Не влезающая ни в какие предвидения эпоха
Прогнозируют, что с ковидом удастся более или менее сладить уже в 2021-м. Что житейский уклад быстро возродится, пусть даже и в образе загадочной «новой нормальности». Что в России 2020-х станет больше репрессий, а Китай еще сильнее расцветет и окончательно перегонит Америку лет через восемь. Что весь мир повернется к зеленой повестке и примется тратить на борьбу с потеплением десятки триллионов долларов в год…
Многое из этого вполне может сбыться. Надо только добавить, что сверх того произойдут еще и совершенно непредвиденные вещи, которые заслонят собой все прочее.
Человечество последовательно проходит то через понятные эпохи, когда сюрпризов мало, жизнь течет плавно и поэтому умные люди о многом могут заранее догадаться, — то через непонятные, когда самые толковые прогнозы светлейших умов проваливаются один за другим. Последние лет двадцать на дворе именно такая никем не предсказанная и не влезающая ни в какие предвидения эпоха. И конца ей не видно.
Предыдущая эра непредсказуемости тянулась полвека — приблизительно с первых лет ХХ столетия и до его середины.
В начале 1900-х никто не догадывался, что за полтора десятилетия рухнут все великие мировые империи — Цинская, Османская, Российская, Австрийская и Германская. Великую войну, в общем, ждали, но о том, какой окажется Первая мировая, не имели даже приблизительного понятия. Победу большевиков не предвидел никто, включая и самих большевиков. Великую депрессию предсказывали только те, кто десятками лет ежегодно обещал экономический апокалипсис и поэтому никем не принимался всерьез. За 1939-й — 1942-й экспертные консенсус-прогнозы исхода Второй мировой войны менялись трижды, если не четырежды, и каждый раз на 180 градусов или около того. И это только часть исторических сюрпризов той эпохи.
А потом, с середины ХХ века, настала эпоха предсказуемости. Планета была поделена между двумя сверхдержавами. Одна продвигала капитализм в разных вариациях, другая — тоталитарный социализм. Войны между ними возникали часто, но не были решающими, а насаждаемые ими модели имели возможность показать свою силу или слабость.
Со временем становилось все очевиднее, что капитализм берет верх. Это стало восприниматься как закон природы: чем больше свободного предпринимательства, тем богаче страна; чем богаче страна, тем либеральнее режим. Политические теории той эпохи, и особенно теория модернизации, так правдоподобно изображали логику событий, что их проповедникам начали верить, как физикам и математикам.
Простые люди, в политических науках несведущие, мыслили в том же направлении. Стоит вспомнить наши домашние анекдоты 1970-х об абсурдности и убожестве советской жизни и о западных осмысленности и процветании.
В 1980-е движение ускорилось. Сначала внешние, а потом и внутренние провинции советской империи вместе с Россией начали осваивать капитализм и либеральную демократию, переходя — как казалось, навсегда — на правильную сторону жизни.
Все это выглядело логичным, назревшим и давно предсказанным. Именно тогда американский мыслитель Френсис Фукуяма выдвинул доктрину конца истории, т. е. торжества либеральной капиталистической демократии в мировом масштабе.
Эпоха понятности тянулась примерно до конца 1990-х. Хотя события в разных концах планеты все хуже укладывались в логику либерального прогресса. У нас разделительной чертой стал дефолт 1998-го, который обозначил конец российского западнического эксперимента. Однако приход к власти Владимира Путина в 1999-м — 2000-м еще можно было при желании толковать как своеобразный прогресс: временную и нерадикальную автократию, нацеленную на хозяйственный рост, социальное развитие и последующий переход к свободе. Это была иллюзия, но я, например, тогда в нее верил.
В мировом масштабе крах эпохи предсказуемого прогресса почти совпал с началом XXI века. Террористический удар по США 11 сентября 2001-го положил начало нескончаемым войнам на Большом Ближнем Востоке, которые вели к чему угодно, но только не к триумфам либерализма.
Великая рецессия 2008-го и последующих лет подорвала мечты о свободном капитализме равных возможностей, одновременно дав толчок к усилению нелиберальных рыночных режимов разной окраски и особенно китайского.
Десятые годы стали временем подъема автократий и полуавтократий, от Москвы до Анкары и от Будапешта до Дели.
Аналитики, которые подсчитывают по очкам «уровень свободы» в разных странах, сокрушаются, что несвободных и малосвободных режимов сейчас больше, чем когда-либо за последние лет тридцать. Но дело-то обстоит гораздо печальнее. Западные страны, зачисляемые ими в категорию свободных, не очень-то похожи на самих себя, какими они были несколько десятков лет назад. Так ли свободен средний американец, живущий в расколотом обществе, в котором оба лагеря совсем не поощряют разномыслие?
В незападном мире возрождаются империи, из обломков старых местных идеологий склеиваются воинственные доктрины, обязательные к исповеданию гражданами.
А в мире западном составные элементы недавнего либерализма и прогрессизма, вроде расового равноправия или природосбережения, мутируют во всепоглощающие тоталитарные концепции, которые перекатываются по континентам, подавляя культурно-исторические нормы и круша привычный образ жизни.
В XXI веке мир потерял путь и предсказуемость. Общепонятных ориентиров больше нет. Уже двадцать лет мы живем, не зная, какой будет завтра собственная страна, да и другие страны. Пандемия — тоже, конечно, никем не предвиденная, — удивительно органично легла на это вселенское смятение. Она, надеюсь, уйдет, но смятение останется надолго. В прошлый раз оно длилось полвека.
Комментариев нет:
Отправить комментарий