«Естественный социалист»
Леон Блюм полагал, что предназначение евреев — приведение человечества к победному маршу социализма
Александр Я. ГОРДОН
Каждый советский человек не раз слышал о кризисе капитализма, но не был извещен о возможном кризисе социализма. Его осыпали посланиями о гигантских преимуществах социалистического строя, об идейной и практической безнадежности других, «загнивающих» обществ. В той стране было много социалистического светлого будущего, серого настоящего и темного прошлого. В капиталистических странах Европы после поражения Венгерской и Баварской революций в 1919 году социалисты отличались от советских коллег. До создания «социалистического лагеря» в Восточной Европе процент социалистов среди евреев в Европе был невелик, но процент евреев среди социалистов намного превышал их процент в населении их стран.
Герой очерка, Леон Блюм, трижды премьер-министр Франции, – социалист западного образца, представитель не виданного в СССР социализма. В этом социализме был и еврейский элемент. В 1901 году Блюм писал:
«Коллективный импульс евреев ведет к революции; их критицизм (я употребляю это слово в самом возвышенном значении) склоняет их к отрицанию любой идеи, любой традиционной формы, не согласующейся с фактами или не подлежащей оправданию интеллектом. Евреи в течение всей своей длинной и невеселой истории укреплялись надеждой на «неминуемую справедливость», они были убеждены, что в один прекрасный день мир будет управляем согласно с разумом; установится один закон для всех, так, что каждый получит то, что заслуживает. Разве это не в духе социализма? Это исконный дух этой расы».
Он считал евреев «естественными социалистами» и полагал, что их предназначение — приведение человечества к победному маршу социализма. В 1902 году Блюм вступил в Социалистическую партию Франции и стал другом вождя партии Жана Жореса.
Знаменитые социалисты нередко рождаются в семьях капиталистов. Андре Леон Блюм родился в Париже 9 апреля 1872 года в еврейской семье богатого эльзасского фабриканта шелка. Его отец, Огюст (Авраам) Блюм, занимался продажей товаров для обеспеченных слоев населения – шелковых изделий, кружев и лент. В 1869 году он женился на Адели Мари Алис Пикар. Леон был одним из пятерых детей Блюмов. В возрасте четырех лет его поместили в частный пансион, а в 1882 году в престижный лицей Карла Великого. Он был представителем «золотой» молодежи, принадлежал к элите, стеснявшейся своего благополучия и озабоченной положением народа. Получив образование в Высшей Нормальной Школе, он приступил к изучению права в Сорбонне и окончил ее с отличием в 1894 году. До 1919 года Блюм работал юристом, одновременно занимаясь литературной деятельностью. Среди его трудов – «Новые разговоры Гете и Эккермана» (1901); «О женитьбе» (1907), «Стендаль и бейлизм» (1914). Он стал экспертом по творчеству Стендаля (Анри Бейля). Блюм восхищался Стендалем не только как величайшим стилистом французского языка, но и отношением писателя к буржуазной морали. Один из биографов Блюма Пьер Бирнбаум пишет:
«Блюм разделял со Стендалем презрение к деньгам и коммерции и его культ Французской революции».
После ареста Альфреда Дрейфуса 15 октября 1894 года жизнь Леона Блюма изменилась. Он еще не был социалистом, еще не пришел к выводу, что евреи – «естественные социалисты». Тогда на повестке дня французской нации было мнение: евреи – «естественные предатели родины». Молодой юрист и государственный служащий Леон Блюм считал, что государство должно проводить в жизнь принципы Великой революции «свобода, равенство и братство» и в случае земляка его семьи из Эльзаса и соплеменника, капитана Дрейфуса. Вспоминая о своем душевном состоянии во время дела Дрейфуса, Блюм писал:
«Я не думаю, что за всю свою жизнь мне удалось испытать более сильное потрясение».
Селеста Альбаре, экономка, горничная и секретарь Марселя Пруста с 1913 по 1922 годы, автор книги воспоминаний «Господин Пруст» писала, что писатель глубоко ценил ум и сердечность друга юности. Блюм и Пруст много общались в период учебы в лицее Генриха IV и Кондорсе соответственно, – писатель был на год старше Блюма.
После завершения дела Дрейфуса один еврей остался несгибаемым патриотом Франции и верным слугой ее армии. Это был несправедливо осужденный, не виновный ни в чем, кроме любви к французской родине, эльзасский еврей, разжалованный капитан французской армии Альфред Дрейфус, многолетний узник, самый известный подсудимый еврей после Христа, оклеветанный как ни один из его соплеменников и после реабилитации произведенный в чин майора артиллерии. Храбро сражавшийся на фронте Первой мировой войны, подполковник Дрейфус был самым большим патриотом Франции и ее армии, унизившей его, возведшей на него поклеп, разрушившей его военную карьеру, семейную жизнь и здоровье. Именно армия начала против Дрейфуса кампанию, перешедшую в самое большое по значению антисемитское действо в Европе между изгнанием евреев из Испании, погромами Хмельницкого и мировыми войнами.
В отличие от многих антиеврейских судебных процессов, обвинение в деле Дрейфуса исходило из подлинного факта шпионажа в пользу Германии. Шпион был, но им был не Дрейфус, а другой офицер французского генерального штаба, нееврей. Дело Дрейфуса обнажило глубокую расовую, религиозную и экономическую юдофобию во Франции. Оно было шоком, олицетворением несвободы, неравенства и небратства. Тенденциозность французского неправосудия усугублялась тем, что истинный предатель, офицер французского генерального штаба, майор, граф Шарль Мари Фердинанд Вальсин Эстергази был крайне неумелым шпионом, которого было легко разоблачить, что, в конце концов, и было сделано, несмотря на сопротивление армии, антисемитской государственной машины и прессы. Французские власти и националисты видели предателя в невиновном человеке только потому, что он еврей, и отказывались видеть предателя в виновном только потому, что он нееврей.
После реабилитации Дрейфуса разочарование евреев этим делом было огромно. Эмансипация, введенная Великой Французской революцией, оказалась ненадежной. Франция была расколота на два лагеря – дрейфусаров и антидрейфусаров. Леон Блюм в воспоминаниях, написанных после смерти Дрейфуса, рассказывает о бурной сцене между Жоресом и некоторыми его товарищами по партии, категорически требовавшие, чтобы он покинул лагерь дрейфусаров: «Вы губите нас всех, наши избиратели возложат на нас ответственность за вас!» «Ваши избиратели скоро узнают правду, – ответил Жорес, – они возложат на вас ответственность за вашу слабость, за вашу трусость». Размышляя в воспоминаниях о деле Дрейфуса о безудержной агрессии антидрейфусаров, Блюм озадаченно вопрошал:
«Что их толкало на это? Что ими руководило? Даже сегодня, спустя 35 лет, когда я со зрелым, холодным рационализмом размышляю о прошлом, мне кажется, что я до сих пор не располагаю некоторыми элементами ответа на этот вопрос».
Странно, что Блюм не находит ответа на свой вопрос. Антидрейфусарами двигал антисемитизм. Он пишет: «На протяжении двух лет, с лета 1897 года по лето 1899 года, в «эти два мучительных года» борьбы за свободу одного человека, осужденного по ложному обвинению, «Вся другая жизнь в стране, казалось, замерла. Казалось, будто «в эти два года нравственного смятения, настоящей моральной гражданской войны <…> всех волновала только одна проблема: в личных чувствах и в межличностных отношениях все напружинилось, перевернулось и выплескивалось наружу. <…> Дело Дрейфуса превратилось в межчеловеческий конфликт, менее масштабный и длительный, чем Французская революция, но вряд ли менее патетический». Чванная злоба антидрейфусаров описана в сцене в салоне герцогини Германтской из романа Марселя Пруста из цикла «В поисках утраченного времени», где Дрейфус – главная тема разговора.
За 13 лет до начала дела Дрейфуса антисемитизм во Франции начал завоевывать популярность, невзирая на эмансипацию евреев, осуществленную Великой Французской революцией, или, быть может, благодаря ей. Это был не религиозный, а новый, расовый антисемитизм, идеология которого была представлена в книге Эдуарда Дрюмона «Еврейская Франция» (1886). В 1889 году во Франции была создана Национальная антисемитская лига. Газета «Свободное слово», основанная Дрюмоном, проводила с 1892 года антиеврейскую кампанию. За два года до начала дела Дрейфуса еврей, драгунский капитан Кремье-Фоа вызвал на дуэль Дрюмона, объявившего евреев «предателями по определению»; в открытом письме обвинил он Дрюмона в оскорблении еврейской части офицерства и потребовал сатисфакции. Состоялась дуэль. Секундантом у Кремье-Фоа был… предатель майор Эстергази. К обвинению Дрюмоном «обобщенного еврея» добавилось обвинение в предательстве конкретного еврея Дрейфуса. Дело Дрейфуса разделило французских художников-импрессионистов: Клод Моне и еврей-анархист Камилл Писарро поддержали Дрейфуса, Огюст Ренаур и Поль Сезанн – его противников. То же произошло среди писателей: Жюль Верн требовал казнить Дрейфуса, Эмиль Золя и Анатоль Франс стали во главе сторонников оклеветанного офицера-еврея.
В 1935 году Блюм написал «Воспоминания о деле Дрейфуса». Он оставил свидетельство об отношении французских евреев к обвинениям Дрейфуса в предательстве: «Евреи приняли обвинение Дрейфуса как окончательное и справедливое. Они не обсуждали Дело между собой: они не поднимали этот вопрос, а скорее бежали от него. Большое несчастье случилось у евреев. Они приняли его, не говоря ни слова и ожидая, что время и молчание нивелируют влияние событий. <…> Общее ощущение могло быть выражено в формуле: «Это что-то, во что евреи не должны вмешиваться». <…> Они проявляли патриотизм, трогательный патриотизм, уважение к армии, доверие к ее главам. <…> Имела место эгоистичная и робкая предосторожность, которую можно было бы охарактеризовать даже более резкими словами. Евреи не желали верить, что им нужно защищать Дрейфуса, потому что он еврей. Они не хотели, чтобы им приписывали отношение по расовому признаку или ввиду солидарности. Главным образом, они не желали защищать другого еврея, чтобы не поставлять горючее антисемитским страстям, которые свирепствовали с большой силой». Блюм осуждает соплеменников за политику страусов, прячущих голову в песок и надеющихся, что их не заметят, не присоединят к делу Дрейфуса как равноправных с ним предателей французской нации.
Блюм игнорирует деятельность одного из первых еврейских защитников Дрейфуса, журналиста Бернара Лазара. В 1894 году Лазар выпустил книгу «Антисемитизм, его история и причины», ставшей отповедью «Еврейской Франции» Дрюмона. Он отметил, что христианский, экономический и этнический антисемитизм диктуются неприязнью к чужой нации, свойственной человеческой натуре. Лазар осуждал стремление еврея быть «революционером в чужом, а не в своем обществе». Он считал, что еврей-«парвеню», «выскочка» – опасное сочетание. Лазар пришел к выводу о капиталистической-социалистической двойственности евреев: «Можно сказать, что евреи находятся на двух полюсах современного общества. Они были в числе основателей промышленного и финансового капитализма и протестовали с самой большой горячностью против этого капитала. Ротшильду соответствуют Маркс и Лассаль; борьба за деньги – борьба против денег, а космополитизм биржевого игрока становится пролетарским и революционным интернационализмом». В ответ на открытие биполярности евреев возник биполярный, антикапиталистический и антисоциалистический антисемитизм. В начале истории преследований Дрейфуса Лазар писал в письме к министру юстиции:
«Пусть говорят, что первый, кто говорил, первый, кто встал на защиту мученика-еврея, был еврей, еврей, который страдал в своей собственной плоти через кровь и страдания этого невинного человека, еврей, который знал, к какому обездоленному, несчастному народу-парии он принадлежит и какой из этого понимания вынес вдохновение бороться за справедливость и истину».
В конце 1896 года Лазар опубликовал в Брюсселе памфлет «Юридическая ошибка: истина о деле Дрейфуса». В нем он публично и открыто подчеркивал антисемитскую суть этого процесса:
«Поскольку он был евреем, он был арестован, поскольку он был евреем, он был осужден, поскольку он был евреем, голоса справедливости и правды в его пользу не были услышаны».
Для Лазара Дрейфус – воплощение мученичества:
«Он воплотил не только века старых страданий народа-мученика, но и его нынешнюю агонию. <…>. Через него я вижу евреев, томящихся в русских тюрьмах. <…> Румынским евреям отказано в правах человека. Галицийских евреев морят голодом финансовые корпорации и разоряют крестьяне, превращенные священниками в фанатиков. <…> Алжирские евреи избиты и ограблены; несчастные иммигранты умирают от голода в гетто Нью-Йорка и Лондона; отчаяние направляет их искать убежище в далеких уголках населенного мира, где они, наконец, найдут ту справедливость, которая наиболее всего требуется для гуманности».
Евреи считали, что Лазар их компрометирует. Он был одиночкой и говорил: «Я стал парией». На Втором сионистском конгрессе в Базеле Макс Нордау резче, чем Блюм, описал реакцию французских евреев на дело Дрейфуса:
«Христиане выполнили этот долг чести. Это заслуги христиан, что они выступили борцами за правду. На евреях тяготеет позор, что они оставались праздными зрителями в то время, как чужие люди жертвовали собою, вступив в борьбу за священнейшее право человека – за справедливость. Для облегчения нашей совести я могу сказать, что единичные евреи выполнили свой долг. Добрый, смелый Бернар Лазар, наш храбрый союзник, Жак Багар, мужественный Жозеф Рейнах спасают честь еврейства. Но сколько мы имеем таких мужественных людей? – Горсточку. Незначительная кучка в громадной толпе еврейства, даже только французского еврейства».
Герцль извлек из дела Дрейфуса национальный урок: обвинение целого народа на примере одного еврея требует создание еврейского государства. Вывод Блюма в 1935 году: несмотря на понимание еврейской пружины навета, главное в деле Дрейфуса, по его мнению, заключается в том, что один невиновный человек несправедливо осужден:
«Несчастный должен быть освобожден, правда должна восторжествовать».
Блюм поддерживал заявление Жореса, что «социализм является высшим утверждением индивидуальных прав человека». Многие французы отрицали права Дрейфуса на основании его этнического происхождения. Это было проклятием для Блюма как еврея и юриста, а поддержка Дрейфуса Жоресом, отличавшая его от левых соратников, сделала социалистическую партию притягательной для Леона. У Блюма главное – горе невинно осужденного человека, у Герцля главное – горе невинно осужденного народа. Блюм – юрист-защитник невинно осужденных, социалист-защитник угнетаемых во Франции, Герцль – освободитель евреев от дел, подобных делу Дрейфуса, в их стране.
Блюм был особым социалистом-патриотом. В 1900 году он писал:
«Среди серьезных социалистов нет никого, кто бы сомневался в том, что метафизика Маркса посредственна, а его экономическая доктрина с каждым днем опровергается временем».
Он отверг презрительный подход Маркса к нациям и отечеству. Через три года после свершения Октябрьской революции в России Блюм яростно напал на «московскую систему, представлявшую терроризм», <…> «Они используют массовый террор не в качестве крайнего средства, не как меру защиты общественной безопасности, а как главный инструмент управления».
Бирнбаум отмечает речь Блюма в 1922 году, критиковавшего репрессии в СССР, называя их «одним из наиболее впечатляющих проявлений логики тоталитаризма».
Евреи-теоретики социализма уходили в историю. Их сменяли практики. Блюм не принял Октябрьскую революцию. Доктор права Сорбонны и горячий сторонник идеалов Французской революции решил оставить литературу и юриспруденцию и взялся преобразовать Францию ради победы «свободы, равенства и братства». Смерть Жореса в 1914 году и разочарование политикой тогдашнего премьера Клемансо побудили Блюма вступить на путь политической борьбы. В 1919 году он стал председателем исполнительного комитета Французской социалистической партии и членом палаты депутатов. Он выступал против присоединения Социалистической партии к Коминтерну, стал лидером партии и возглавил социалистическую фракцию в парламенте. Он убедил других социалистических деятелей оставаться в оппозиции в 1920-х годах и не соглашался на предложения войти в состав правительства.
В 1936 году Блюм сформировал коалицию из социалистов, коммунистов и радикалов – Народный Фронт. На выборах 1936 года она одержала крупную победу, и Блюм занял пост премьер-министра. Историк, журналистка и участница Сопротивления Женевьева Табуи так описывает новоизбранного премьера:
«Леон Блюм производит сенсацию. Никто из присутствующих министров и делегатов не представлял себе, что нынешний лидер самой крупной политической французской рабочей партии так сильно отличается от Жана Жореса! Вместо того чтобы быть трибуном, воспламеняющим массы, глава Народного Фронта оказался элегантным человеком с интеллигентным лицом, с мягким голосом, со сдержанной страстностью, который внушает к себе особое уважение благодаря своему гибкому и пытливому уму и блестящей культуре».
Он был премьер-министром Франции в 1936-1938 годах. Незадолго до того, как возглавить правительство в 1936 году, Блюм подвергся нападению «правых» боевиков. Нападавшие выволокли его из автомобиля и избили до полусмерти. Впоследствии он писал:
«Теперь я понимаю, что значит «линчевать».
Возвышение Блюма в 1930-х годах было поразительным явлением, скорее аномалией, чем нормой, — Франция хранила традиции антидрейфусаров.
Во Франции конца 1930-х годов еврейская проблема выкристаллизовалась благодаря росту в ней еврейского населения. После прихода Гитлера к власти в Германии во Францию стали иммигрировать и немецкоязычные евреи. Перед нацистской оккупацией Франции в Париже проживало около ста тысяч иностранных евреев из Германии, Австрии и Чехии. Еврейское население французской столицы примерно поровну разделилось между иностранными и французскими евреями. Первые не имели гражданства. Франция привлекала евреев успехом эмансипации, основанной на традициях «свободы, равенства и братства» времен революции. Дело Дрейфуса воспринималось ими как аномалия. Явление Виши и тесное сотрудничество французской администрации и части населения с оккупантами были настоящим шоком для евреев. Париж оказался для них западней.
29 марта 1941 года правительство Виши создало «Генеральный секретариат по еврейским делам». 2 июня 1941 года французские власти приняли решение о депортации евреев, не имевших французского гражданства, в пересылочные лагеря, откуда те были переведены в нацистские лагеря смерти. Лозунги «Смерть евреям!», звучавшие во время разжалования капитана Дрейфуса 45 лет назад, стали руководством к действию для французских коллаборационистов. Во Франции больше не нашлось дрейфусаров. Восьмидесятилетний Анри Бергсон, знаменитый философ, лауреат Нобелевской премии по литературе, член Французской Академии Наук, еврей, дожил до антиеврейского «Декрета о евреях», изданного администрацией Виши 3 октября 1940 года. Этот чудовищный декрет не вызвал большого сопротивления в стране. На сегрегацию, апартеид во Франции мало кто прореагировал. Нобелевский лауреат по литературе Андре Жид, «защитник справедливости» и «властитель дум» промолчал. Он не последовал примеру своего знаменитого соотечественника и коллеги Эмиля Золя. Антидрейфусары одержали победу над дрейфусарами через 35 лет после поражения в процессе века. Бергсон вернул французским пронацистским властям ордена и награды и отклонил их предложение исключить его из антиеврейских эдиктов. Он отказался от предложения нацистов не регистрироваться в качестве еврея. Бергсон писал о себе: «Академик. Философ. Лауреат Нобелевской премии по литературе. Еврей». Он не попал в гетто, не дожил до высылки французских евреев в нацистские лагеря. Незадолго до смерти в январе 1941 года он сблизился с народом, от которого отстранялся всю жизнь. В завещании он объяснил намерение зарегистрироваться в качестве еврея:
«Размышления привели меня к католицизму, в котором вижу полное завершение иудаизма. Я бы принял его, если бы не видел, как в течение ряда лет готовится <…> ужасная волна антисемитизма, которая хлынет на мир. Я хотел остаться среди тех, кого завтра будут преследовать».
Правительство Блюма пало в 1938 году отчасти из-за сильной оппозиции промышленников и финансистов и вялой поддержки коммунистов, осуждавших его политику невмешательства в Гражданскую войну в Испании. Блюм опасался, что участие в Испанской гражданской войне может привести к гражданской войне в самой Франции. В романе «Падение Парижа» (1941–1942) И. Эренбург обличает французских социалистов за нежелание поддержать республиканцев в Гражданской войне в Испании. Для советского писателя нацисты – единственное в мире зло. Для лидера социалистов Франции Блюма, представленного в романе Эренбурга в образе Огюста Виара, злом являлся и сталинизм, сражавшийся на стороне испанских республиканцев. Генеральный секретарь Компартии Испании Сантьяго Каррильо объяснил происходящее в его стране:
«У нас была революция. Мы ликвидировали капиталистов, у нас исчезли банкиры, земельная аристократия, помещики. Народ, рабочие, взяли собственность под контроль».
По мнению Блюма, в Испании создавался строй-двойник советского. За этот роман Эренбург получил Сталинскую премию. 24 августа 2019 года Франк Херольд в немецкой газете «Тагесшпигель» опубликовал статью «У Советского Союза был выбор – и он сделал его в пользу Гитлера». Там есть такое замечание о романе Эренбурга: «О том, насколько отрезвляющим для СССР стала быстрая капитуляция Франции, написал советский писатель Илья Эренбург в своем вышедшем в 1942 году романе «Падение Парижа». Разочарованием в слабости французов там «пропитана» буквально каждая страница. При этом автор ни словом не обмолвился ни о Пакте о ненападении с Гитлером, ни о поставках советского топлива для немецкой военной промышленности». Советский разведчик-перебежчик Вальтер Кривицкий (Самуил Гершевич Гинзберг; 1899-1941) в книге «Я был агентом Сталина. Записки советского разведчика» расценивает иначе, чем Эренбург, события в Испании:
«Двумя годами позже произошла трагедия в Испании. Гитлер бросил свои войска на подмогу режиму Франко, а премьер социалистического правительства Франции Леон Блюм был втянут в лицемерную игру «невмешательства», обрекшую Испанскую республику на гибель. Было совершенно очевидно, что Сталин слишком поздно и нерешительно пришел на помощь зажатой в кольцо республике, причем эта помощь была к тому же явно недостаточна. Я все еще продолжал считать, что, выбрав из двух зол меньшее, я воюю за правое дело. Но вскоре ситуация круто изменилась. Сталин, вслед за своей запоздалой помощью вонзил нож в спину законного правительства».
Кривицкий, таким образом, переносит часть ответственности за крушение левых испанских республиканцев на Сталина, прислужником которого выступил Эренбург в «Падении Парижа».
В 1936 году националист Шарль Моррас, академик, лишенный этого звания за поддержку маршала Петена, назвал приход к власти Блюма победой «еврейской банды». Н.Бердяев, проживавший во Франции, писал:
«Антисемитизм нарастает даже во Франции, наиболее проникнутой гуманитарными идеями, где он потерпел поражение после дела Дрейфуса. Растет количество французов, которые не могут примириться с тем, что Леон Блюм еврей, хотя это один из самых честных, идеалистических и культурных политических деятелей».
Блюм выступил против Мюнхенского соглашения 1938 года о разделе Чехословакии. В декабре 1938 года, на конференции социалистической партии он призвал к укреплению обороноспособности страны. Его почти никто не поддержал – большинство политиков было против увеличения оборонного бюджета, считая это агрессивным внешнеполитическим курсом. Дальновидность бывшего премьера стала очевидной, когда было уже поздно – нацисты развязали Вторую мировую войну и захватили Францию.
Мнение Блюма о том, что евреи — «естественные социалисты», противоречило естественному и популярному мнению о том, что они – «естественные капиталисты». Блюму казалось, что богатые евреи разделяют его точку зрения. Однако, в то время как правые антисемиты видели в Блюме олицетворение еврейского радикализма, многие левые критиковали его как тайного агента еврейской буржуазии. Треть парижской буржуазии была евреями, и в тот период бытовало популярное мнение левых, что евреи контролируют правительственные финансы. Блюма не любили и французские аристократы. Он считал себя «природным демократом», но его воспринимали как «природного диктатора». В книге «Французская сюита» (1941) Ирэн Немировски описывает чувства французских дворян, антидрейфусаров по отношению к этому национальному лидеру. Виконт де Монмор с симпатией относится к немецким оккупантам и с осуждением — к землякам-французам:
«Немцы по отношению ко всем нам ведут себя очень корректно. Они здороваются с женщинами, ласковы с детьми. Расплачиваются за все наличными. Но нашим крестьянам этого мало! Чего они хотят? Чтобы им вернули Эльзас и Лотарингию? Устроили тут республику с Леоном Блюмом в качестве президента?»
Когда в 1940 году нацисты оккупировали Францию, Блюм, еврей и социалист, отказался покинуть Республику. При созыве Национального собрания в Виши он был одним из 80 депутатов, голосовавших против предоставления диктаторских полномочий Петену. Блюм содержался с сентября 1940 года под арестом. Правительство Виши признало его виновником войны и отдало под суд. Выступая перед трибуналом, Блюм сказал:
«Я не думаю, что вы можете устранить евреев из французской истории и общественной жизни. Мы разделяем и твердо отстаиваем демократические и республиканские идеалы нашей страны со времен революции 1789 года. От своего наследия мы, французские евреи, отказываться не собираемся».
В апреле 1943 года бывшего премьер-министра отправили в концлагерь Бухенвальд, где он находился в течение двух лет. В мае 1945 года американские войска его освободили. Его брат Рене погиб в Освенциме. Блюм был главой временного правительства Республики в декабре 1946 – январе 1947 года.
После Второй мировой войны Блюм стал мишенью критики левых и правых антисемитов в стране, недавно выдавшей нацистам своих и иностранных евреев. Правые упрекали его за «отказ от высоких идей, требовавших самопожертвования», за то, что он будто бы ставит перед собой цель — преобразовать страну в «общество страховых компаний». Левые (в основном коммунисты) – за непоследовательность в приверженности социалистическим идеалам. Политические противники слева, особенно коммунисты, считали его ренегатом. Генеральный секретарь Французской коммунистической партии Морис Торез называл его «хитрым политиканом», «мастером клеветы», «предателем», похоронившим великое дело Народного Фронта в угоду своим «друзьям-капиталистам». Для правых Блюм был ненавистной фигурой как еврей и социалист.
Время от времени Блюм возвращался к литературе. Андре Жид, лауреат Нобелевской премии по литературе, с юношеских лет дружил с Блюмом, бывал у него дома, помогал на литературной ниве, редактируя его отдельные произведения. В начале 1940 года Андре Жид опубликовал дневник, который вел в течение 40 лет. Оказалось, что корифей французской литературы — не только личный враг Блюма, но и ярый антисемит. Прославленный писатель, «властитель дум» французских «прогрессивных» левых, писал, что у «пришлых» во Франции (имелись в виду литераторы-евреи) нет и не может быть права называться французскими писателями. В перечень «бесправных» он включил и Блюма, хотя все его произведения были написаны только на французском языке… «Естественный социалист» Леон Блюм «естественно» вызывал антисемитизм справа и слева. Он и другие вожди французских евреев недооценивали французский антисемитизм как правого, так и левого крыла, но в 1947 году, благодаря усилиям Блюма, Франция проголосовала в ООН за раздел Палестины и создание Израиля. Он умер 30 марта 1950 года. Пьер Бирнбаум назвал Блюма «государственным евреем», извлекающим выгоду из универсалистских и эгалитарных ценностей постреволюционного Французского государства, <…> чтобы завоевать эмансипацию с помощью служения обществу». Он охарактеризовал политические воззрения Блюма как «вселенские», ибо тот не видел различий между «еврейскими» и всеобщими проблемами. Блюм возглавлял Французский Сионистский Союз. Никакого противоречия он в этом не усматривал и в 1929 году, произнося речь, заявил слушателям:
«Я сионист, поскольку я француз, еврей и сторонник социализма, ибо нынешняя еврейская Палестина являет собой небывалое и неповторимое сочетание древнейших человеческих традиций с наиболее дерзкими и недавними поисками свободы и общественной справедливости».
В отличие от Дрейфуса, Блюм сознавал, что он еврей, не скрывал национальную принадлежность, не отказывался от народа. Он был дрейфусаром, но ощущал себя анти-Дрейфусом. Зная отчуждение знаменитого узника от еврейского народа, Блюм иронически заметил:
«Не будь Дрейфус Дрейфусом, он, возможно, не был бы дрейфусаром».
Фрагмент из новой книги, пятого тома пенталогии историко-биографических очерков «Безродные патриоты», «Коренные чужаки», «Урожденные иноземцы», «Посторонние» и «Своя Инострания»; приобретение книг возможно по адресу: algor.goral@gmail.com; до публикации пятого тома другие его фрагменты вышли в свет на английском языке в журналах США и Канады
Комментариев нет:
Отправить комментарий