28 февраля 2021, 16:26
Вновь все отнять — и вернуть чужим потомкам?
Возможна ли в России реституция дореволюционной собственности, экспроприированной в годы становления советской власти.
Ряд социальных ученых в России вновь подняли вопрос о реституции — возвращении отнятой большевиками в 1917 году собственности потомкам ее владельцев. Круглый стол на эту тему проходил в Московской высшей школе социальных и экономических наук (Шанинке).
Любопытно, что проблема напомнила о себе «30 лет спустя»: в прошлый раз реституция обсуждалась в 1989–1993 гг., то есть, «70 с лишним лет спустя» после большевистской революции. И уже тогда общественность пришла к выводу, что «поздно, и времени много прошло, и много всего случилось, царскую Россию не вернуть». Никому ничего тогда не «реституировали», хотя в тот момент еще и кто-то из бывших собственников, пусть и в мафусаиловых веках, мог бы найтись, а уж детей и внуков было немало. А теперь уже «век с лишним спустя»…
Также любопытно и то, что инициаторами дискуссии выступили молодые ученые, при участии ветерана демократического движения Андрея Зубова. Согласия, однако, между участниками не было, начиная с терминологии. Так, доцент Шанинки Мария Ерохова напомнив, что в современном российском праве «реституция» означает «последствия недействительности сделки», предложила во избежание путаницы говорить о «денационализации». Однако по ходу диспута большинство все-таки предпочло пользоваться словом «реституция» для возврата экспроприированной собственности.
Решительно в пользу реституции высказалась сама Мария Ерохова — она, во-первых, продемонстрировала слайды бывших дворянских усадеб, пребывающих в госсобственности, огромное количество которых лежит в руинах. А во-вторых, настаивала, что вернуть можно и нужно не только усадьбы потомкам лишенных в революцию собственности дворян, но и участки земли многочисленным потомкам ограбленных в коллективизацию крестьян — уже куда более масштабное преобразование.
С энтузиазмом вспомнил прошлое Андрей Зубов. Он рассказал, как в 1993 году обсуждал тему реституции с академиком Юрием Пивоваровым, конституционалистом Михаилом Красновым и вице-премьером правительства Москвы Александром Брагинским — и вместе они пришли к выводу об «абсолютной необходимости восточноевропейского пути».
«В первой Госдуме собралась фракция „Союз 12 декабря“ во главе с Брагинским. Но нас никто не понимал, — вспоминал Зубов. — Ходили мы к Гайдару. Он сказал: в России это невозможно, надо быстро-быстро приватизацию проводить, а то придут коммунисты и все отберут. Брагинский вскоре умер, фракция распалась».
По глубокому убеждению профессора Зубова, реституция — не только нравственный императив, но и не такая уж сложная операция. Как напомнил ученый, в Восточной Европе, как правило, требовали всего два документа: о том, что человек владел такой-то собственностью до прихода к власти коммунистов и о том, что ты его прямой потомок.
Правда, одна из гостей, старший преподаватель ВШЭ в Санкт-Петербурге Елена Ракова, заметила, что наблюдала реституцию в Болгарии — и «это было страшно», никаким порядком и справедливостью при этом и не пахло. (Тут можно было бы добавить, что в любимой профессором Зубовым Латвии облагодетельствованные собственники на радостях выселили из квартиры Вию Артмане, но об этом на данном мероприятии не вспоминали).
Далее разговор шел в основном о сложностях и том, насколько они вообще разрешимы. Декан факультета права Шанинки Дмитрий Дождев поставил вопрос ребром и заметил, что если невозможно вернуть Романовым Зимний дворец, а Путиловым — Кировский завод, значит, невозможно и отнимать прочие объекты у нынешних собственников, чтобы передать потомкам бывших.
Дождев вообще высказал радикальную точку зрения, что по совести право на реституцию имеют лишь потомки белогвардейцев, сражавшихся с большевиками. А «остальные сами хороши» — в том числе и крестьяне, грабившие помещичьи усадьбы. «Вас дедушка наследства лишил», — подчеркнул Дождев, добавив, что число таких потомков чистых белогвардейцев, ничем себя не запятнавших, может оказаться и вовсе ничтожным.
Даже в наиболее простом, казалось бы, вопросе о дворянских усадьбах и то нашлась масса сложностей. Многие ли сегодня сумеют найти хотя бы два-то документа, по восточноевропейскому образцу? Тут же возник и подвопрос: а что, если на одну усадьбу отыщется много наследников? Каждый из них получит долю? Много ли надежд, что эта шумная компания «долевиков» усадьбу восстановит и станет содержать в порядке? Шансы равны нулю…
Наследники бывают разные. Как рассказал ведущий круглого стола, директор издательской группы «Закон» Владимир Багаев, недавно в России обнаружились наследники высокородного русского дворянина, похороненного в Париже — так они увлеченно борются за право вывезти из Франции и подороже продать его очень дорогое (в финансовом смысле) надгробие.
Как напомнил доцент РАНХиГС Николай Кульбака, вопрос о праве собственности на усадьбы совсем не прост. «Даже в конце XIX века у огромного числа имений было множество собственников, огромное количество судебных исков и проблем, — рассказал Кульбака. — У крестьян же вопрос, кому принадлежит та или иная земля, часто решался кулаками и кольями».
Старший преподаватель Института культуры Владимир Хутарев-Гарнишевский добавил, что великое множество усадеб было спешно перепродано во время Первой мировой войны, и особенно между Февральской и Октябрьской революциями. Правда, Гарнишевский полагает, что полезным подспорьем могли бы стать налоговые документы в архивах.
Еще сложнее вопрос о реституции художественных ценностей. «Представьте себе, что в обычную московскую квартиру переезжает коллекция фламандской живописи, — предположил Гарнишевский. — Что станет с ее владельцем через неделю? Да его убьют! Он не сможет обеспечить охрану. Или станет добычей мошенников». Кроме того, масса возможных наследников находящихся в России произведений искусства сами являются гражданами других стран. А закон запрещает эти ценности вывозить.
Несмотря на все вышесказанное, часть участников дискуссии настаивает, что нужно облагодетельствовать хотя бы тех немногих, кто сможет доказать свое родство. «Любое решение будет весьма неидеальным, — заметил доктор права Эссекского университета Александр Верещагин. — Но я считаю, что частичное восстановление справедливости, даже на 2%, будет лучше полной несправедливости».
Леонид Смирнов
Комментариев нет:
Отправить комментарий