ГЕНИС: Взгляд из НЬЮ-ЙОРКА Культ Довлатова | ||
Как отмечают 80-летие писателя. Беседа с Соломоном Волковым
Сегодня в новом эпизоде подкаста "Генис: Взгляд из Нью-Йорка" – мы с культурологом и музыковедом Соломоном Волковым отмечаем 80-ю годовщину Сергея Довлатова, нашего друга, коллеги и любимого писателя. Среди затронутых в беседе тем: – География юбилея – Как и почему возник "культ Довлатова" – Писатель и поколенческий барьер – Подглядывая за творческим процессом
Александр Генис: Накануне 80-летия Довлатова, который, каждый раз об этом думаю, он бы мог встретить с нами, вовсю идет подготовка к космополитическому празднику, который уже привычно называют Довлатовскими днями. Они стали воистину международными событиями, которые отмечают по обе стороны океана – и в его родном Петербурге, и в далекой Уфе, где Сергей родился, и в нашем Нью-Йорке, где он выпустил все свои 12 книг, и в Сан-Франциско, где организуется в день рождения Сергея особый всемирный марафон.
Радостно наблюдать, как с каждым годом, а уж тем более с каждым юбилеем окрестности Довлатова ширятся, вбирая в себя места, связанные с его биографией, творчеством и происхождением. Так, одной из главных столиц "довлатовской географии" стал Таллин, где и мне не раз довелось делить с поклонниками писателя умно и сердечно устроенные под руководством Елены Скульской "Дни Довлатова". Его день рождения отмечали и в Армении, где Сергей никогда не бывал, но о которой всегда помнил. Пожалуй, эти два разнесенных по широте полюса довлатовской славы – хороший пример того национального вопроса, который Довлатов, по его словам "сын армянки и еврея, размашисто заклейменный в печати "эстонским националистом", перенес в словесность. Обычной советской оппозиции Восток – Запад Довлатов предпочитал антитезу из русской классики: Север – Юг. Кавказ у него, как в "Мцыри", – школа чувств, резервуар открытых эмоций, попрек тусклым северянам. Важно, однако, что Юг у Довлатова, как на глобусе, существует лишь в паре с Севером. Их неразлучность позволила Сергею сразу и продолжать, и пародировать традицию романтического Кавказа. Юг у Довлатова нуждается в Севере просто потому, что без одного не будет другого. С их помощью Довлатов добивался своего любимого эффекта – сочетания патетики с юмором. Эти, казалось бы, взаимоисключающие элементы у него не противостоят и не дополняют, а реанимируют друг друга. Стороны света служили Довлатову симптомом сложности. Сам он себя ощущал тайным агентом – то Юга, то Севера. Поэтому, рискну предположить, автора можно узнать в одном из его персонажей: борце по имени Жульверн Хачатурян, получившем "на Олимпийских играх кличку Русский лев".
Я вспомнил об этом микросюжете потому, что он один из ключей к довлатовской прозе. Она ведь все держится на динамическом балансе высокого с низким. И география делает структурный принцип его литературы более наглядным. Соломон, сегодня, как мы с вами это делаем в каждую круглую годовщину, связанную с довлатовской биографией, я предлагаю обсудить подобные ключи к творчеству Сергея, бесспорно ставшего культовым писателем. Давайте начнем с того, что попробуем определить, что это значит вообще и к кому такое определение применимо – культовый писатель. Соломон Волков: Первое, что я хочу сказать, что я не довлатовед, еще добавлю – и не бродсковед тоже, может быть, я немного шестаковичевед. Но вы написали книгу о Довлатове, вы с ним очень-очень тесно здесь общались. Так что вам, как говорится, в этом смысле и карты в руки. Что касается моих отношений с Довлатовым, то он много-много лет назад привел меня сюда на Радио Свобода, я сотрудничал, как вы помните, в "Новом американце", этом легендарном издании, которым руководил Довлатов. Я, между прочим, одним из первых стал называть его нашим Чеховым, и ему это очень нравилось. Когда Довлатов умер, мне позвонили из "Нью-Йорк таймс", они готовили некролог, то я и им сказал "это наш Чехов", и они эту фразу поместили в некрологе. Я воспоминаю об этом с маленьким удовлетворением, что я сказал это ему при жизни.
Говоря о культе Довлатова, мы можем вспомнить статью Олега Кудрина в "Новом мире": "Довлатов как культ". В ней он говорил о том, что культ – это высшая степень сакральности, когда писатель после смерти становится объектом поклонения. Культовый автор – объект квазирелигиозного преклонения, основа культа – чудесное воскрешение после смерти, что в России и произошло. Вы согласны с таким определением?
Александр Генис: В России литература сакральна, во всяком случае, была таковой. Довлатов как раз продолжает именно эту традицию, может быть и уходящую, но как-то она медленно уходит, во всяком случае, на Довлатова хватает. Действительно, писатели в России определяются и своей биографией, и своей популярностью, и своей ранней смертью особенно. Это относится к таким авторам, как, скажем, Высоцкий. Соломон Волков: Виктор Цой и потом, конечно же, Иосиф Бродский, они все укладываются в эту мифологему. Александр Генис: Совершенно верно. Но, конечно, не только они и не только поэтому. Тем не менее, я помню грандиозные похороны Высоцкого. Буквально в тот же день Вознесенский откликнулся на эту кончину эпитафией, которая звучала, по-моему, так: "О златоустом блатаре рыдай, Россия! Какое время на дворе – таков мессия". Ранняя смерть и Высоцкого, и Есенина, и Маяковского, и Довлатова способствовала сакрализации их творчества и их фигуры. Но это работает только при одном условии: если есть, на что опираться. На самом деле в культе Довлатова виноват сам Довлатов. Я читал статью, которую вы вспоминаете, там говорится, что хуже всех я, потому что именно моя книга "Довлатов и окрестности", которая на днях вышла в 8-й или 9-й раз, виновата в том, что я будто бы утвердил такой культ. Это, конечно, не так, такой культ утвердил сам Довлатов и его читатели, которых уже не сосчитать. По-моему, больше пяти миллионов экземпляров уже разошлись, и это в наше время, когда пять тысяч проданных экземпляров считается большим успехом. Но в той же статье говорится, что раз есть культ, то есть и реформация, есть протестанты, есть люди, которые борются с ним, потому что он оскорбляет их – то ли завистью, то ли азартом. Готовясь к нашей передаче, я, например, наткнулся на цитату из опуса Дмитрия Быкова 20-летней давности, где он пишет: "Сергей Довлатов – гений среднего вкуса… Он воплощает собою ту идеальную, совершенную в своем роде посредственность, жизнеописание которой никого не огорчит и всякого утешит. Люди любят, когда им жалуются, но жалуются остроумно и не слишком надрывно. Люди любят неудачников, у которых все более-менее в порядке". Как вы относитесь к этим словам?
Соломон Волков: Мне кажется, эти слова Быкова опровергаются универсальностью довлатовской популярности. Например, переводами его на иностранные языки, переводами его на английский, в частности здесь, в Соединенных Штатах. Так что Довлатов является фигурой, так скажем, всемирного масштаба. Мне кажется, что здесь Быков, вероятно, все-таки заблуждается. Александр Генис: Я беседовал с Быковым лицом к лицу на эту тему, задал ему такой же вопрос, это произошло уже 20 лет спустя, он меня уже не называл, как тогда, "либеральным болтуном, который недооценивает Лимонова", мы говорили вежливо друг с другом. Но тем не менее, он остался тверд в своих убеждениях, считая, что Довлатов – это местечковый писатель для Брайтон-бич, это такая локальная фигура, которая нужна только людям со вкусом не слишком взыскательным, раз их удовлетворяет такая простая проза и такая незатейливая литература.
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий