес.
Двадцать лет Альфред Крупп потратил на то, чтобы стать полновластным хозяином сталелитейной фабрики. Однако день, когда он возглавил дело, запомнился ему навсегда. Революция во Франции!
Партнеры отвернулись от него. Крупп был на грани разорения. Он собрал рабочих и попросил, чтобы никто из них не принимал участие в беспорядках, если они дойдут до Эссена. Он сказал, что надеется: его работники не поддержат смутьянов.
– А как насчет зарплаты? – выкрикнул кто-то из рабочих.
– Без поддержки вы не останетесь. Вспомните, два года назад мы, когда нас перестал поддерживать банк, выплатили вам натурально – зерном.
– Сейчас-то тоже зерно пойдет в ход или что посущественней?
Высокая и без того угловатая от чрезвычайной худобы фигура Круппа будто съежилась.
– Обещаю вам: выход будет найден. Я никогда вас не обманывал.
Да, молвой так и узаконено: Круппа никто и никогда не мог поймать на лжи. Однако в тот решающий момент ему не поверили лишь четверо из 74 его работников, считавшие, что лучший выход из положения – крушить, как на соседних предприятиях, оборудование, полагая, что все зло от него.
Крупп решился на отчаянный шаг. Он отдал на Монетный двор в Дюссельдорфе свое фамильное серебро, чтобы переплавить его в монеты. Сдержал слово. Никто из рабочих не остался без куска хлеба.
В сложнейших условиях кризиса он получил заказы от частных железнодорожных и пароходных компаний. Фабрика стала производить рессоры и разного вида оси: вагонные, для пароходных колес, для стрелок. Не случайно именно тогда эмблемой его предприятия (точнее, хаба, если говорить современным языком) становятся три переплетенных вагонных колеса.
Из банков пришли кредиты. Из Лондона, где в 1851 году проходила Всемирная выставка, – всемирная известность: сталь, произведенная на заводе Круппа, получила наивысшую оценку. К этому времени на его предприятиях, работали 250 человек. А в 1857 году – уже 1000.
Производство расширялось. Появились первая механическая мастерская, первый прокатный цех, который вскоре стал для него слишком мал, новый кузнечный цех, чугунно-литейный завод, пудлинговый завод, большой бандажный стан и еще одна механическая мастерская.
Но судьба приготовила Круппу испытание.
Изобретение Генри Бессемера. Англичанину удалось, пропуская сильный поток воздуха через жидкий чугун, получать очень высокие температуры, при которых металл оставался расплавленным и превращался в ковкую сталь. Крупп опасался, что его тигельное литье будет невыгодным, а все его производство станет неконкурентоспособным, так как бессемеровская сталь была намного дешевле и требовала для производства гораздо меньше времени.
Чтобы исключить банкротство, Крупп решается на соглашение с Бессемером, получив таким образом разрешение использовать в своем производстве новый метод.
Однако бессемеровская жидкая сталь была удобна для изготовления рельсов, которые покрывали континенты по обе стороны Атлантики. Тигельная же сталь оставалась незаменимым материалом для колесных бандажей локомотивов, пушечных стволов и винтовых валов пароходов.
В получении крупных заказов Круппу помог Наполеон III. Нападение его на северо-итальянские провинции Австрии способствовало стремлению Европы к обновлению арсенала. Четыре пушечные мастерские, появившиеся на фабричной территории Круппа в период между 1861 и 1870 годами, и связанный с их появлением рост числа рабочих до 8 тыс. человек, – результат этого прогресса. Крупп покупает металлургический завод, рудники на реке Лан и получает в 20-летнюю аренду рудники в районе Эссена.
Крупп создал империю. Огромный комплекс включал сталелитейные заводы, шахты и рудники. К 1871 году в различных цехах комплекса трудилось 16 тыс. человек. На первой за пределами Европы Всемирной выставке в Филадельфии в 1876 году экспозиции от Круппа отдали несколько сот квадратных метров, на которых разместились образцы современного оборудования и инструментарий, вызвавшие громадный интерес как 10 млн посетителей, так и экспонентов из 34 стран.
В сознании нескольких поколений немцев он остался таким, каким запечатлен на памятнике напротив виллы, – создателем стальной империи.
К первой страсти
Берта Эйшхофф была дочерью налогового инспектора, вдвое моложе Альфреда.
Она изо всех добродетелей предпочитала аккуратность и два раза в год ездила в Карлсбад пить воды. Там Альфред и встретил ее, забрасывая рассказами о призах, которые пушки Круппа получили на ежегодной выставке в Берлине.
Она не могла предположить, что влиятельный магнат уготовил ей необычное семейное гнездышко – соседство с самым большим паровым молотом в мире. Грохот, копоть… Дом их был расположен на территории предприятия. Когда Берта поняла, куда попала, было уже поздно.
Он задумал построить замок. Его должны были окружать пастбищные угодья – для лошадей. Позже, когда хозяин виллы скончался, его потомки решили запечатлеть эту его страсть скульптурным изображением животного. Рядом, но не под стенами, должна была плескаться вода. Сосны и ели должны были источать хвойный аромат.
Место нашли в предместье Эссена, у озера Бальденай. Поскольку найденный холм был лишен деревьев, а на ожидание растущего леса у Альфреда не было ни терпения, ни желания, ни времени, было решено насадить его сходу. Тщательно, сохраняя корни, выкопали деревья в окрестностях и создали 28-гектарную лесную зону, которая за 2–3 года бережной работы агрономов окончательно прижилась. Она и сегодня восхищает – благодаря современникам – экспертам в области ландшафтной архитектуры и первоклассным садовникам.
На работу с чертежами, каждый из которых подвергся тщательному анализу Круппа, о чем свидетельствуют сделанные им росчерки красным карандашом, ушло пять лет. Строительство особняка в псевдоклассическом стиле было начато в 1870 году и длилось три года. Гигантское мрачное здание из стали, стекла и камня вполне отвечало вкусам хозяина, панически боявшегося огня.
Так дом пушечного короля, внедрявшего самые передовые технологии, оказался без элементарного электричества. Жена Альфреда, завидев сумрачный замок, скорее похожий на склеп, чем на виллу, собрала чемоданы, чтобы никогда более сюда не возвращаться. Ей хотелось истинной красоты. Такой, которую она увидела в Италии и звпечатлела в своих чудесных акварелях. Классическая сладкая парочка, о которой Пушкин сказал: конь и трепетная лань.
Холодно, сыро, мрачно…
Как уже говорилось, у хозяина было немало странностей.
Например, он будто готовился к топливному кризису. Чтобы закалить себя и вообще не чувствовать холода, поддерживал низкую температуру. Зимой она не превышала 10 градусов по Цельсию. Прислуга ходила по дому в шерстяных кофтах и пальто. Говорят, несколько раз в особо суровые зимы закалка действительно спасала его от переохлаждения. Чего не скажешь об обслуживающем персонале, беспрестанно дрожащем в этом роскошном склепе.
Другая особенность Альфреда – бессонница. Он был, говоря современным языком, настоящим трудоголиком. Должен был все время чем-то заниматься. Придумывал регламент различных работ.
Причем, повсюду. На заводе, в замке, в парке, в шахте… Мучаясь бессонницей, хозяин особняка ночи напролет бродил по его пустым комнатам, чтобы идеи и распоряжения вызревали до полной готовности, а затем садился за сочинение очередных инструкций.
При потушенном свете – из экономии он приучился писать в полутьме. Словно сохраняя верность этой странности, смотрители замка и сегодня сохраняют прохладу и полумрак.
Внутреннее убранство виллы появилось не благодаря, а, скорее, вопреки желаниям Альфреда Круппа. Это – заслуга женщин большого дома. Оно отличается изысканным вкусом. Стены залов увешаны гобеленами старинной работы.
Утверждают, что это – самая крупная и ценная в Германии коллекция гобеленов. Среди них известная коллекция «Деяния апостолов», подаренная семье Крупп императрицей Марией-Терезией и размещенная в гостиной.
Вилла располагает роскошной итальянской резьбой по дереву. Практически на каждом шагу – шедевры, на полу…
… под потолком.
Говорят, в замке хранился бриллиантовый перстень, принадлежавший некогда Великому князю Михаилу Михайловичу, а также усыпанная драгоценными камнями табакерка австрийского императора Франца Иосифа, насчитывающая две тысячи лет ваза китайского императора Ли Хингчанга. И это были далеко не все подарки, которые щедро подносились королю пушек от благодарных правителей мира.
От правителей, уточним, более сорока стран, которым Крупп помог обзавестись орудийными стволами.
Берта номер два
Великолепие это не случайно. Кайзер Вильгельм II считался чуть ли не членом семьи Круппов. В поместье Хюгель ему были отведены специальные покои. Кайзер присутствовал в 1906 году на бракосочетании внучки Альфреда Берты.
Но была эта женщина известна не только в Германии. Во Франции, Англии, а затем и в России простые солдаты надолго запомнили нежное женское имя внучки пушечного короля: их окопы накрывали полутонные снаряды мортиры, выплавленной на заводах Круппа и установленной на специальных железнодорожных платформах.
Одну Большую Берту — так называли грозное орудие солдаты – обслуживало две сотни солдат. Тогда же появилось выражение la chair a canon – пушечное мясо.
Попутно замечу, что традиция называть грозные орудия трепетными дамскими именами была заложена не Круппом. Великому Микеланджело была заказана бронзовая статуя папы Юлия, которую затем поместили во фронтоне переднего фасада церкви Сан Петронио. Однако впоследствии статую бросили в печь, и из бронзы отлили пушку по имени Юлия.
Впрочем, и облик самого Альфреда Круппа не может быть нарисован лишь темными красками.
Эссен рос и благоустраивался благодаря пушечному королю. Рабочие его предприятий отоваривались в дешевых лавках, пользовались бесплатной медицинской помощью, обеспечивались пенсией. Многое в инфраструктуре социальной защиты а-ля Крупп, впервые внедренной в его империи, благополучно дожило до наших дней.
Новая слава
В 1884 году в замке Хюгель состоялось исполнение «Германского реквиема» Иоганна Брамса, причем оркестром дирижировал сам автор. Потрясающая музыка звучала в этом зале, который и сегодня принимает лучших исполнителей мира.
О том, что это просторное помещение имеет культурное назначение, свидетельствует роскошное, развешанное по стенам зала собрание гобеленов с идеей «Семь искусств». Перед вами – произведение, более всего соответствующее этому залу.
Нынче поместье известно как бывший жилой дом семьи Крупп. Представители семейства избрали иные и, надо думать, достаточно комфортабельные дома.
А в родовом поместье уже более полувека размещена регулярная художественная экспозиция международного значения. Полюбоваться уже имеющимися и привозимыми выдающимися творениями приезжают не только из соседних городов, но и стран.
За каждым предметом – своя неповторимая история. Она вторгается в современность, как это происходит, к примеру, с библиотекой семьи Крупп, фолианты которой нередко – правда, по специальному письму – попадают в руки ученых и студентов немецких университетов.
В последние годы состоялись впечатляющие экспозиции, рассказывающие о шедеврах Петербурга, созданных в 1800-е гг., о культуре и искусстве при дворе Рудольфа Второго в Праге 1600-х гг. Цвет Франции предстал на выставке «Париж. Прекрасная эпоха (1880–1914)». А были еще выставки о Лондоне позапрошлого столетия, о Дрезденском барокко, о мастерах древнего Китая, фламандской живописи XVI–XVII вв.. Здесь демонстрировались сокровища тибетских монастырей, представляя ритуальные и культовые объекты, скульптуру, рукописи, рисунки. Villa Huegel в новом тысячелетии живет не лошадьми и сталью – творческой жизнью.
Чтобы детально познакомиться с виллой и ее содержимым, необходимо время, и притом весьма значительное. Как говорят эксперты, не менее года-полутора. Поневоле утомятся глаза и ноги.
Вот и эта дама изрядно подустала от передвижений по крупповским владениям. Оказавшись в уже упомянутом концертном зале, она присела на подвернувшийся стул в первом ряду. А он по давней традиции должен испытывать приятную тяжесть иных лиц. Исключительно представителей семьи, как предупреждает табличка «Ряд Круппов», закрепляющая привилегию.
Кто знает, может даме захотелось почувствовать себя Бертой. Неважно, какой по счету. Ну, присела. Намеренно или случайно, этого теперь уже не узнать, а дежурному смотрителю говорить о том, что она, как говаривал Остап, чужая на этом празднике жизни, не к лицу. В конце концов, пусть несколько минут побудет Круппшей, если приспичило.
Александр МЕЛАМЕД. Фото автора.
Комментариев нет:
Отправить комментарий