Алек Брук-Красный: «Завтра начинается вчера», Часть 1
У каждого человека своя судьба. Одни говорят, что она дается при рождении, и человек проживает жизнь на «коротком поводке» – что ни делай, а от судьбы не уйдешь. Но есть и другие, кто доказывают обратное, и делают свою судьбу сами, иногда «переламывая» жизненные ситуации, чтобы идти только вперед. И это не мифические персонажи, созданные фантазией писателя, а реальные люди, живущие среди нас.Алек Брук-Красный «сделал себя сам». И как раз об этом наша книга – история человека, создавшего собственную судьбу.
Завтра начинается вчера
Роман
В просторной комнате, занимающей центральную часть первого этажа двухэтажного жилого дома, за офисным столом по-хозяйски расположился высокий средних лет мужчина. Сегодня его рабочее место, обычно заваленное бумагами, было девственно чистым, отчего казалось очень большим и немного торжественным. Мужчина открыл верхний ящик стола, достал из него Тору в кожаном тисненом переплете, бегло перелистав, открыл на нужной странице. Затем он встал, подошел к стене, украшенной множеством фотографий, дипломов и грамот. Его взгляд остановился на небольшом черно-белом фото, с которого из-за стекла грустным и немного ироничным взглядом на него смотрел старик в черной строгой кипе. Мужчина протянул руку, нежно провел по холодному стеклу, словно снимая с него невидимую пыль.
– Привет, деда, – вздохнув, произнес он. Мужчина вернулся к столу, достал из того же ящика синий бархатный мешочек, вышитый золотыми вензелями, надел на руку тфилин. Он на мгновение задумался, еще раз посмотрел на старую фотографию, и воспоминания увели его в маленькое еврейское местечко за тысячи километров от Нью-Йорка.
Алек Брук-Красный четко, как будто это было вчера, представил Субботу из другого века и из другой страны почти шестидесятилетней давности …
Солнце сквозь верхушки деревьев медленно подбиралось к горизонту. Небрежно тронув черепичные крыши, спряталось за оврагом, оставив на мгновение маленькому местечку бледные оранжевые блики…
Полная женщина лет шестидесяти встала с кресла, опершись руками на колени, оправила на себе праздничную вязаную кофту, подошла к столу. Пламя двух наполовину обгоревших свечей заметалось в мутном зеркале старинных серебряных подсвечников, испуганно затрепетало в созданном ею потоке воздуха.
– Шаббат шалом, – тихо произнесла она, гася пламя.
Пожилой мужчина, задумчиво глядя в окно, сквозь которое в мгновенно ставшим серебряным небе появились первые безжизненно бледные звездочки, повернулся к ней, улыбнулся:
– Шаббат шалом! Накрывай на стол, будем провожать Субботу.
– Да, конечно, 10 минут… Поможешь мне, Алик? Она ласково потрепала по вихрастой голове мальчика лет четырех, стоявшего за спиной мужчины.
– Угу…
– Ну тогда возьми в комоде в нижнем ящике скатерть и дай деду.
– Деда, а деда, поиграй нам, ну, пока бабушка кушать принесет… Алик молитвенно сложил перед собой руки.
– Успеешь одну песенку, бабушка сказала – целых десять минут еще…
– Слушаюсь, мой командир! Он поправил кипу, сползшую на затылок, достал из потертого футляра скрипку, осторожно провел смычком по струнам. Первый, одинокий и резкий, будто недовольный звук расколол полумрак, но уже через неуловимое мгновение небольшую комнату наполнила чарующая мелодия…
низким, проникновенным голосом вторил скрипке мужчина.
– Нохим, ну что так грустно, а? Все, слава Б-гу, живы у нас и здоровы! Мужчина улыбнулся:
– Ты, Сарочка, права, как всегда. – Он бережно уложил скрипку в футляр и потер ладони. – Ой, а запахи, запахи, давай-ка быстро все на стол неси!
– Алик, а папа с мамой куда делись? Сара осторожно поставила на стол большое блюдо истекающей ароматом картошки «в мундире», пристроив его рядом с селедкой, щедро посыпанной зеленым лучком.
– Да вот же они, бабушка, вот, с соседями у калитки разговаривают! Алик ткнул пальцем в окно.
– Так беги быстро звать!
В подмосковном местечке Перловка, а ныне в самой что ни на есть Москве, заканчивался сентябрьский субботний день 1961 года. Впрочем, как и во всей огромной советской империи…
1961 год ознаменовался в стране победившего людей социализма тремя судьбоносными событиями: денежной реформой, полетом Юрия Гагарина в космос и переездом семьи Бруков (родителей мамы Алика) из коммунальной «плацкартной» квартиры в трехкомнатную и совершенно отдельную «хрущевку»!
А что такое отдельная, еще и трехкомнатная в лишенной даже намека на архитектурные излишества серой и унылой пятиэтажке?
Сегодня – это предмет воздыхания по не самой успешно сложившейся жизни и зависти к счастливым обладателям в 9 и (о сказка!) в 16–25-этажных домах хоромов. А тогда переезд от недоброжелательных, завистливых и пакостных сожителей по общим кухням и туалетам казался непомерным и всеобъемлющим счастьем, способным просто убить на месте.
И летом того самого знакового 1961 года Хаим и Мария Брук стали обладателями отдельного советского счастья. Правда, уже спустя год «отдельное счастье» пополнилось молодой семьей дочки Клары в составе ее мужа Семена и сына Алика, переехавших в столицу из Перловки. Больше герой нашей книги в Перловку не возвращался, но теплые воспоминания о ней, память о деревянном на две семьи, маленьком домике, мудрых и добрых стариках, его населявших, осталась на всю жизнь…
Говорят, что человека нужно воспитывать тогда, когда он лежит еще поперек кровати и в малосознательном состоянии, ну а потом уже, когда – вдоль и что-то там себе соображает – поздно. Этот вредный миф породил немало людей никчемных и ущербных, придерживающихся этой стратегии и в отношении уже своих детей. И так из поколения в поколение. Детей нужно просто любить и жить так, чтобы быть для них всегда и во всем примером. Это небольшое и, возможно, для кого-то лирико-философское отступление очень важно для того, чтобы понять, в каких условиях рос герой нашей книги. Единственное «насилие», которое было совершено над Аликом, когда он лежал еще поперек кровати, это было обрезание, которое сделали ему, как и положено, в восьмидневном возрасте. Автором этой рискованной идеи был дедушка Нохим, а вот где родители нашли в Москве 1958 года моэля, трудно даже представить. Но это произошло, и это во многом закалило его характер. Нет, закалил не сам процесс и не близость к Б-гу в результате этого процесса, а те сложности, которые возникли при поступлении и дальнейшей учебе в школе. Даже не имея богатого воображения, читатель легко представит себе, как «просто» было общаться Алику, еще и Кацнельсону, со сверстниками, особенно после регулярных медосмотров и переодеваний на уроках физкультуры. В Советском Союзе, где под лозунг «Человек человеку друг, товарищ и брат» евреев в принципе не любили и друзьями-товарищами не считали, а уж братьями даже с похмелья – ну, просто из области немарксистской фантастики. Правда, не любили и «хохлов», и «кацуков», и «чурок», и «чучмеков». Но у перечисленных «нелюбимых» были «свои» республики, где они не меньше и в ответ не любили «москалей» и «кацапов». В общем, имело место быть всеобщее братство и дружба всех народов по-советски. Но с какой стороны ни смотреть, хуже всего в такой ситуации было евреям и цыганам, которые ничего в этом плане «своего» не имели. Вот и в школе, где среди тысячи учеников был всего один Кацнельсон и двое цыганчат, их любили «по-советски» и часто с кулаками. Впрочем, ситуативный союз Алика и двух очень боевых цыганских ребят после пары-тройки кулачных разборок быстро прекратил попытки пацанов из «титульной» нации установить свою гегемонию.
Виктор ЗОНИС
Комментариев нет:
Отправить комментарий